Почти через десять лет после смерти Ольги Ивановны-старшей в январе 1990 года скончалась Ольга Ивановна-младшая. Зимой она попала в больницу, но если обычно, подлечив, её отправляли домой, то в этот раз в больнице она перенесла инсульт, и тихо угасла, не приходя в сознание. Когда человек много болеет и родственникам долгие годы приходится за ним ухаживать, то возникает ощ ущение, что с его кончиной станет легче. Жестокое заблуждение. Становится тяжело – не физически, а психологически. Время, которое раньше тратилось на заботу, уход, разговоры теперь заполняют воспоминания, иногда угрызения совести – но исправить что бы то ни было невозможно. Всеволод Евгеньевич захоронил урну Ольги Ивановны на Введенском кладбище рядом с её матерью Марией Константиновной Стриевской. Поставил крест с фотографией – больше он уже ничего сделать для неё не мог.
Выпускники 1994 года.
На кафедре около мемориальной доски В.В. Уварова
В 1991 году уехала на «историческую родину» Евгения Эйдельман – давняя знакомая Всеволода Евгеньевича, к которой он относился очень нежно. Ей самой уезжать не хотелось, но пожилая мать и старшая сестра настаивали, а она – самая сильная, энергичная и молодая – не могла отпустить их одних. Всеволод Евгеньевич считал, что это глупо: бросить интересную работу, друзей, квартиру, дачу – ради какой-то иллюзорной неизвестности, но сделать ничего не мог. Он не считал себя вправе Евгению Марковну уговаривать.
В 1992 году внезапно заболел сам Всеволод Евгеньевич. Причину этого заболевания никто так и не узнал. Может какую-то роль сыграла почти одновременная потеря двух любимых женщин. Кроме того, летом на даче он совершал совсем необязательные подвиги. Когда он что-то делал в своей мастерской, все были довольны – он работал там с удовольствием и результаты были всегда отличные. Но единственная в нашем посёлке владелица коровы предложила ему накопать сколько хочет навоза из коровника: «Только сегодня, а то кому-нибудь другому отдам – он мне мешает!» И Всеволод Евгеньевич пошёл копать, хотя очень не любил это занятие. Копал и сердился на себя за то, что взялся за это дело, на молодёжь, которая не хочет этим заниматься, на Марину Илларионовну, которая поставила жесткие сроки, хотя навоз лежал в коровнике уже несколько месяцев. В результате он поскользнулся и упал, ударившись бедром и сильно ободрав левую ногу. Этим же летом он привёз в рюкзаке из Москвы чугунные плиты, которые хотел положить перед крыльцом
– также сердясь на молодёжь. Ему в голову не приходило, что в некотором возрасте себя нужно беречь, хотя часто повторял заповедь академика Лихачева: «Do not harry, do not worry, do not carry!»
Нога долго не заживала. Появились боли в тазобедренном суставе. Но Всеволод Евгеньевич понял, что надо лечиться, только когда он потерял сознание в квартире, упав в ванной комнате в полный рост. Чудо, что он не разбил голову. Тогда он рассказал, что недавно так же упал на эскалаторе, перепугав пассажиров и служащих метрополитена. Появилась слабость. Анализ крови показал наличие воспалительного процесса. Врач назначила инъекции антибиотиков. Боль увеличилась. Врач сказала, что не может взять Всеволода Евгеньевича в больницу, поскольку нет диагноза и она не знает, в какое отделение его класть. Таня настояла.
Положили в ЦРКБ МЗ РФ в Измайлове 21 января 1993 года в двухместную палату – в палате напротив лежал наш сосед по даче художник Юрий Константинович Королёв, директор Третьяковской галереи, к которому пришёл огромного роста священник в чёрном облачении, судя по всему совершавший соборование. Всеволод Евгеньевич его не видел, а на Таню его появление произвело тяжёлое впечатление. И тотчас же пришла сестра, которая объявила, что результат только что проведённого исследования (то ли рентгеновского, то ли УЗИ) показал наличие гнойной флегмоны бедра, которая требует немедленного вскрытия. Однако вскрытие может быть произведено только в больнице, где есть отделение гнойной хирургии, а у них такого отделения нет. Они могут отправить его в больницу на Автозаводской, но сейчас холодно, а одеяла Центральная больница не может дать даже не время и нужно привезти одеяло из дома! Таня дозвонилась домой, дочь Оля оставила сестру Анёчку с тремя детьми и понеслась в больницу с одеялом. Потом отпустила Таню домой и поехала на скорой с дедушкой на Автозаводскую. Вернулась домой с одеялом и информацией, что дедушку отправили сразу на операционный стол. Среди всей этой суеты спокойным оставался только Всеволод Евгеньевич.
