11 октября 1970 года скончался один из самых ярких разведчиков мира. Его обмен состоялся ровно 60 лет назад, в далеком 1964 году, на знаменитом Глиникском мосту. Тогда, на границе ГДР и ФРГ, встретились Гордон Лонсдейл (советский разведчик-нелегал Конон Молодый) и сотрудник английской секретной службы MI6 Гревилл Винн. Именно Молодый, а не Абель, стал прообразом главного героя знаменитого советского фильма «Мертвый сезон», посвященного работе разведки в период «холодной войны».
Благодаря Молодому СССР получил сведения о секретной подлодке и о самых последних технологиях. Все это английский суд «оценил» в 25-летний срок, который отбывать не пришлось благодаря обмену.
На днях племянник разведчика Вадим Молодый передал СВР России письма разведчика, которые хранились в домашнем архиве.
Обо всем этом — в материале «МК».
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
Конон Молодый родился 17 января 1922 года в семье ученых. С 1955 по 1961 год возглавлял в Англии нелегальную резидентуру. По легенде, был канадским бизнесменом Гордоном Лонсдейлом. Причем его бизнес был настолько успешен, что он стал миллионером, имел роскошную виллу, несколько автомобилей. Гордон вошел в Королевскую заморскую лигу (общественную организацию, насчитывавшую более 50 тысяч предпринимателей, программа которой состояла в агитации за укрепление Британской империи). Незадолго до ареста королева Великобритании пожаловала Лонсдейлу грамоту «за большие успехи в развитии предпринимательской деятельности на благо Соединенного Королевства».
Арестовали Конона из-за предательства сотрудника польской разведки Михаила Голеневского. 23 марта 1961 года в знаменитом уголовном суде высшей инстанции Олд Бейли в Лондоне его приговорили к 25 годам тюрьмы по так называемому «портлендскому делу». Своей вины он не признал. Вернулся Молодый в СССР в результате обмена 22 апреля 1964 года. Скончался 11 октября 1970 года.
«На ночь отбирали одежду, чтобы не сбежал»
ЦИТАТА
«Это был прекрасный, изумительный нелегал потрясающего таланта. Нельзя сказать, что все наши разведчики — сплошные Кононы Молодые. Он — личность уникальная!»
Начальник Службы внешней разведки России (1996–2000) Вячеслав Трубников
Итак, в Лондоне связниками-радистами Конона были надежные и опытные агенты советской внешней разведки американцы Моррис и Леонтина Коэн. Именно они помогали ему в работе резидентуры, даже подшлифовали язык, учили особым приемам разведывательной работы, которые подходят именно для этой местности. Они стали близкими друзьями. И были арестованы вместе. Но помимо них в деле были еще несколько фигурантов — источники.
В материалах много интересных фото с подписью.
На одном из снимков — деловой мужчина с телефонной трубкой. Подпись: «Таинственный Гордон Лонсдейл: лондонский бизнесмен и продавец музыкальных автоматов с канадским паспортом, но без личной истории до 1955 года».
И дальше — несколько снимков странных предметов. Подпись: «Доказательство того, что Лонсдейл был русским шпионом: тайник в его зажигалке и шифровальные блокноты КГБ внутри, найденные сотрудниками МИ5 12 сентября 1960 года».
Есть также еще фото — скрытый люк в полу кухни Коэнов на Крэнли-Драйв.
На следующем снимке — Гордон Лонсдейл в квартире. Подпись: «Радио использовалось для приема сообщений из Москвы, а также китайский свиток на стене, в нижнем цилиндре которого имелась скрытая полость». MI5 несколько раз тайно обыскивала квартиру.
Интересен уличный снимок: «Театр «Олд Вик», где Лонсдейл регулярно встречался с Хоутоном и Джи (завербованные агенты. — Прим. авт.) у главного входа».
А вот фото задержания: «Лонсдейл приветствует Хоутона и Джи возле «Олд Вика»; аресты; и Лонсдейл, запихнутый в машину МИ5 суперинтендантом Смитом. В корзине Джи с покупками содержатся секреты Портленда».
Тюремных снимков нет. Вообще Лонсдейла изначально поместили в центральную лондонскую тюрьму Уормвуд Скрабс. Но потом перевели в тюремный каземат Манчестера. Еще чуть позже — в Бирмингем, где он и содержался до момента освобождения.
