Вчера весь день звонила Наташа Дёгтева.
— Очень важно, очень срочно.
Её голос на автоответчике звучал тревожно.
Вечером трубку снял Даня. Она сказала: «Это звонит заместитель директора студии Горького. У меня есть деньги на фильм о Коломенском. Передай маме, что мы с ней можем осуществить нашу идею. Но начать хотелось бы с выставки, посвящённой Александру Меню».
Я задумалась. Когда слышу о Коломенском, совершенно искренне могу сказать: не будь меня, возможно, теперь это был бы не заповедник, а маленький провинциальный музей…
Не уверена, что хочу именно сейчас вернуться к мыслям о древней русской архитектуре.
Может быть, отдать студии мой архив? Шкафы освободятся?
Но им, конечно, нужна я, а не мои папки, фотографии, проекты…
Нужны мои воспоминания.
К примеру — о тех трёх днях и ночах…
Какое сейчас в Коломенском чудесное фондохранилище!
А нужно ли
* * *
Когда впервые все осознали, что шедевры прикладного искусства нужно хранить в более цивилизованных условиях, начальники предложили выстроить в музее складской дюралевый ангар.
Время было благоприятное, готовились к Олимпиаде, денег выделяли достаточно. Единственное, что было нужно — это не упустить момент.
Неделя — для написания всех необходимых документов.
Ангар? Дюралевый? Да они с ума сошли! Иконы в ангаре? Древние рукописные книги в ангаре?
Сейчас очень греет душу то, что именно мне удалось доказать начальству: нужен не ангар. Строить нужно специальное хранилище, рассчитанное на конкретные бесценные предметы.
Конечно, было самонадеянно взять на себя создание образа и планов; написать задание на проектирование и строительство хранилища, которому не было аналогов нигде.
Мне сказали — сделаешь за три дня, выделим ресурсы, не сделаешь, больше никогда с этим не приставай.
Я сделала. Перекопала всю литературу, какую только нашла в Московских библиотеках. Разобралась попутно и с устройством самих библиотек: начиная с Лондонской и заканчивая Матенадераном.
Системы хранения книг и рукописей, картин и дерева, тканей и белого камня, археологических коллекций и металла…
Мне пришлось понять, что же и в каком количестве в Коломенских запасниках хранится, и какие условия для наилучшего хранения требуются…
Образы всех комнат, залов, лабораторий коридоров, переходов, и кабинетов; шкафы, полки, передвижные рамы, ячейки и прочее, и прочее… Были придуманы, записаны, зарисованы и превращены в документы…
В день, когда я должна была свою совершенно немыслимую работу сдать Совету заповедника и Главка, я шла в музей, как на праздник.
Белоснежная накрахмаленная блузка с эффектно завязанным тоненьким чёрным галстуком, узкая отутюженная юбка, уложенные волосы…
Полукругом расставила в кабинете стулья, заготовила для заметок сотрудникам пачку бумаги, наточила карандаши… К десяти утра во мне всё пылало, так я волновалась. Что скажут коллеги, чего я не учла? Слишком мало было времени. Хотелось знать их мнение, пожелания…
Ровно в десять открылась дверь. Вошла директор музея.
— А где же все? — спросила я.
— Все — это я! — услышала ответ.
Потом был проект, выполненный Моспроектом. Правда, сократили до минимума площади. Потом была стройка с заказчиком Мосинжстроем.
Мне была отведена роль невидимки. И только я знаю, какая часть этой «их» работы сделана мною. Обидно? Совсем нет. Жду развития событий…
Может быть, теперешний капитализм осилит заложенную в мой тогдашний план хитрость. Я придумала сделать здание таким, чтобы в будущем можно было увеличить его объём.
Раскинувшееся небольшое одноэтажное пространство имеет внутренний довольно обширный дворик. Его можно перекрыть, создав дополнительные помещения для новых хранилищ и выставок.
А если набраться особой дерзости, то и надстроить ещё один этаж!
Много можно рассказать о Коломенском такого, чего уже никто не вспомнит…
Как я привезла и с помощью большого строительного крана, расплачиваясь с рабочими спиртом, поставила у дорожки белокаменный верстовой столб. Как рисовала планы для первых исследований фундаментов дворцов…
…Планы реставрации памятников, восстановления деревень Садовники, Коломенское и Дьяково… Особый режим охраны…
Пётр Дмитриевич Барановский настаивал, что в Коломенское нельзя пускать людей с очень большим размером обуви… Так ценны там каждая травинка, каждый камешек, каждая птаха…
Гуляя по одной из аллей парка, никто и не догадывается, что она проложена моими руками и называется: аллея Любви.