«Дело Андреевой»

Была весна 2014-го. У меня не было идей. Совершенно никакого представления о том, какой фильм снимать. Чтобы начать работу над документальным кино — а это и есть моя профессия, — мне нужно было найти историю, которая бы увлекла меня настолько, что мне бы захотелось немедленно снять о ней фильм. Историй у меня не было. Ладно, думаю, пора почитать, что пишет немосковская пресса. Это как раз самый верный способ найти подходящую тему. Раньше надо было листать подшивки региональных газет, а теперь подшивки все в интернете. Читаю, читаю и напарываюсь на историю девушки, которая убила в каком-то отеле парня, который, вроде бы, пытался ее изнасиловать. Девушку за это осудили, и она сидит в колонии. То есть, по ее словам, она защищалась и за это ее осудили. Это казалось нелогичным.

Но еще больше меня удивило то, что под этой заметкой было несколько десятков комментариев. А под другими заметками на этом сайте комментариев не было

Надо побольше почитать про эту девушку. Поищу еще какие-нибудь упоминания. Задаю в поисковике: «Татьяна Андреева». И тут оказывается, что статей полным-полно, и под каждой — комментарии, комментарии, десятки, сотни.

«А симпатичная девушка. Думаю, грешным делом, я тоже бы не удержался» (Не Мамонец);

«Надо было ему член отрезать, что за мужики пошли, увидели девушку красивую и животными становятся...» (martens jonann);

«Молодец девочка, завалила насильника. Думал сонную беззащитную девушку испортить — не тут-то было, удачи и оправдания!» (Константин Кокс);

«Мужчины, которые здесь пишут всякую грязь и пошлость в комментариях, сами такие же моральные уроды(( Посмотрела бы я на их реакцию, если бы их жен или сестер пытались изнасиловать или еще хуже, изнасиловали — как бы они запели тогда???» (Ирина Соловьева);

«Да уж, убедить наше правосудие в необходимости самозащиты подчас бывает очень непросто. Так что, девушки, вам урок. Если насилие неизбежно, постарайтесь расслабиться и получить максимум удовольствия. Вот дала бы тогда парню, и все было бы в ажуре. И человек бы жив остался, и сама на свободе бы была» (Вечный Миг);

«Правильно сделала, одним ублюдком меньше!» (Наталья Орехова).

Что-то в деле бийской спортсменки людей цепляло, они сшибались в спорах и, судя по всему, выискивали все новости и малейшие факты, связанные с этим делом. Людям эта история была почему-то нужна и важна. Что же в ней было?

Несколько лет назад мне вдруг захотелось пойти в кино на фильм Тарантино «Доказательство смерти». Надо сказать, фильм точно не шедевр. Но кое-что в нем меня прямо заворожило. В двух словах, если не смотрели, там речь идет про одного симпатичного маньяка-автогонщика, который разбивает всмятку случайных девушек на своей машине. В первой половине фильма у него это получается, а во второй он напарывается не на тех девушек. И те, вместо того, чтобы стать очередными жертвами, смачно мутузят маньяка.

И эта линия меня захватила. Красная Шапочка съедает волка, восстание ягнят и вообще. Архетипический мотив справедливого возмездия, когда жертва выходит из уготованной ей роли и наказывает злодея, — это, безусловно, моя тема. Наверное, стоило бы посвятить несколько сеансов психотерапии тому, чтобы разобраться, почему именно это мне так интересно. Когда кто-то беспомощный и в силу обстоятельств слабый вдруг начинает бороться с сильным и пугающим, я всегда обращаю на это внимание и запоминаю в мельчайших деталях.

Например, у меня еще в детстве был наивный вопрос, почему евреи не вооружились и не начали воевать с нацистами? Почему они дали загнать себя в гетто и концлагеря? И поэтому я во всех подробностях помню историю восстания в варшавском гетто, когда его жители вооружались и сопротивлялись. Понятное дело, исторические примеры показывают, что случаи, когда обреченные вдруг становятся способны сокрушить мощного агрессора, довольно редки.

Чувство беспомощности, беспросветности, принуждения и причинения, безвыходности, бессилия, никчемности, никому не нужности, обиды, страха и жалости к себе. Вот они — ощущения жертвы. Я иногда тоже это чувствую, в такой бытовой форме, недлительной. И это отвратительные липкие ощущения.

И я изо всех сил приветствую прыжок из пассивного страдания в действие.

Вот, кажется, совсем недавно был флэшмоб #янебоюсьсказать. Рассказать вслух историю о сексуальном насилии или о домогательствах — это уже действие, выход из роли смиренной и молчаливой жертвы. А когда насильник получает по мордасам, короче, по заслугам, — это гораздо лучше.