Расписание консультаций В.Е.Михальцева.
Характерно, что фиксировано только время начала консультаций
Утром Таня была уже в больнице на Автозаводской. После операции Всеволод Евгеньевич лежал в крошечной двухместной палате с весьма оптимистичным мужичком, которому недавно ампутировали обе ноги. Всеволод Евгеньевич встретил Таню каким-то подобием улыбки, но выглядел он неважно. Кроме того, он лежал на голом тюфяке без простыни под колючим одеялом странного цвета без пододеяльника и на такой высокой функциональной кровати, что он не мог с неё спуститься, чтобы достать утку... Жалость, отчаяние, обида – трудно сформулировать чувства, которые охватили Таню. «Почему! Почему! Почему человек, который всю жизнь работал на благо страны, должен так лежать, в состоянии, которое и бомжу не пожелаешь?» – думала она. Сам Всеволод Евгеньевич был совершенно спокоен и только попросил принести ему какую-нибудь скамеечку под ноги, чтобы он мог сползать с кровати.
Конечно, он был прав. К вечеру Таня принесла скамеечку, простыня и пододеяльник нашлись, хирург навестил его и был весьма ласков, безногий сосед оказался очень хорошим собеседником, а его тоже вполне оптимистичная жена была очарована Всеволодом Евгеньевичем и угощала его всякими домашними деликатесами. Обстановка была настолько приятной, что ему даже не хотелось возвращаться в Измайлово.
Однако в Измайлово его вернули. Положили в одноместную палату с туалетом и рядом со медицинским постом. Но это не помогло. Анализ крови становился хуже. Температура поднималась всё выше. При смене антибиотика температура слегка понижалась, но стоило его снять, она поднималась снова. Томография выявила много мелких заболеваний, характерных для пожилого человека, но ни одно из них не должно было давать такой картины болезни. Мысли больного путались. Начался бред. Чего он только не говорил! Даже собирался вставать и идти спасать Ельцина, поскольку сделать это мог только он! У врачей не оставалось никакой надежды.
Нельзя сказать, что Таня была в отчаянии. Наоборот, ей казалась, что она сделала не всё, что могла, что-то ещё нужно было придумать. Она позвонила Марии Андреевне Сапожковой, врачу-гомеопату, доброму гению жителей квартиры на Краснопрудной. Выслушав рассказ Тани, она обещала поговорить со своей знакомой – врачом-гематологом. К счастью Мария Андреевна уговорила доктора приехать в больницу (врачи этого не любят), в Измайлове её знали и с радостью приняли, осмотрели все вместе больного, устроили консилиум и дали рекомендацию – некий французский антибиотик, который нужно как-то достать.
Дома устроили военный совет – измышляли способы, которыми можно было бы привезти из Франции антибиотик. Внезапно раздался телефонный звонок. Звонили из Измайлова, просили к телефону Татьяну Всеволодовну. У девочек перехватило дыхание – никто не ждёт ничего хорошего от звонка из больницы. Но после разговора Таня вернулась удивлённая и радостная: «Больница получила гуманитарную помощь и среди медикаментов оказался тот самый французский антибиотик, который сегодня же передадут в отделение!» Бывают же чудеса!
Утром в больнице Таню встретила медсестра: «Идите скорее к нему!». Не без внутреннего трепета Таня вошла в палату. Всеволод Евгеньевич лежал улыбающийся, хоть и очень слабый, абсолютно в здравом уме. Но было ощ ущение, что он не помнит, в каком состоянии был накануне, как к нему приходил новый врач, какие изменения произошли. За сутки температура несколько упала, появился аппетит. Началось медленное выздоровление, хотя диагноза так и не было. Скоро пришлось принести в больницу костыли –левая нога стала на восемь сантиметров короче правой, наступать на неё было больно, но Всеволод Евгеньевич упорно тренировался. Выписали из больницы 16 апреля 1993 года с туманным диагнозом: «Данные обследования позволили диагностировать сепсис, септикопиемию с развитием острого пиелонефрита. В левом тазобедренном суставе рентгенологически определяются выраженные явления коксартроза, признаки асептического некроза головки бедренной кости. Несмотря на проведённое лечение больной практически не может ходить из-за нарушения функции левого тазобедренного сустава. Больной стойко нетрудоспособен, подлежит направлению во ВТЭК».
