Центральные дома кинематографистов, литераторов, журналиста и вообще работников искусства, где еще четверть века назад кипела жизнь, до сих пор стоят в лучших московских районах. Но мы их обходим по дороге в более интересные места. Журналист Алексей Беляков прошелся по памятным местам молодости поколения около пятидесяти и описал, что там сейчас происходит.
ЦДЛ. Былое величие
Однажды я встретил тут сразу трех кумиров моей юности. В один вечер увидел Окуджаву, Вознесенского и Евтушенко. Нет, не вместе. Они сидели за разными столами, в разных компаниях. Это случилось в конце 1980-х, мне было лет двадцать пять, я оказался в легендарном ресторане после какого-то литературного вечера, куда меня пригласили. А потом намечался банкет, я был в числе избранных, кого позвали. И чувствовал себя кем-то вроде юного Данте в раю.
Дело в том, что попасть в ресторан Центрального Дома литераторов (Большая Никитская, 53) просто так было невозможно. Обязательно требовался билет Союза писателей СССР. Нет, конечно, отдельные выдающиеся личности вроде крупных спекулянтов или Никиты Михалкова туда проникали. Но вот с Аллой Пугачевой вышел целый скандал. Ее пригласил в ресторан Илья Резник. Он же поэт, ему можно. А Пугачеву не пустили. Тетенька-администратор сказала «нельзя». Ситуация по-советски тупая и комичная. Пугачева была уже мегазвездой, а ей говорят: «Покажите членский билет!» Тогда умница Пугачева взяла и проникла через другой вход. Сидит выпивает, закусывает. Вдруг опять докучная тетенька: «Вам здесь нельзя!» Все закончилось потасовкой и разбитыми очками тетеньки.
Есть старая байка про легендарного администратора ЦДЛ по имени Аркадий, кажется, Семенович. Он любил проделывать трюк. Осенью в ЦДЛ привозили раков. К ним устремлялись лучшие едоки города. Сидят все такие, с раками. Руки заняты. Тут возникает Аркадий Семенович: «Предъявите билет!» Возможно, у гостя и есть билет Союза писателей, но как он полезет за ним рачьими ладонями?
Ресторан ЦДЛ считался чуть ли не лучшим в Москве. Может, он и не был таким с точки зрения кухни, но само ощущение, сам азарт проникнуть туда, посидеть рядом с тем же Вознесенским, увидеть на стенах знаменитого Пестрого зала стишки и шутки завсегдатаев — это был кайф. Об этом потом друзьям рассказывали, как о поездке в ГДР. На тебя бросила взгляд сама Ахмадулина (Белла, а не Алена!), ты съел оливье, которым питается сам Искандер. Все, ты будто причастился, отныне от тебя исходит отблеск сияния той легендарной люстры, которую якобы Сталин лично вручил Горькому, чтобы украсить Дубовый зал.
…Сейчас в ЦДЛ два ресторана: один в Дубовом зале, другой в Пестром. Меню разные, но владелец один. Когда я тут оказываюсь, у меня всегда одно и то же ощущение: я в ресторане «Титаника», который достали из воды, почистили и накрыли столы белыми скатертями.
Да, войти может любой, не надо никаких членских билетов. А пожилой гардеробщик в ЦДЛ по-старомодному даже поможет даме скинуть шубку.
В Пестром зале все те же шаржи на стенах и те же стишки. Вот, допустим, от все того же Вознесенского: «Средь индюков и аллигаторов приятно видеть литераторов». Ну и так далее. Тени былого. Осколки великой эпохи. Знаменитый «ясновидящий» Вольф Мессинг как-то воскликнул, оказавшись здесь: «Сколько здесь витает душ, которые не могут и не хотят отсюда уходить!»
Псевдоготический стиль и оконные витражи навевают мысли о призраках, которые по ночам скрипят вощеным паркетом и вспоминают с доброй улыбкой, как выгоняли Пастернака из Союза писателей, а потом запивали коньячком это дело.
