Когда мне позвонили из редакции Esquire с предложением написать колонку об отцовстве, я испытал шок: уж кем я себя не считаю, так это хорошим отцом, а тексты на эту тему должны писать хорошие, состоявшиеся отцы, правда ведь?
Но хорошие отцы водятся только в рекламе «Мастеркард» или фантазиях выросших детей. Иногда хорошим отцом считают того, кто успешнее других формирует личность ребенка исходя из ожиданий общества, окружения и своих собственных, и неважно, какой ценой он добивается этого, — результат для него важнее средств, и дети, вырастая, продолжают в угоду отцу штамповать себе подобных на бесконечном пути насилия и страха.
На этом фоне лучшим может показаться отец, которого вообще нет в жизни ребенка: он позволяет ребенку самому познать мир и набить на этой дороге все шишки. Но отсутствие отца порождает в душе ребенка пустоту, и неизвестно, чем он попытается ее заполнить в будущем, в чьи постели приведет его поиск одобрения со стороны старшего.
Так что же значит — быть хорошим отцом? Я не знаю. Этому нигде не учат. Мы передаем ритуалы отцовства от родителей детям, повторяя наших отцов, как наши дети повторят нас, но кто сказал, что мы идем правильным путем, а не дублируем раз за разом ошибочный паттерн?
Мой отец ушел из семьи, когда мне было шесть, и после этого я видел его дважды. Год спустя он появился в моей жизни на один день — кино, мороженое, неловкость — и с явным облегчением ушел пить с друзьями (я упомянул, что у него была другая семья и проблемы с алкоголем?).
Во второй раз мы увиделись на моей свадьбе. Я хотел рассказать ему о накопленных за годы обидах и любви и услышать в ответ рассказ о его чувствах, но вместо этого мы, спасаясь от неловкости и стараясь скорее прекратить разговор, обменялись парой банальностей: он пожелал сыну пойти дальше отца, и да, папа, я пошел дальше, развалив свой первый брак за три года и оставшись в жизни собственной дочери куда более бледным привидением, чем ты был в моей.
Много лет спустя я не поехал на похороны отца, стремясь отдалиться от него еще больше, не осознавая, что тем самым, наоборот, приближаюсь к нему.
Я плохой отец. Этим я не горжусь и не кокетничаю, я будто признаюсь сейчас перед анонимной группой плохих отцов. Я слишком много работаю. Я уверяю себя, что через месяц, год, миллион лет все изменится, понимая, что вру себе, но не находя сил выбраться из порочного круга. Все чаще я, вместо того чтобы помочь сыну с домашним заданием, говорю «погугли», толкая его в объятия другого, глобального (чуть было не написал «настоящего») отца — интернета; у него-то всегда найдется время для моего сына.
Мой сын вырастет и скажет, что я не замечал его, потому что много работал; я возражу, что работал ради него, он ответит, что ему не деньги нужны были. И я разгляжу в нем себя-ребенка, а он, к счастью, еще не будет знать, что вырастет и станет мной и пройдет тот же путь, что миллиарды людей до него, продолжит дело отца, деда и всех пращуров вплоть до Адама.
С возрастом он, как и я, станет рабом системы под названием «жизнь» и ощутит вес векового мрака обязательств, в который впрягся. Он, как и я, будет укреплять семью, понимая, что любой брак — это ипотека, за которую всю жизнь расплачиваешься свободой, лишь бы не умереть в одиночестве, но судьба — недобросовестный застройщик, и ты все равно умрешь один, а прочность любой семьи не выше, чем у карточного домика, и те, кто прожил в браке четыреста лет, просто сдались и приспособились (приспосабливаются же люди к тюрьме).
У моего сына появятся свои дети, и он будет растить их, читая Десмонда Морриса, чтобы убедиться, что у всех так.
В детстве мне казалось — в какой-то момент ты дорастешь до отметки, за которой станешь взрослым, но этого не происходит. Ты все тот же мальчишка, мы все — тринадцатилетние дети, запертые во взрослых телах, и от комедии про обмен телами наше путешествие отличается лишь тем, что в конце мы не возвращаемся в свою подростковую сущность, а умираем, спрашивая себя: и это все?
С рождением детей твой внутренний ребенок не умирает, он становится злее, ведь теперь ты не можешь уделять ему столько времени. Нет проблемы отцов и детей — это всегда конфликт двух детей, нашего внутреннего — и внешнего, настоящего.
Мой внутренний подросток, скрытый за слоем иронии и морщин, до сих пор путается в завязывании галстука и в отношениях с детьми. Я наделал на этом пути много ошибок, и они не дают мне права называться хорошим отцом, но позволяют рассуждать о том, что значит быть им.
Быть отцом — это больше чем жить вместе. Больше чем обеспечивать семью. Быть отцом — это вечный стресс и сдерживаемая паника.
