Владимир Владимирович Шахиджанян:
Добро пожаловать в спокойное место российского интернета для интеллигентных людей!
Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Дела сердечные

26—27 мая 2003, понедельник—вторник, дни 379—380

Болит сердце. Скорее всего, невралгия. Можно поехать к Михаилу Михайловичу Алшибая, чтобы сделать кардиограмму и выяснить, что все в порядке.

Просто надо меньше курить, больше гулять, правильно питаться, не нервничать.

Примерно 15 лет назад я предлагал издательству «Молодая гвардия» выпустить книжку под условным названием «Настольная книга делового человека». В заявке мы писали (планировалось, что ее будет делать коллектив авторов — Алла Витальевна Перевалова, Вячеслав Иосифович Дмуховский, Владимир Николаевич Сафронов, Александр Михайлович Терехов и еще три человека), что одна из значительных глав должна быть посвящена здоровью человека.

Тогда еще слово «бизнес» не было расхожим, и никто никого не называл бизнесменом. Теперь же все бизнесмены. Держишь палатку — бизнесмен, владеешь «Юкосом», как Михаил Ходорковский, — бизнесмен.

Теперь и я столкнулся с проблемой: дело и здоровье.

Стараюсь питаться нормально, но не всегда получается. Гуляю с собакой более часа в день. Сплю столько, сколько требует организм.

Не нервничать? Не получается.

Не курить? Не получается.

Ведь знаю: нормально пойдут дела, только если я буду здоров. А так… Заболею, лягу в больницу — все остановится. Не смог я еще наладить работу фирмы таким образом, чтобы без меня месяца два, три, четыре крутилось все нормально.

Ладно, не буду о грустном.

Сейчас поздно. Подвожу итоги дня.

Главное событие: вышла книга «Учимся говорить публично» в газетном варианте — подписчики получили «Российскую газету» в увеличенном объеме, ее нужно особым образом сложить и разрезать — получается книжечка в виде брошюры.

Сколько времени я ждал этого события! А радости нет. Перелистываю газетные странички, просматриваю 101 этюд, понимаю, что многое хорошо бы изменить, дописать, дополнить, отредактировать.

Много сил и времени я отдал «Учимся говорить публично«. Книга мне виделась совсем другой — солидной, объемной, на хорошей бумаге, в твердом переплете. Там и словарь правильных ударений, и логопедические упражнения, и глава об исправлении заикания, и рассуждения о том, как снимать зажатость, стеснительность, застенчивость… И многое уже написано, но лежит в папках. Нужно переписывать, редактировать, дополнять, а у меня фирма…

Конечно, и в нынешнем виде «Учимся говорить публично» может быть полезной и обязательно найдет своего читателя. И научиться по ней можно. Но это скорее расширенный конспект, чем книга (несмотря на объем в 336 машинописных страниц).

Вечером ходил в театр. В помещении «Новой оперы» театр Петра Наумовича Фоменко давал спектакль «Семейное счастье».

Мы пошли в месте с Софьей Владимировной Костюк и Михаилом Юрьевичем Горшковым. Директор театра Андрей Михайлович Воробьев организовал все замечательно. Нам были заказаны пропуска (правда, за ними мне пришлось отстоять в долгой очереди), места мы получили отличные. Спектакль понравился.

Перед спектаклем ко мне подошел седой лысеющий человек.

— Привет, Володя. Не узнаешь?

Я пристально вглядывался в лицо человека. Что-то знакомое… И вдруг озарило.

— Олег? Коравяков?

— Ну надо же, узнал!

— Ты пришел смотреть спектакль? — спросил я.

— Да, мы думаем его снять для телевидения.

Мы не виделись более 20 лет. В конце 60-х годов Олег Коравяков был ассистентом режиссера в моей скандальной передаче на телевидении о проблемах свободного времени. Это целая история — как передача создавалась, как около полугода мы ее монтировали, как отбирали участников, и как она была запрещена в эфир.

