Часто приходится слышать от дилетанта, увидевшего по телевизору выступление дирижера: «Что это за профессия: стоять и махать руками? Даже я так смогу!». Действительно, махать руками дело нехитрое, главное, чтобы руки не устали. Не будешь же объяснять ему, что основная работа, причём титаническая, к тому времени дирижером уже проделана. Всё равно не поймет. Лишь мало-мальски музыкально образованный человек знает, что работа дирижера сродни работе театрального режиссера. Она делается заранее, в кабинете, один на один с воплощаемым творением (партитурой) и на бесконечных, изматывающих себя и музыкантов репетициях.
Колорадский симфонический оркестр. Coloradosymphony.org
Современный дирижер — это сложнейшая профессия. Помимо владения музыкальным инструментом (лучше несколькими) он должен иметь хороший голос (а как иначе интонировать оркестровые партии?), идеальный слух, уметь читать партитуры, разбираться в возможностях каждого инструмента, быть теоретиком, историком, владеть инструментовкой и композиторской техникой, ориентироваться в музыкальных стилях и жанрах, иметь понимание музыкальной формы как процесса. И это только профессиональная составляющая качеств успешного дирижера.
Дирижер — это руководитель, организатор, психолог, учитель, предприниматель. Без сомнения — лидер! Но даже этого недостаточно, чтобы о тебе заговорили как о Дирижере с большой буквы. Тут в силу вступает, ни много ни мало, магия личности. А как еще назвать безропотное подчинения музыкантов любому слову, жесту, взгляду маэстро.
Вы когда-нибудь видели взгляд Отто Клемперера? Посмотрите на его фотографии. Они обладают поистине гипнотической притягательностью. Во время гастролей Клемперера в Ленинграде один из критиков писал: «Когда поняли, вернее, инстинктом учуяли, что такое Клемперер, на него стали ходить так, что огромный зал филармонии не может уже больше вместить всех желающих послушать, а главное — посмотреть знаменитого дирижёра».
Мой преподаватель по классу дирижирования в академии Виктор Наумович Барсов (ныне покойный) любил повторять: дирижер не должен быть красивым, но он обязан приковывать к себе внимание музыкантов, не внешностью, а харизмой. И Барсов оправдывал сказанное: низенький, лысоватый, сильно близорукий, из-за чего был вынужден носить очки с толстенными линзами. Его поведение на сцене казалось скованным, а дирижерские жесты крайне скупыми, но это никак не влияло на управление оркестром: музыканты чутко улавливали малейшие нюансы его движений, с помощью которых он мог добиться и тончайшего пианиссимо, и бравурного фортиссимо. Его авторитет был настолько высоким, что одно время у него брал уроки дирижирования сам Мстислав Ростропович.
Барсов не был дирижером-диктатором, но подчеркивал, что зачастую это качество помогает подчинить себе коллектив. Я бы сравнил дирижера с дрессировщиком: чтобы тебя слушались, иногда нужно уметь «работать кнутом». Именно так. Зачастую музыканты, играющие в оркестре, представляют из себя пеструю, разношерстную, в какой-то мере необузданную массу, которой порой приходится управлять с позиции силы.
Теодор Курентзис и оркестр SWR. «Википедия»
***
Наверное, с момента появления дирижерской профессии существует почти классовая вражда между оркестрантами и дирижером. Первые хотят максимально сберечь свою энергию и не потерять в зарплате, второй старается вычислить халтурщиков и заставить их работать. И как часто это приводило к конфликтам и стремлению «выжить» дирижера из оркестра. Нужно быть очень тонким психологом, чтобы не потерять контроль над коллективом и сохранить его уважение.
Известный дирижер Юрий Силантьев, долгое время возглавлявший Эстрадно-симфонический оркестр Центрального телевидения и Всесоюзного радио, был типичным диктатором. По словам музыкантов, он создал в оркестре почти армейскую дисциплину. Даже опоздание на 3 минуты строго наказывалось. Трудовой кодекс и правила, принятые в других оркестрах, Силантьеву были не указ. Оркестранты жаловались, что во время репетиций дирижер почти не делал перерывов. Его репетиции могли длиться до 8 часов. «На том свете отдохнете», — издевательски подшучивал дирижер. И тем не менее музыканты обожали Силантьева.
Есть куда более дерзкие примеры проявления дирижерского самоуправства. Так, в 1920 году на репетиции Девятой симфонии Бетховена, которой руководил Артуро Тосканини, разволновавшийся скрипач взял несколько фальшивых нот, а потом еще раз и еще. Маэстро это взбесило, в результате чего оркестрант остался с поломанным смычком и подбитым глазом. Тосканини судили за рукоприкладство, но суд тогда встал на сторону маэстро, оправдывая его тем, что он «был приведен в экзальтацию своим гением».
Современник Тосканини, психолог Пастор, объясняя этот феномен, отмечал, что «священное безумие», в которое погружается выдающийся дирижер при исполнении сакрального для него произведения, полностью подменяет его нормальную личность и отключает «тормозящие нервы». Тосканини признавался, что в последние годы на репетициях он приводил в ужас свой оркестр, и тем не менее, его называют «величайшим дирижером всех времен».