Быть отцом — не знание, а дорога, по которой ты идешь, держа за руку слабого, а в другой руке у тебя факел, которым ты освещаешь темноту. Когда ты говоришь, что знаешь дорогу, ты врешь. Каждая набитая на этом пути шишка приносит опыт; и за тридцать лет я усвоил пару приемов, помогающих дольше косить под настоящего отца из рекламы йогуртов.
Этот текст не подробное руководство пользователя на серой переработанной бумаге со схемами и телефоном колл-центра. Мои знания выстраданы. Я не делаю на них бизнес. Я просто человек в дрянном поло с символикой бренда. И я не знаю, сработают ли мои советы, и не буду делать вид, что понимаю эту жизнь и спасу тебя от хаоса, но, если мы вдвоем поверим в то, что порядок возможен, наша вера его и выстроит.
Я не дам универсальных рецептов, а они есть, и самый просто из них: чтобы стать хорошим отцом, надо стать хорошим человеком. Но, по правде говоря, шанс встретить хорошего человека не выше, чем заметить единорога на вершине радуги, поэтому проще обмануть, выдав себя за того, кем не являешься.
Итак, если хочешь сойти за хорошего отца:
Проводи с ребенком время. Он твой главный итог, твой плод, доказательство осмысленности твоей жизни. Это не значит, что бедный отец, сидящий к ребенку лицом, важнее, чем развернутая к нему богатая спина. Ты должен и зарабатывать, и проводить с ним время. Откажись от того, что мешает тебе быть с ним. Сделай время, проведенное с ним, приоритетом.
Раздели его интересы. Лепи с ним фигурки из пластилина, играй с ним в «Майнкрафт», как бы это ни раздражало. Не навязывай ему правила жизни и нормы поведения, навязанные тебе твоим отцом, рекламой, книгами, телевидением и интернетом. Он похож на тебя. Ты его растишь. Но это не делает его твоей собственностью. Твоя задача — создать ему условия, а не отформатировать его мозг. Ты всего лишь проводник, освещающий его путь факелом.
Не кричи на него. Когда ты делаешь это, вместе с тобой кричит твой внутренний подросток. Твой ребенок пришел сюда, наделенный безграничной любовью к тебе и безграничным доверием — ты все, что у него есть, и он буквально умрет без тебя, не порть это осознание криком.
Не наказывай его. Каждым наказанием ты расширяешь пропасть между вами. Чтобы облегчить себе задачу, представь, что ты сорвал дедлайн, не выиграл конкурс, потерял работу — а дома тебя ждет четырехметровый гигант вдвое старше тебя, который вместо поддержки и сочувствия объявляет тебе: «Ты опять облажался, сиди пять дней без интернета». Не добавляй в мир злобы, он и без того достаточно жесток и хаотичен.
Разгляди в ребенке себя, а не того идеального человека, которым ты пытаешься его сделать. Беда в том, конечно, что себя ты не любишь, но тебе придется полюбить себя, если ты хочешь, чтобы и ребенок это сделал.
Не пытайся выиграть битву с интернетом, ты обречен. В мире твоего ребенка нет телевидения, газеты кажутся ему новгородскими берестяными грамотами, жизнь его — сегмент поп-культуры, для него первичен Палпатин, а не Путин. Подружись с интернетом, вместо того чтобы воевать с ним. Преврати врага в союзника, не этому ли учат Сунь-Цзы и «Игра престолов»?
Не пытайся прожить с ним заново свою жизнь, в которой многое хотел бы исправить, — ты только повторишь свои ошибки, так уж устроен человек. Вместо этого сделай все, чтобы его жизнь была лучше. Говорят, с возрастом на лице человека отражаются все его пороки. Не только. На детях тоже. Они как вода принимают форму, которую ты лепишь из податливой глины их душ. Не только ты меняешь ребенка, он тоже меняет тебя. Отцовство заставляет вглядываться в себя, и не всегда нам нравится то, что мы видим. Быть родителем — в том числе пытаться изменить себя к лучшему, и, если хочешь изменить ребенка, начни с себя, а не с него. Ты делаешь ребенка тем, кем он станет, и от тебя зависит, захочет ли он стать тобой или сторчится в попытках не стать им.
Вот и все, что я знаю об отцовстве, и если тебе нужны другие ответы, звони старшему менеджеру, но нет гарантии, что он поднимет трубку. Быть отцом — это дар, который не всякий вынесет. Нужно смириться с тем, что мы не можем быть идеальными отцами: у нас самих не было таких отцов. С детьми мы обретаем билет в вечность, другой вопрос, понравится ли нам шоу, которое там крутят (спойлер — нет). Воспитание ребенка — беспрерывный экзамен и самоанализ, забег на долгие годы. От марафона он отличается тем, что число судей увеличивается по мере приближения к финишу. Мы плохие отцы. Это не значит, что мы не должны пытаться стать хорошими. Я стараюсь не повторить ошибок своего отца, и мне кажется, что у меня это получается. Я утешаю себя тем, что мой сын не повторит моих ошибок. И так мы с ним будем потихоньку двигать этот мир в правильную сторону — мы не знаем, где она, доверимся сердцу.