От Олега Коравякова я узнал, что умерла режиссер передачи Марина Орловская, жена генерала Орловского. Муж ее консультировал фильм (по военной части) Григория Львовича Рошаля «Хождение по мукам».

А Анна Владимировна Земнова, с которой мы были дружны несколько лет, редактор передачи, к счастью, жива и здорова. Интересно, чем занимается ее сын? Когда-то я помогал ему входить в журналистику, и он дебютировал интересными записками солдата срочной службы.

Минут десять поговорили мы с Олегом Коравяковым. Мы знакомы 40 лет. Он был невероятно обаятельным парнем. А теперь мы выяснили, что наши дети, оказывается, учились в одной и той же 79-й школе и нашим детям уже за тридцать.

Так прошел понедельник. А во вторник я решил устроить себе отдых. Побольше погулял, выспался, почитал книгу, и сердце отлегло.

Сходил на почту. Оформил подписку на газеты и журналы на второе полугодие. Из 40 названий оставил 20 - не успеваю читать. Поэтому и принял решение: сократить подписку и срочно заняться газетными архивами — просмотреть газеты и журналы, вырезать все нужное, выбросить оставшееся.

Во вторник же была передача по СТС «Истории в деталях». Оказывается, показали в этой рубрике то, что снимала Любовь Сергеевна Камырина для «Публичных людей».

Во время передачи, а это было уже после 24.00, раздался странный телефонный звонок, и кто-то буркнул: «Посмотри передачу».

Я включил телевизор, но застал последние кадры. Мне позвонили потом два человека и рассказали о том, что они видели на экране: ненужное подтрунивание, грязноватые намеки, много пустоты.

Я уже писал о том, что Любовь Сергеевна Камырина дала мне обязательство, что передачу, до тех пор, пока я не посмотрю ее в студии, в эфир не выпустят.

Всплыла фраза из детства: «Обманули дурачка на четыре кулачка». Что это — наглость, хамство, безответственность, наплевательское отношение к другому человеку? Конечно, я позвоню руководству студии, выскажу свое мнение. Но ни мстить, ни судиться не буду — жалко времени и сил. Телевидение штука такая — посмотрели и забыли. Стоит ли тратить свое время, чтобы наказать виновных? Наверное, нет. Хотя в то же время думаю о другом: все мы не хотим связываться с хамством, не наказываем его, не замечаем, поэтому оно процветает.

Был у меня один студент — Александр Михайлович Терехов. Недавно написал обо мне статью. Переврал в ней все — год рождения, факультет, который я окончил. Обхамил в этой статье моих коллег, моих студентов. Когда я прочел его материал, конечно, мне стало грустно: человек он талантливый, интересный, мог вырасти в невероятно оригинального писателя, а стал писать пасквили. Другого слова для определения жанра найти не могу.

Можно привлечь его к ответственности, поднять шум. Но зачем? Его, наверное, не перевоспитаешь. Да и времени на это уйдет много. Бог с ним, простим, не заметим. Жалко ли мне сил, которые я потратил на него в свое время? Да нет, о прошедшем не жалеют. Он бывал у меня дома раз 400, ходил на все семинары, дарил свои книжки с восторженными надписями. Что с ним произошло? Не знаю. Наверное, психологический и творческий кризис. Бывает. Мне остается лишь пожелать ему пережить этот кризис.

Долго беседовал с Максимом Андреевичем Меньшиковым. Он уже многое сделал. Разработал план действий, написал руководство для менеджеров, наладил почту, контроль, ведет постоянно воспитательную работу с сотрудниками, сам учит их работать. Жаль, что ему трудно совмещать работу с учебой. Но научится.

Беседовал с Игорем Валентиновичем Мягковым, которого про себя всегда называю Некрасовым. Был у меня такой студент Игорь Валентинович Некрасов. Где он сейчас работает, не знаю. Они и внешне похожи. Игорь Валентинович Некрасов — талантливый человек, писал замечательно юмористические рассказы. Наверное, где-то работает.