Несколько лет назад у меня даже была разработка такого фильма, с рабочим названием «Дать сдачи». Там было не меньше десятка таких вот историй. У нас в стране это случается, оказывается, нередко. «В Бурятии 16-летняя девушка, владеющая приемами вольной борьбы, смогла отбиться от 19-летнего насильника и помогла милиции в его задержании. Инцидент произошел в Баргузинском районе Бурятии. Молодой человек заманил девушку в лес, повалил на землю и пытался изнасиловать, однако она применила знакомые ей приемы и убежала. Об этом сообщила руководитель пресс-службы СУ СКП Бурятии Ольга Иванова. Девушка обратилась в милицию, и насильника задержали».

Уже не помню, что помешало мне снять этот фильм. Скорее всего, то, что заявки у меня тогда были для телевидения, а телеканалам на тот момент эта тема была неинтересна. Не то что сейчас, когда мне постоянно звонят и просят материалы фильма и/или интервью.

История Татьяны Андреевой меня задела чем-то тогда для меня неясным. Вот хочется заниматься этим делом, а почему — не могу сформулировать. И вот уже и кино почти готово, и книгу пишу, и только сейчас понимаю, что именно меня в этом деле заворожило: что дала сдачи, дала отпор насильнику. Вот в чем был мой личный «крючок».

И к тому же сюжет с возмездием агрессору получил развитие. Архетипическая линия «воздаяния по заслугам» дала чисто российский выверт: «…и за это ее посадили».

Вот этот-то выверт и взорвал меня и еще тысячи разных людей, тех, кто вовлекся в дело Андреевой благодаря бесконечным одинаковым публикациям в СМИ. Получается, государство своими законами отводит нам роль жертвы, поощряет ощущение беспомощности, никчемности и беспросветности. А за «дать отпор» оно карает.

И с этим вдохновляющим возмущением я начала снимать фильм «Дело Андреевой».

И вот тут-то, в процессе работы, оказалась, что история гораздо интереснее, чем мне казалось вначале.

Главный опыт, который я выношу из погружения в дело Андреевой, таков: в каждой неоднозначной ситуации нужно проводить собственное расследование, минуя публикации в СМИ. Только так можно составить достоверное мнение. На том, что пишут журналисты, нельзя основываться, за это нельзя рубиться и за это нельзя собирать подписи. Потому что СМИ, как правило, перепечатывают друг друга и задают людям одни и те же вопросы. Не потому что они «плохие», а потому что все так устроено. У них завтра дедлайн, и они копают ровно один день (или неделю, если дедлайн через семь дней). Журналисту только кажется, что расследовать сложное дело можно за неделю. Нельзя.

Возьмем дело Андреевой. Кажется, что все про него известно. Цитирую из одной передачи: «… она была чемпионкой по пауэрлифтингу. Девушка молодая, подающая надежды, села в тюрьму на семь лет за то, что убила мужчину, который ее изнасиловал».

На самом деле села на шесть, и ее никто не насиловал. Я говорю не о том, что журналисты делают фактические ошибки. Я говорю о нашей с вами доверчивости. О том, что мы принимаем на веру то, чего не знаем, и сражаемся изо всех сил за какую-то истину, которую не проверяли. Когда вы подписываете петицию под каким-то призывом, откуда вы знаете, что все именно так и было? Потому что это написал кто-то, кого вы считаете авторитетом? Или читали об этом в статьях того единственного издания, которому доверяете?

У меня на расследование ушло три года. В результате мне более или менее удалось заполнить большинство белых пятен, и мое представление о деле Андреевой претерпело серьезную трансформацию.

Если взять условную точку конца человеческой жизни и посмотреть на события, будет видна причинно-следственная связь. Сквозь все, что мы выбирали под давлением, что делали, кажется, случайно, все незначительное, хаотичное, то, в чем мы винили других или обстоятельства, — сквозь все это проступит неумолимая закономерность. И окажется, что все это происходило именно с нами и ни с кем другим, потому что ни с кем другим и не могло. Потому что это неповторимая цепь поступков и их последствий.

И как бы действующим лицам дела Андреевой ни казалось, что все произошло совершенно случайно, ничего случайного, на мой взгляд, не было. Думаю, неслучайно два Сергея, у каждого из которых была любимая девушка, остались на ночь в отеле с двумя девчонками. И Татьяна неслучайно вместо крика, удара в пах, прыжка из окна выбрала удар ножом как способ остановить насилие. И свидетели не были случайными. Каждый по какой-то причине оказался в то время в том месте, и спустя годы, скорее всего, сам поймет, что это была за причина.

Я все время размышляю о добре и зле. Наверное, будь у меня теологическое образование, как у Шнура, мне было бы проще. Вроде бы, церковь тысячелетиями учит отличать добро от зла. Хотя, если судить по главным батюшкам, они отличать умеют плохо.