Но я пришел не за призраками, я пришел есть. Здесь одна хитрость. Ресторан Дубового зала именуется клубом. И те, кто в нем состоит, получают скидку 30%. Так что если хотите сэкономить — идите с тем, кто член.
Я не ресторанный критик, для меня тут еда вполне хороша. Советские традиции с примесью ненавязчивой Европы. И студень из говядины, и тартар из тунца. Еще одна фишка: официантками здесь только дамы сильно за пятьдесят. Чтобы поддерживать теплую ламповую иллюзию добротного советского общепита. Хорошие дамы, разговорчивые и улыбчивые.
— Скажите, — говорю, — а кто сюда вообще ходит?
— Разные люди ходят. Киношники ходят, артисты ходят…
— А писатели?
— Ну тоже ходят.
— Какие?
— Да вы их не знаете.
— Ну назовите, вдруг?
— Поэты Дарин и Замшев. Знаете?
— Нет, — смеюсь я. — Вы правы! А хоть кто-то из знаменитых?
— Юрий Поляков иногда бывает.
Ну об этом я сам догадался раньше — в фойе висела афишка «Творческий вечер Юрия Полякова». Ясно, что после вечера писатель отправится выпить рюмку-другую в Пестрый зал. Иначе какой он писатель и главред «Литературной газеты»?
На самом деле писатели состоятельные давно ходят в другие места. Во-первых, они вполне молоды и три этих буквы — ЦДЛ — никак не резонируют с биением их сердец. Что, допустим, ловить тут Глуховскому? Прилепин мог бы: его место, большой стиль. Но он на гастролях все время. Во-вторых, если писатель беден — ему тем более ловить тут нечего: оставить тысячи три-четыре за вечер с девушкой и вином — нет, извините. А девушке вовсе начхать, что когда-то тут бухал писатель Фадеев. Кто это вообще такой?
Был момент, когда ресторан ЦДЛ пытались реанимировать, сделать модным. Призвали сюда гастронома Алексея Зимина с командой. Они даже интерьер поменяли, не говоря о меню. Не сложилось. Хозяева решили: пусть остается помпезным и «элитарным». Как при Фадееве и Михалкове-старшем.
Помпезность осталась, посетителей нет. Очень мало. Если только кто-то не закатывает банкет. Я бы сам тут отметил свое 75-летие. Надо только дожить. И заманить поэтов Дарина и Замшева, пусть стихи почитают.
Домжур. Погибшая экспедиция
Из всех «домов» он старше всех. Бывший особняк подарили журналистам еще в 1920 году. То есть Домжуру (Никитский бульвар, 8а) почти сто лет. Здесь выступали Блок и Есенин, но их я не застал, как легко догадаться.
Я никогда не состоял в Союзе журналистов, но сюда заглядывал регулярно. Пьяные коллеги, смешливые девушки, разговоры о будущем. Напившись, мы любили горланить Окуджаву, про синий троллейбус. Хотя он вроде уместней в ЦДЛ, но там фигушки дадут спеть, а здесь всегда было демократично и шумно.
В углу иногда сидел с кружкой пива политический обозреватель Бовин. (Вы не помните Бовина? Жаль.) Еще был такой журналист-легенда Валерий Дранников. Работал в «Комсомолке», «Гудке», «Коммерсанте». Он всегда ходил в Домжур, выпивал много даже в преклонные годы, но сохранял при этом удивительную ясность ума. Можно было подсунуть ему любую заметку, и Дранников тут же разбирал ее по косточкам, объясняя, что тут плохо и почему. Не переставая выпивать крепкие напитки. Могучий старик.
Теперь здесь совсем все другое. Я не был лет десять — не узнать. То есть холл тот же, мраморная лестница вниз та же. Но внутри совсем другой ресторан.
Мне сразу поднесли рюмку настойки:
— Комплемент от заведения.
— Спасибо, не буду. Скажите, а журналисты сюда ходят?