Послал рекламу в газету «Округа». Дела наши идут лучше. Во вторник было 43 проданных лицензии, включая диски. Это уже хорошо. Как же сделать, чтобы каждый день хотя бы на одну проданную лицензию становилось больше? Сначала надо дойти до 50, а потом и до 100.

Четыре ночи. Или утра? Наверное, надо ложиться спать и на всякий случай принять «Нитронг».

Вспомнил докторов А. Я. Руду и С. В. Островского.

Это было давно. В 1976 году.

Мы ехали с Юрием Владимировичем Никулиным в его машине. И у меня сильно заболело сердце.

— Давай заедем в Институт кардиологии на Петроверикский переулок. Я попрошу — тебя сразу посмотрят.

Так и сделали.

Приехали, зашли в приемное отделение. Все увидели Никулина и заулыбались.

— Вот мой друг, что-то ему плохо с сердцем, посмотрите.

— Конечно, посмотрим, — сказал дежурный врач, и, уже обращаясь ко мне, добавил: — Раздевайтесь.

Сделали кардиограмму, тут же поставили диагноз: острый инфаркт. Быстро на каталку — и в реанимацию.

— Да я могу сам дойти, — возразил я.

— Вам нельзя разговаривать.

В реанимации мне измерили давление, прилепили различные проводочки, чтобы все движения сердца записывать и успокаивающе со мной поговорили.

— Если будете отвечать на мои вопросы, — проникновенно наставлял доктор, — говорите тихо и не двигайтесь. Судя по всему у вас острый инфаркт. Это хорошо, что Юрий Владимирович привез вас к нам. Сейчас мы возьмем анализ крови, последим за вами… Как вы себя чувствуете?

— Хорошо себя чувствую. Есть хочу.

— Подождите.

В реанимации я провел два дня. Самочувствие было хорошим. Но показания приборов не устраивали докторов.

Меня смотрел Евгений Иванович Чазов. Как-то сокрушенно изучая мою кардиограмму, он качал головой.

Через три дня к вечеру меня перевели в обычную палату. Там я сразу заснул. Спал долго. Утром проснулся, а около моей кровати шикарный стол: икра, балык, фрукты, натуральные соки…

Больной с соседней койки сказал:

— О, проснулся как раз к завтраку.

Чтобы в больнице так кормили!

Два дня у нас были фантастические завтраки, обеды и ужины. А на третий день дали обычную манную кашу, картофельное пюре с комками, кусок плохо пахнущей рыбы, мутный компот.

Оказывается, в нашей палате лежал директор одного из крупнейших гастрономов страны, но его выписали. И нас сразу стали кормить больничной едой.

Через неделю, когда врачи посмотрели мои старые кардиограммы, привезенные родными, выяснилось, что, скорее всего никакого острого инфаркта у меня нет.

На старых кардиограммах были отчетливо видны так называемые узелки, те самые, что поразили докторов и в той кардиограмме, которую с меня сняли при поступлении в больницу. Это их испугало. Когда выяснилось, что узелки давнишние, доктора успокоились.

Действительно, за два года до этого меня положили с сердечным приступом в кардиологическое отделение Института Склифосовского. Там и были сделаны эти кардиограммы с узелками.

Доктора объяснили мне все так:

— У вас происходили какие-то изменения сердца, и кардиограмма это показывает, и не исключено, что вы перенесли инфаркт на ногах. А в новых кардиограммах эти изменения остались. Что нас и испугало.

Тогда я провел в больнице около десяти дней. И все-таки мне поставили диагноз: ибс — ишемическая болезнь сердца.

Вот об этом я почему-то и вспомнил сегодня. Да, надо принять «Нитронг», на всякий случай. Завтра среда. Загруженный день.

Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян

P. S. И старые болячки иногда напоминают о себе. Чтобы не появились новые, старые вспоминать полезно.

«Человеку нередко кажется, что он владеет собой, тогда как на самом деле что-то владеет им; пока разумом он стремится к одной цели, сердце незаметно увлекает его к другой». ЛАРОШФУКО

1446


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95