«Стойко нетрудоспособен» – эта формулировка Всеволоду Евгеньевичу совершенно не подходила. Таня попросила для него направление в ЦИТО, куда его положили без очереди и к нужному врачу по протекции Георгия Космиади – того самого одноклассника Тани, который когда-то остался в сгоревшей даче, а теперь стал известным учёным – биологом. В ЦИТО провели необходимые исследования, занятия ЛФК для уменьшения болевого синдрома и скорректировали приём необходимых лекарств.
Всё было бы хорошо, но теперь у Тани случился инсульт. Отправлять её в больницу пришлось уже Юре. Посещение больных взяли на себя внучки Всеволода Евгеньевича. Они жили некоторое время на даче в непростом режиме: один день Оля уезжает рано утром, оставляя Анёчку с тремя детьми, заходит в больницу к маме Тане, днём едет в больницу к дедушке, что-то покупает, а вечером возвращается на дачу. На следующий день утром уезжает Анёчка...
К счастью всё это продолжалось не очень долго. Выписали Всеволода Евгеньевича, выписали Таню, и они продолжили реабилитацию на даче. Всеволод Евгеньевич был готов приступить к работе, но его взяли только на договор. Он подал заявление ректору МГТУ с просьбой допустить его к участию в конкурсе на замещение вакантной должности профессора по кафедре Э-3 и был единогласно избран на Учёном совете кафедры. Во время болезни Всеволод Евгеньевич, естественно, отдал свои курсы молодым коллегам и теперь он поставил новый проблемный учебный курс: «Противоречивость технических решений в развитии газотурбинных установок». В работе, посвящённой экономичности перспективных энергоустановок он показал, что при определении стоимости невозобновляемых природных ресурсов необходимо учитывать дополнительную стоимость – «природную составляющ ую», что позволяет объективно выявлять преимущества прогрессивных энергоустановок. Этот курс был интересен самому Всеволоду Евгеньевичу, только огорчало, что его поставили «нулевой парой» и некоторые студенты жаловались, что опять проспали интересный курс. Сам Всеволод Евгеньевич никогда не опаздывал, даже если ему приходилось для этого на костылях бежать за трамваем.
Всеволод Евгеньевич любил повторять не им придуманную фразу: «Учёный должен знать всё о немногом и немного обо всём». Для каждой из интересовавших его тем он имел папку с вырезками или выписками. Кроме самых важных для него папок: «Высшая школа. Воспитание инженера» и «Природные ресурсы (экология)» существовали ещё «Техника», «Наука. Технический прогресс»,
«История техники», «Идеология и психология», «Этика, культура, воспитание», «Восстановление истории, правды», «Гомеопатия» и даже «Лженаука», в которой были собраны опубликованные неграмотные (с его точки зрения) обвинения в бессмысленности и даже вредности обсуждения проблем и явлений, которые наука пока не может объяснить.
В марте 1997 года на кафедре отмечали 80-летие профессора Михальцева. На заседании кафедры юбиляра поздравили, были вручены адреса. Обстановка не располагала к грандиозному застолью, и празднование объединили с Международным женским днём, что Всеволода Евгеньевича вполне устраивало. Его несколько смущало, но, наверное, было приятно, что больше половины февральского номера газеты «Голос ЦИАМ» было посвящено его юбилею. Редакция решила изменить традиционное освещение жизнедеятельности юбиляра, предоставив слово самому Всеволоду Евгеньевичу, а также его соратникам и ученикам, работающим в ЦИАМ.
Всеволод Евгеньевич писал: «Давно известно, что наибольшее отклонение от фактов возникает в сообщениях перед свадьбой, во время войны и после охоты. Полагаю, что в этот список справедливо добавить «и на юбилеях». Не только потому, что при ограниченной информации выступающие склонны сильно преувеличивать достоинства и достижения юбиляра, но и потому, что обычно не упоминаются недостатки, которые не могут не сопровождать его деятельность. При этом часто вырисовывается не облик живого человека, а схематическое изображение ангела. С любезного согласия моих друзей я предложил собственное описание конкретных событий в моей деятельности, связанной в значительной мере с работой в ЦИАМ. Ниже приведены отрывки из моей производственной биографии, подписанной в апреле 1977 года В.В.Уваровым, с дополнениями автобиографического характера».
Заканчивал Всеволод Евгеньевич свою биографию, как и полагается, словами благодарности: «Анализируя свою активную деятельность, я считаю, что её причиной были выдающиеся учителя, прежде всего – мой отец, позже Владимир Васильевич Уваров, доброжелательные родные и сотрудники, а также талантливые ученики, которые обусловливали успех и радость в работе. Им всем земной поклон и благодарная память».
Дальше стоит привести выдержки из поздравлений однокурсников и учеников Всеволода Евгеньевича, помещённых в той же газете.
Продолжение следует