— А кто их разберет — журналисты они ли нет?
На самом деле в зале я был один. Несмотря на вечер. То есть как минимум один журналист имелся. Успех.
Кирпичные стены, мощные стулья, бильярдный стол. Стиль «элегантная роскошь», как это называлось в 1990-е. Три отдельных кабинета. Один из них украшен инсталляцией: металлическая рамка, листы газетной бумаги, а сверху приделана старая пишущая машинка. Настоящая. То есть мне напоминают: «Тут вам не шалман, тут вам Дом журналиста!»
От скуки я стал читать наконец меню. «Рыба моей мечты», «Философия удовольствий», «Беседа с аксакалом». Последнее — это люля-кебаб.
— Извините, — говорю официанту, — а кто придумывает названия блюд?
— Наш арт-директор.
— А можно узнать его гордое имя?
— Нет, это коммерческая тайна.
Жаль. Я бы хотел даже познакомиться и посмотреть в чистые глаза человека, который это сочиняет. Вот еще названия салатов: «Модный репортаж», «Свежий памфлет», «Будь в тренде». Ну елки-палки, какой молодец арт-директор. На всякий случай для гурманов привожу состав «Будь в тренде»: горячие сырные конвертики с салатом из розовых томатов, винной груши, листьев корна, мангольда, руколы и долек апельсина.
Я искал хоть какое-то блюдо со словом «креативный» в названии — не нашел, увы. Было бы уместно. Зато тем временем явились двое посетителей, мрачные, в свитерах. Начали говорить о каких-то платежках.
Мне стало окончательно грустно. Экспедиция не удалась. Я потребовал вернуть комплемент. Опрокинул, закусил невкусным холодцом и ушел.
Дом кино. Тени прошлого
О, тут я впервые оказался в 1983 году, мне было 17 лет. Тогда киношной общественности показывали фильм Ролана Быкова «Чучело», премьера для своих. Меня пригласили, хоть к киношной общественности я никакого отношения не имел.
А потом все двинулись в ресторан обмывать. Если честно, не помню, был ли сам Ролан Быков. Зато я увидел ресторан Дома кино (Васильевская, 13). Я, конечно, пил минеральную воду, и очень большими глотками: у меня пересохло во рту. Еще бы, я наблюдал живых звезд. В том числе поэта-пародиста Александра Иванова. Который хоть не актер, но был тогда полноценным селебом благодаря передаче «Вокруг смеха». (Его вы тоже не помните? Ну извините.)
А потом я бывал здесь не раз. В середине 1990-х я писал за режиссера Аллу Сурикову ее мемуарную книжку, зарабатывал свою «негритянскую» копеечку. Мы встречались в ресторане Дома кино, пытались что-то обсуждать, но это было трудно. Алла Ильинична постоянно встречала друзей, и начинались затяжные обнималки-целовалки. Туда же действительно ходили все звезды. И все они снимались у Суриковой.
Однако в ресторане Дома кино были две главных звезды: актер Борис Хмельницкий и актер Александр Панкратов-Черный. Кажется, они тут просто жили. Можно было явиться в любое время и точно знать: там будут Хмельницкий и Панкратов-Черный. Чуть пьяные, они бродили между столами, со всеми болтали, шутили и смеялись. Особенно много шутили с девушками.
В середине 1980-х, когда началась борьба с алкоголем, официанты здесь ухитрялись приносить его актерам в бутылках из-под пепси. В меню никакого алкоголя, но придет, допустим, Андрей Миронов после съемок, и что ему делать? Официант несет пепси, а там коньяк, которым Миронов щедро угощает всех остальных.
Теперь Миронов тут фотографией на стене, грустно улыбается.
Здесь будто почти ничего не изменилось. Кажется, даже столы те же. Доисторический интерьер, к которому зачем-то добавили раскидистые искусственные «тропические» растения в кадках.