Позже разведчик рассказывал:
«Я был в тюрьме на особом положении, потому что, как считали судьи, не признался в том, кем являюсь в действительности. Поэтому они боялись, что я убегу. Обычная тюремная форма — куртка и брюки, очень сходные по покрою с английской военной формой. Мне выдали такую же форму, но с тремя большими «заплатами» — на левой стороне груди, на правом колене и под левым коленом. Содержали в одиночной специальной камере, оборудованной решеткой из специальной стали, которую якобы не берет ножовка. На ночь у меня отбирали всю одежду, и всю ночь в моей камере горел свет. Куда бы я ни шел, со мной следовал специально выделенный тюремщик с моей книжкой-формуляром, в которой он расписывался при передаче меня другому тюремщику».
И вот что он говорил про освобождение.
«Утром 21 апреля 1964 года, — вспоминал нелегал, — я находился в бане и как раз разделся, когда за мной прибежал один из старших надзирателей. Это было само по себе необычно. Он сказал, чтобы я быстро оделся, так как я «нужен»...
Часов в 10 утра меня отвели в кабинет начальника тюрьмы, в котором помимо его самого находились секретарь министра внутренних дел и какой-то старший чин местной полиции.
Поздоровавшись со мной, начальник тюрьмы серьезно произнес: «Господин Лонсдейл (услышав «господин», я понял, что еду домой), я хочу представить вас секретарю министра внутренних дел. Затем мне предложили сесть и объяснили, что у секретаря министра имеется пакет, который он должен вскрыть в моем присутствии и зачитать мне текст документа...
Закончив чтение документа, начальник тюрьмы показал его мне. Все трое присутствовавших подошли ко мне и пожали мне руку».
«Был недоволен, что обменяли на мелкоту»
— КонОн, его зовут именно так, — начал нашу беседу близкий родственник легендарного разведчика Вадим Молодый.
— Почему все-таки Конон? Это ведь довольно необычно звучит.
— Ну вот уж такое имя дали его родители (мои дедушка и бабушка). Отец Конона — известный советский физик, Трофим Кононович Молодый, автор ряда важных научных исследований. Он создал советскую научную периодику и был одним из основателей Московского дома ученых. Мама Конона — Евдокия Константиновна — была хирургом, доктором медицинских наук, профессором.
— Есть разные версии, как Конон попал в 9 лет в Америку. По одной из них, он уже тогда ехал с разведзаданием (что кажется глупостью). А как было на самом деле?
— Когда отец Конона внезапно скончался в возрасте 39 лет, его мать осталась с двумя детьми. К тому времени они уже переехали в Москву, где бабушке не сразу удалось найти хорошую работу. Жили в очень стесненных условиях, есть было нечего в буквальном смысле этого слова. А у Евдокии было много братьев и сестер, в том числе Анастасия, переехавшая после революции в Америку и неплохо зарабатывавшая. Она сказала, что может взять к себе племянника или племянницу (взять обоих она не могла). Моя мама (она старше Конона на 5 лет) ехать отказалась. Конон сначала тоже категорически отказывался ехать «в эту буржуазную Америку» — советская пропаганда работала эффективно. В конце концов его уговорили: баба Стася обещала ему купить велосипед. Он о таком в Москве и мечтать не мог. В общем, поехал за велосипедом и пробыл в Калифорнии 6 лет. Он там получил образование, абсолютно «оязычился» (то есть у него не было никакого акцента). Это ему потом в работе нелегалом помогло.
— А велосипед все-таки купили ему?
— Да-да. Он его даже привез. Я на нем еще катался. Сейчас он уже истлел...
— А вы вообще в первый раз его когда увидели?
— Когда родился! Мы жили в одной квартире — у бабушки. Конон к этому времени уже отвоевал всю войну, был ранен. Он меня во многом воспитывал, мы с ним много гуляли, у нас масса совместных фотографий. Уехал он в командировку в 1950-е.
— Помните первую встречу после возвращения?
— Ну как же! Мне было уже 13 лет. Его привезли домой на черной машине «компетентные товарищи». Мы все бросились к нему. Обнимались, целовались. Он выглядел прекрасно, хотя потом рассказал, что пережил тяжелую болезнь.
— Какую?
— У него была флегмона руки, мог начаться сепсис. И врач (это еще до его ареста было) сказал, что руку придется ампутировать. Но Конон узнал, что есть доктор, который специализируется на лечении этой болезни. И вот на машине, управляя одной рукой, Конон проехал несколько сотен километров, добрался до этого врача, и тот спас ему руку. И благодаря этому он не погиб и даже смог более-менее без вреда для здоровья перенести тюремное заключение.
— Как он был одет при встрече?