Добро и зло — конфликт, который лежит в основе большинства киносценариев, как игровых, так и документальных фильмов. Хоть «Крестный отец», хоть «Звездные войны», хоть мой фильм «Мама, я убью тебя». Как учат теоретики драмы, начиная с Аристотеля, мы, зрители, именно за этим и следим — за тем, как главный злодей борется с главным положительным героем, и как через них зло борется с добром. Довольно часто, например, в моих фильмах, в роли злодея выступает не человек, а система — скажем, российское государство.

Мы любим, когда добро побеждает, но это бывает не всегда.

Вернемся к фильму «Дело Андреевой». Девушка Татьяна убила юношу Сергея. Это делает ее отрицательным героем или положительным? Что заставило ее взять нож и воткнуть в живого человека?

Как она говорит, желание защититься и чувство правоты, которое возникает при отражении внезапного нападения. Ее поступок — злой или добрый?

Обстоятельства, которые заставили мою героиню схватиться за нож, окончательно не ясны. Ни она сама, ни длительное полицейское расследование так и не ответили однозначно на вопрос, что конкретно произошло между Татьяной и Сергеем до того момента и в тот момент, когда она нанесла ему удар ножом, от которого он потом умер.

Был ли злодеем он или она?

«Мы ходим в школу, на работу, на вечеринки, ездим в отпуск. Оплачиваем счета и платим налоги — изо дня в день, из года в год. Но что будет, если мы попадем в совершенно новую, незнакомую ситуацию, где наши привычки окажутся бесполезными? — спрашивает в книге «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев» социальный психолог Филипп Зимбардо. — Я прошу вас постоянно спрашивать себя: «А как бы я поступил в этой ситуации?» Геноцид в Руанде, убийства прихожан Храма народов в джунглях Гайаны, резня в деревне Сонгми во Вьетнаме, ужасы нацистских концентрационных лагерей, пытки военной и гражданской полиции во всем мире, сексуальное насилие над прихожанами со стороны католических священников… Нам приятна мысль о том, что хороших людей от плохих отделяет непреодолимая пропасть. Альтернативная точка зрения рассматривает зло как процесс. Она утверждает, что на злодеяния способен каждый из нас, для этого нужны лишь подходящие обстоятельства».

Что может заставить, например, меня нанести удар другому человеку? И становлюсь ли я в этот момент таким же агрессором, как он? Могу ли я убить человека? При каких обстоятельствах? И будет ли это впоследствии оправдано, если я пойму, что был и другой выход? А вы?

Хочу обратить ваше внимание еще на один момент. При всем бесконечном количестве статей, заметок, репортажей и полноценных телепередач, посвященных делу Андреевой, никто не рассказал нам о погибшем Сергее Черкайкине. Его портрет был нарисован буквально тремя штрихами: насильник, гопник, с гепатитом. Все. Только один раз, в программе «Пусть говорят», его мать, Любовь Евграфьевна, пыталась что-то рассказать о Сергее. Но высказаться ей не дали: понятно, мать плохого о сыне не скажет.

Татьяну Андрееву нам подали в ярких красках и мельчайших деталях, а погибшего как будто не было — серый, не заслуживающий слов силуэт, некий злодей, некий насильник.

Я думаю, никто специально не планировал именно так обрисовывать этих двоих, Татьяну и Сергея. Это не было результатом умысла или пропагандистским ходом. Но так вышло, что Сергей Черкайкин, тяжело раненный ножом в отеле и умерший потом в больнице, был показан нам, читателям и зрителям, как враг. Идеальный враг — тот, у кого нет лица. Он не человек, не индивидуальность. Некто злой и жестокий, плохой, монстр. Больше ничего мы о нем не знаем и не хотим знать. Этот эффект называется «дегуманизация», обесчеловечивание. Так солдат учат смотреть на противника, говоря им: «Перед вами не люди, а животные». Враг — часть некоей массы, не заслуживающей никаких дополнительных размышлений.

Вот почему журналисты чувствовали непреодолимое желание написать по делу Андреевой обзорную статью. Статью, в которой эта история смешалась бы с другими рассказами о некой самообороне и неких насильниках, которых убили, и прекрасных девушках, которые справились с этими монстрами.

Заметьте, я не говорю, что убитые не были злодеями. Я говорю о том, что Сергей Черкайкин был человеком, у которого было лицо, привычки, любимая музыка. У него был сын Никита, бывшая жена Маша, шрам от операции на животе. Он служил в армии и этим гордился, любил пошутить, постоянно звонил матери и подарил ей на день рождения машину, которая скоро развалится, а она не хочет с ней расставаться, потому что это — память о сыне.

Что еще остается сказать. Что Татьяна освободилась условно-досрочно и прямо сейчас она не в тюрьме, а дома в Бийске, с мамой и папой.