Сейчас трудно себе представить образ дирижера-тирана в чистом виде. Это скорее имидж, чем реальность. Ему придется обуздать свой нрав и идти на уступки коллективу, чтобы сохранить место, репутацию и стабильный финансовый доход. Только выдающийся мастер может себе позволить перегнуть палку и то не всегда. Как-то дирижер Фриц Райнер на свой страх и риск решил не брать Чикагский симфонический оркестр на гастроли, на что получил в ответ повешенное за шею чучело в собственном образе.
Впрочем, опасно и другое: когда дирижер убирает стену между собой и оркестром как бы уравнивая себя и музыкантов в правах. В 1982 году Леонарду Бернстайну, отличавшемуся демократичным подходом в дирижировании, во время репетиции с Симфоническим оркестром BBC пришлось терпеть выходки оркестрантов, устроивших откровенный троллинг маэстро. Первые скрипки нарочито фальшивили, проверяя реакцию Бернстайна, а концертмейстер позволял себе комментировать его действия. Причем всё это безобразие записывалось для телевидения.
***
Еще один популярный вопрос от обывателя: «Что будет если дирижер прекратит махать, то есть дирижировать? Оркестр перестанет играть или продолжит как ни в чем не бывало?». Мнения обычно разделяются, но многие соглашаются, что стройность исполнения скорее всего будет нарушена. Хотя остаются и те, кто полагает, что ничего не изменится: дирижер, как королева Англии фигура чисто декоративная, оркестранты достаточно обучены, чтобы справиться без него.
В XX веке было немало попыток создать на долгосрочной основе оркестр без дирижера, чтобы, как в ансамбле, музыканты имели больше творческой свободы и равноправия, а управление коллективом не сосредотачивалось бы в одних руках. Самому известному эксперименту суждено было случиться в Советской России. В 1922 году свой дебютный концерт дал Персимфанс (первый симфонический ансамбль) — оркестр, организатором которого выступил известный скрипач Лев Цейтлин. В основу создания Персимфанса легла коммунистическая идея «коллективного труда», в которой присутствие дирижера воспринималось бы как пережиток уходящего в прошлое классового неравенства.
Первое выступление оркестра, как отмечалось в одной из газет, собрало в зале «всех существующих в природе в радиусе 500 верст дирижеров». В тот день присутствующим посчастливилось лицезреть редкое явление: на сцене сидело полсотни оркестрантов без дирижера, а в зале примерно столько же дирижеров без оркестра. Последние разумеется предвкушали тот момент, когда пущенная на самотек игра вконец разладится и музыкантам ничего не останется как разойтись. Но этого не произошло, более того, окончание программы концерта, составленной из произведений Бетховена, было встречено овациями.
Персимфанс просуществовал ровно 10 лет, после чего, вследствие накопившихся разногласий внутри коллектива, был распущен. Символично, что закат оркестра пришелся на начало 1930-х годов, когда крушение социалистических идеалов равенства и антиавторитаризма сопровождалось возвышением Сталина, а вместе с этим возрастающей ролью культа личности.
Скорее всего, нежизнеспособность Персимфанса была вызвана утопичной идеей, что большой симфонический оркестр может функционировать без дирижера. Трудно себе представить, как музыканты коллективно принимают решение, например, о выборе репертуара или об интерпретации произведения. Кроме того, на концерте кто-то должен управлять оркестром, держать ритм, менять темп, задавать характер звучания, что особенно актуально при исполнении сложных симфонических партитур. Собственно очевидец это подтверждал: «профессор Цейтлин нет-нет, а взмахнёт смычком и строго глянет на музыкантов, посильно заменяя дирижера».
Портрет Е. А. Мравинского. Л. Русов, 1957 год. «Википедия»
***
Римский-Корсаков как-то заметил, что «дирижерство — дело темное». Без сомнения Николай Андреевич, сам неоднократно стоявший за дирижерским пультом, имел ввиду, что основная работа дирижера скрыта от глаз публики. Для зрителя дирижер — это магическая фигура, стоящая к нему спиной и совершающая странные пассы руками, для оркестранта — это человек с которым он проходит всю репетиционную кухню, от разучивания партий до воплощения произведения на сцене. Поэтому не должно удивлять, что Бернстайн на концерте может управлять оркестром одной лишь мимикой: настолько прочная невербальная коммуникация установилась между дирижером и музыкантами.
Помимо профессиональных и лидерских качеств дирижер должен уметь выстраивать связь между собой и оркестром. Если не будет установлен контакт, не получится и долгосрочного сотрудничества. Это искусство сродни таинству и даже не всем дирижером дано понять его суть, так как оно происходит на уровне бессознательного взаимодействия между акторами.
Часто приходится наблюдать картину: работают в одном и том же оркестре два талантливых дирижера, у одного оркестр звучит, у другого всё из рук валится. В одного музыканты влюблены, другого тихо ненавидят. Поэтому так важно найти свой оркестр. И когда это происходит мы получаем выдающийся симбиоз наподобие Мравинского и симфонического оркестра Ленинградской филармонии, Караяна и Берлинского филармонического оркестра, Бернстайна и Нью-Йоркского филармонического оркестра.
А сколько талантливых дирижеров так и не нашли свой оркестр, несмотря на то, что были по достоинству оценены публикой и критиками. Видимо не сработала магия личности. Так что прав был Римский-Корсаков, назвав дирижерство «делом темным». Да и так ли уж важно пытаться высветить закулисье дирижерского ремесла? Для слушателя самое ценное — это впечатления и эмоции, которые он вынесет после посещения концерта, и насколько будет удовлетворен его взыскательный музыкальный вкус.
Тарас Репин