— Как буржуй! В Англии нужно прилично одеваться и регулярно менять костюмы — ходить каждый день в одном и том же для человека статуса Конона неприлично. И у дяди (а он был за границей успешным бизнесменом, богатым человеком) был прекрасный гардероб. Вероятно, ему позволили забрать с собой многое — в его чемодане было в том числе несколько сшитых по индивидуальным меркам английских костюмов. Жалел только об одном: что не смог привезти «Роллс-Ройс». Здесь он купил «Волгу» и не очень ей радовался. Нам он тоже привез много подарков. Кстати, даже будучи в «спецкомандировке», Конон время от времени передавал для мамы, сестры и племянника кое-какие подарки. Через некоторых наших знакомых можно было что-нибудь попросить у дяди. Помню, я просил каталог марок и книгу по карате и вскоре их получил.
— Он что-то рассказывал про то, что с ним происходило за границей?
— Не особенно, потому что, как я понимаю, этого не следовало делать. Конечно, он не скрывал того, кем был. Весь мир знал, что он разведчик и что его обменяли.
— Простите, перебью… а про сам обмен, про какие-то детали он говорил?
— Он сказал, что на самом деле якобы его держали за плечи англичане, а сотрудники советской разведки точно так же держали Винна. Подвели в таком положении на равное расстояние от линии, которая разделяла два государства, и каждому дали здоровенного пинка в зад. Изо всех сил. Потому что вроде как все боялись, что какая-то сторона удержит заключенного, то есть одного вернут, а другой останется. В итоге они просто пролетели мимо, не успев бросить друг на друга «суровый взгляд разведчика».
Но понимаете, в чем дело… Поскольку дядя Конон все время шутил, я не уверен, что это тоже было сказано всерьез. Но то, что это его слова, ручаюсь, как живой свидетель.
— Правда, что он был недоволен тем, на кого его обменяли?
— Абсолютная. Конон был обижен, потому что его на «какую-то мелкоту» поменяли. Он, конечно, тут, что называется, дурака валял. Но если посмотреть на ситуацию объективно… он был резидентом разведки, а Винн — простым сотрудником, мелкой сошкой. Просто так вышло, что жена Винна дошла до королевы Англии, требуя вернуть мужа, который страдает в русской тюрьме. Она угрожала, что ославит на весь мир и ее, королеву, и английские спецслужбы. В общем, королева лично вмешалась в это дело.
— Он рассказывал про то, как в тюрьме провел время?
— Рассказывал всякие истории, смешные и не очень. Ну, например, сидел в тюрьме с ним американский гангстер. Не в одной камере, но в одном корпусе (и они в столовой вместе были, на прогулках). Американец этот вел себя вызывающе, всем хамил и говорил, что владеет приемами карате, и поэтому ему никто не страшен. А там же сидел англичанин, за какие-то преступления приговоренный к пожизненному сроку без права помилования. Ну, англичанин не поверил, взял какой-то тяжелый предмет, дал американцу по голове и убил его на месте. Ему еще один пожизненный срок назначили, зато другие заключенные и сотрудники тюрьмы стали к англичанину относиться с уважением.
— Как к советскому разведчику относились в английской тюрьме?
— Говорит, что неплохо. «Шпион проклятый» — таких слов никто ему ни в лицо, ни за спиной не говорил и ненависти к нему не проявлял. Английская тюрьма, конечно, не Алькатрас, но все равно обстановка там достаточно суровая. Конон так и не признал, что он советский разведчик. Его предал поляк, и он поэтому по каким-то договорам был как бы польским шпионом. Но, разумеется, все всё знали.
Однажды Конон рассказал, как он чуть не провалился в Англии. Он шел по улице с цэрэушником, о чем-то с ним разговаривал, естественно, по-английски, и тут какой-то московский знакомый, бывший в это время в Лондоне, его узнал и обратился к нему по-русски. Конон сказал: «Извините. Я не понимаю этого языка». У того хватило ума отстать. Потом, уже после возвращения (все это Конон рассказывал посмеиваясь), он попросил общего знакомого позвонить этому товарищу, из-за которого чуть не провалился, и сказать «КТМ».
— КТМ — Конон Трофимович Молодый?
— Да, но в этом случае КТМ нужно было расшифровывать так: «какой ты …» и нецензурное слово. И тут я дядю хорошо понимаю, ведь он реально мог из-за этого дурака провалиться.
— Вы были с ним близки?
— Очень. Он мне всем импонировал. Может быть, сложись моя жизнь по-другому, я бы тоже пошел по его стопам. Ведь Конон, несмотря на то, что он и бизнесмен отличный, и выдающийся разведчик, в общем-то был гуманитарием. Но за что бы он ни брался, все делал хорошо. Он написал книгу. Еще одну перевел (и, замечу, прекрасно) с английского на русский. Он был человеком добрым (но не добреньким). Никогда никого не мучил ни физически, ни психологически. Любил животных. Не переносил дураков.
