Начало театрального сезона в Год театра сопровождается чередой громких скандалов, которые заслонили собой премьеры. На прошлой неделе Минкульт сообщил, что в его структуре появится департамент театров. Государство пытается сделать театр эффективным, но театр продолжает существовать как бы параллельно государству. И это, как ни странно, и является залогом его успешности.
2019-й объявлен Годом театра в России, поэтому новости об успехах отрасли являются обязательной фигурой речи. «В 2018 году число посетителей театров достигло 40 млн человек. Такого уровня не было даже в советское время»,— заявила в начале года вице-премьер Ольга Голодец.
(По интернет-каналам прокатился слух о том, что новый департамент театров возглавит Николай Цискаридзе. Неужели поможет?)
Вопрос между тем не праздный: едва ли найдется другая страна в мире, кроме России, которая добровольно продолжала бы тянуть на себе всю глыбу культуры: музеи, библиотеки и, конечно, театры. Сегодня в России 619 государственных театров, из них 24 финансируются из федерального бюджета, остальные — из региональных. Согласно исследованию Forbes, в 2018 году федеральные театры получили от государства 17,3 млрд рублей, 10 млрд заработали только на постановках и гастролях (см. таблицу). Однако это лишь общие цифры. Есть ли в России театры, которые, грубо говоря, не являются финансовой обузой для государства? Об этом косвенно сообщает нам строка «доля бюджетного финансирования» в средней графе таблицы: если она ниже или чуть выше 50 процентов, это означает, что театр способен зарабатывать сам. Таким образом, речь может идти в лучшем случае о пяти-шести столичных театрах — известных на весь мир. Но при этом, опять же, мы не всегда знаем расходы этих театров — зарплаты работникам, ЖКХ, траты на постановки и гастроли — поэтому любые утверждения о «прибыльности» будут относительными. Все остальные театры — и регионального, и даже федерального подчинения — в средствах, мягко говоря, хронически стеснены. И не будет преувеличением сказать: подавляющее большинство театров в стране финансово целиком зависят от государства.
Если государство все же тащит на себе эту ношу, должен же быть от этого какой-то толк?.. Поиски универсального мерила эффективности приводят в итоге к усилению бюрократии, театр облагают нормативами. Так, многим из них приходится обеспечивать высокий процент посещаемости или «гнать репертуар», то есть играть 300–320 спектаклей в год. Более или менее понятным критерием может считаться лишь посещаемость театров, отсюда и гонка за цифрами. Тот же Минкульт сообщает, что в федеральных театрах число спектаклей с 2012 по 2018 год увеличилось на 45 процентов, а посещаемость выросла на 41 процент, достигнув 5 млн зрителей. Но опять же, эти цифры ничего не сообщают о качестве спектаклей. К примеру, привели в губернский театр на «Тартюфа» роту — 100 военнослужащих; половина проспала до конца спектакля. А где-то рядом идут спектакли, рассчитанные на 50 или 20 человек, и к ним огромный интерес — must see, нельзя не посмотреть. Количество и качество в театре никак не связаны. Как же принципы искусства перевести на язык, понятный государству? Ответ: никак. Это невозможно и бессмысленно, потому что у государства и театра разные задачи.
Однако именно эта студия гремит на всю страну и получает «Золотые маски». И губернаторы теперь тоже понимают, что это хороший способ заявить о себе на федеральном уровне. Но если студия закроется, ругать губернатора не будут; а вот если закроется театр на пересечении Садовой и Ленина, которому уже 120 лет, будет скандал. И поэтому заслуженный театр будут продолжать финансировать из скудного местного бюджета, но этих денег будет хватать только на выживание.
Но есть и хорошие новости. Понятия «провинция» в российском театре уже не существует. Уже неважно, где хорошо играть — в Москве или в деревне. Московскому режиссеру теперь не зазорно ехать в регионы и делать там карьеру. Критик Татьяна Тихоновец: «Крошечный театр "Поиск" из Лесосибирска, труппа — десять человек, со спектаклем "Мертвые души" Олега Липовецкого объехал все фестивали. <…> В городе Кызыле я увидела на тувинском языке премьеру "Кориолана" в постановке Марины Идам. Надо лететь в Абакан пять часов, а потом добираться столько же до Кызыла, чтобы увидеть "Кориолана"!» Благодаря соцсетям слухи о талантливом спектакле распространяются мгновенно.
Скандалы в театре в этом году, однако, опять затмили собой премьеры. На прошлой неделе суд вернул дело «Седьмой студии» режиссера Кирилла Серебренникова в прокуратуру на доследование. Юристы считают это «тихими похоронами» уголовного дела. Система госфинансирования театров устроена таким образом, что в растрате бюджетных средств можно обвинить любого худрука и директора — и это еще одно средство символического контроля. Новая тенденция этого года — укрупнение театров: суть ее в том, чтобы сделать менее громоздкой систему финансирования театров. В этом году Минкульт анонсировал объединение Театра драмы имени Волкова в Ярославле и Александринского в Петербурге под маркой Первого национального театра России. Против объединения выступили сообща театральная и городская общественность. И государство предпочло отступить — правда, это стоило поста худруку Волковского театра Евгению Марчелли (вместо него теперь Сергей Пускепалис). В театрах продолжаются конфликты худруков и директоров (это все тот же конфликт между творчеством и отчетностью перед государством). В прошлом году уволился режиссер Юрий Бутусов из Театра имени Ленсовета после конфликта с директором театра (теперь Бутусов — главный режиссер Московского театра имени Вахтангова); ушел и Дмитрий Крымов из Школы драматического искусства. Важнейший кадровый эксперимент года — превращение МХАТ имени Горького в «патриотическую новую драму» под руководством Эдуарда Боякова — судя по всему, закончился неудачей. Чем обернется назначение Константина Богомолова худруком Театра на Малой Бронной, пока не ясно.
Именно потому, что театр невозможно контролировать полностью, он и добивается успехов. Парадокс, но именно так сегодня в России и выглядит живой организм.
Андрей Архангельский