Но есть и мелкая радость. В предбаннике ресторана можно курить, сидя на кожаных диванах. Точнее, я увидел, что там курят два пожилых джентльмена. Поинтересовался:
— А что, разрешают?
— Ну если вы член Союза кинематографистов…
— А если нет?
— То все равно курите! — засмеялись.
Покурив, я сел в зале под фотографией Михаила Пуговкина, заказал свинину с концептуальным названием «Дом кино». Ждал очень долго, даже Пуговкин немного приуныл. Но у меня нашлось развлечение: за соседним столом что-то праздновали немолодые кинематографисты. Совсем немолодые, из тех, кто еще помнит мальчиком Олега Меньшикова (чья фотка тоже украшает зал).
Я очень люблю подслушивать, извините меня, добрые кинематографисты. Но вы же сами знаете, сколько можно поймать сюжетов вот так, на лету. Сперва они заговорили о комсомоле, потом о Галиче, а потом о главном. Что Дом кино уже совсем не тот. Что остаются только воспоминания. И что нынешние гардеробщицы даже не знают в лицо мэтров. Например, как-то пришел режиссер Александр Митта, а его приняли за случайного дедушку. В общем, я согласен с выступавшими. Не знать в лицо великого Митту — безобразие. Потому что великих осталось совсем мало. А новые звезды сюда не ходят. Данилу Козловского или Жору Крыжовникова тут не увидеть. Да, кроме щемящей ностальгии сюда заманить не может ничто.
Наконец мне принесли свинину «Дом кино», и она оказалась так себе. Вчерашней свежести. Под стать интерьеру. Так что вот гастрономический лайфхак: если вам надо хорошей советской кухни — это в ЦДЛ, а если плохой советской — это в Дом кино.
Конечно, я спросил у официантов, кто тут бывает. Оказывается, Панкратов-Черный до сих пор ходит! И это единственная хорошая новость из Дома кино.
ЦДРИ. Полный крах
В кафе на пятом этаже тут когда-то лихо бухали молодые актеры и музыканты. Ну и я иногда. В Центральный Дом работников искусств (Пушечная, 9/6) тоже пускали по удостоверениям, но место не было, мягко говоря, элитарным. Поэтому вахтерше можно было сказать: «Здрасьте, я снова к вам!» — и она не возражала.
Поднялся на заветный пятый этаж. Все закрыто. Ремонт.
Откуда-то снизу доносился рояль и голос певицы. Спустился. Да, в здешнем зале шел концерт. Пожилые тетушки аплодировали. Пахло корвалолом. Культурная жизнь продолжается. Концерты малоизвестных певиц, встречи с актерами средней величины, творческие вечера не самых известных литераторов. Короче, развлечения для тех, кому за шестьдесят. Справедливости ради: во всех этих домах — и кино, и ЦДЛ, и Домжуре — проходят такие вечера и концерты. Локальные активности, мелкие радости, тихие сладости. Дело хорошее. Культурный такой корвалол.
А если чего покрепче, то в ЦДРИ открыт лишь буфет на первом этаже. Там его раньше не было.
Зашел. Никого. На витрине бутерброды с чахлой колбаской. В меню — красное сухое и белое сухое, без уточнений. Пожилой бармен в блестящей жилетке хмуро сказал:
— Через полчаса закрываемся.
— Скажите, а что же с кафе на пятом? Когда откроется?
— Это к Елене Владимировне, она директор, к ней все вопросы.
— Извините, хотел еще уточнить…
— Все к Елене Владимировне. Все к ней!
И я отстал от бармена.
Да, у меня есть вопросы к Елене Владимировне. Но, боюсь, она не ответит. Где мои собутыльники, Елена Владимировна? Где веселые подружки, которые бухали с нами, не отставая, и улыбались так маняще? Где мои вечера, когда я напивался и при этом наутро был весел? Где моя юность, Елена Владимировна? Неужели все погибло и ничего не вернуть, дорогая Елена Владимировна?
Алексей Беляков