— В смысле — не общался с ними?
— Ну да. А если приходилось все же иметь дело с такими, то в лоб мог сказать. Ну, если человек дурак, то он сам это должен знать. И все же самое главное, по-моему, — его умение шутить.
Расскажу историю. У бабушки (она, напомню, была профессор, хирург) все время собирались гости. А гости были в основном или какая-то медицинская элита, или известные физики-математики (друзья деда). Однажды Конон пришел на такие посиделки и принес настоящий виски в таких плоских стеклянных бутылочках. Гости были в восторге! И вот застолье закончилось, академики и профессора разошлись. А бутылочки пустые пропали. Они их прихватили на сувениры. И Конан так забавно воскликнул: «Это ж надо! Светила науки, воровато озираясь, сперли пустые бутылки!»
— Он скучал по работе в разведке?
— Понимаете, он страдал даже не по разведке, а от невостребованности. Потому что, я думаю, к таким людям (кто вернулся по обмену) у спецслужб все равно не может быть полного доверия. И к каким-то секретным делам его не подпускали больше. За границу, даже если бы его направили, он поехать не мог: его отпечатки пальцев были во всех досье мира. И я не знаю, что там произошло, но из КГБ его уволили (точнее, он сам ушел, но было понятно, что надо уйти). И он в последнее время работал в ВИНИТИ (Всесоюзный институт научной и технической информации). В чем заключалась работа? Нашим ученым, которые иностранных языков не знают, тем не менее нужно быть в курсе того, что происходит в мире. А дядя и языки знал, и в инженерном деле что-то понимал. Он англоязычную периодику читал, переводил и писал короткие рефераты.
Вот он и работал, так же как и Абель (Вильям Фишер). Абель у нас часто бывал — очень милый, приятный человек. Они с Кононом дружили, хотя Абель был намного старше. И они были в этом смысле похожи, оба скучали по чему-то большему. Абель говорил, что был на докладе у какого-то очень большого начальника КГБ и в разговоре бросил такую фразу: «Я думаю, что…» А тот его перебил: «Думаю здесь я, а вы работаете». Абель сказал, что после этого развернулся и ушел. Ну и на жизнь ему и дяде хватало, естественно. Они же за все годы отсидки получали деньги. Плюс тогда не надо было покупать квартиру, потому что государство выделило.
— Чем он увлекался?
— Любил мастерить что-то. Обожал природу. Изучал историю, которую подавал в особом стиле баек, шуток-прибауток...
— Надо думать, к его персоне было привлечено большое внимание прессы. Как он на это реагировал?
— О, это отдельная смешная история. После возвращения ему дали трехкомнатную квартиру, где он жил со второй женой и сыном. Его адрес никто не знал, и поэтому журналисты ломились к нам.
В итоге к нам в квартиру подселили пожилую женщину, вроде бы бывшего майора КГБ. Ее задача была — отпугивать журналистов. Особенно непросто было с репортершей из Би-би-си, которая нас буквально изводила: дежурила под дверью, не давала проходу. Так вот, эту бабушку-чекистку мы поселили в единственной свободной комнатке, которую называли «щель» — она была шириной метра 1,5 и длиной 5. Была она очень вежливой и приятной, но, как только появлялась журналистка, бабулька превращалась в горгону или василиска! Журналистка боялась ее как огня. Я подумал тогда: такие бабки очень нужны!..
— Как на самом деле дядя умер? До сих пор ходят версии, что его отравили сотрудники иностранной разведки...
— Да разные версии ходят. Находятся даже идиоты, которые утверждают, что его отравил КГБ. На самом деле дядя с семьей поехали собирать грибы в Калужскую область. Поставили палатку, развели костер, сделали шашлык. Он выпил совсем немножко. И с ним случилось то же самое, что было с его отцом, — удар. Он упал, его парализовало. И — мгновенная смерть. Диагноз после вскрытия: обширный инсульт. По всей видимости, это наследственность. Но она не на всех распространяется. Сын его, слава богу, живой, а ему уже около семидесяти.
— Накануне смерти вы с Кононом встречались?
— Да, буквально за несколько дней встретились случайно на улице. Договорились, что сходим куда-нибудь, посидим (мне было уже 23 года, так что могли вместе и выпить). Решили, что увидимся после того, как он вернется из похода в лес. Он выглядел прекрасно, жизнерадостно. Помню, был в плаще и шляпе, как английский джентльмен. Я его таким и запомнил — очень стильным. Даже на даче он ходил не в простых трениках, а в английских тренировочных штанах. Я скучаю по нему...
Ева Меркачева
