Если бы не справка для получения водительских прав, я так и не узнал бы, где находится поликлиника, к которой я должен быть прикреплён по месту жительства. Редкие сезонные ОРЗ переносил на ногах. В детстве, отрочестве и юности с моими болячками справлялась на дому мама — врач-терапевт высочайшей квалификации.
От остального (постучим по дереву!) Бог миловал. И не знаю, кого или что за это благодарить, но уж точно не систему здравоохранения.
В ОЧЕРЕДИ ЗА ЗДОРОВЬЕМ
Короче, в свои 55 я впервые попал в самую что ни на есть обыкновенную районную поликлинику. Сменилось государство, в котором я живу, и целое поколение — больных и врачей в том числе. Перекроена карта мира. Научились лечить рак почти всех органов, пересаживать сердце, пришивать руки и ноги, клонировать себе подобных... В России медицина пережила несколько реформ, похожих на землетрясения. И — нескольких министров здравоохранения. А смертность в России как не признавала кадровые изменения в правительстве, появление новых медицинских технологий и лекарственных препаратов, так и не признаёт — умирают у нас много чаще, чем рождаются. Да что брать в пример крайности? Показатель общей культуры нации и в том тоже, как каждый из нас в отдельности способен поддерживать своё здоровье на бытовом уровне. И в силах ли государство нам в этом помочь.
Обо всём этом и о многом другом я думал, сидя на жёстких, как в сельском кинозале, сколоченных вместе стульях (видимо, для того, чтобы не растащили?). Взгляд натыкается на плакаты из моего детства: «Алкоголь — зло!», «Курение — вред!», «Чистота — залог здоровья!» Да, вот, пожалуй, страшное предупреждение нового времени — «СПИД — чума ХХI века! Пользуйся контрацептивами». И — такое же беспомощное по силе агитпропа: «Скажем наркотикам «нет!»
Для многих старушек (почему-то их подавляющее большинство, мужики, подтверждая статистику, до таких лет просто недотягивают) сидение в очереди поликлиники — желанный досуг. Или они настолько одиноки и не поняты на излёте жизни, что в этом больничном коридоре чувствуют себя защищёнными только среди таких, как они сами. Да ещё рядом с людьми в белых халатах, способными немедленно прийти им на помощь. Сужу по их просветлённым лицам и оживлённым разговорам.
Чего только здесь не наслушаешься! Каждая вторая бабуля — как минимум академик медицины. Причём самого широкого профиля. Сидят в отутюженных платочках. На ногах — голубые бахилы за 10 рублей, купленные при входе в автомате. Впрочем, и здесь есть способ, как сэкономить. Гардеробщица продаёт точно такие же бахилы, но по пять рублей. Из рук в руки.
Старушки в очереди чуть торжественные от важности момента — посещение участкового врача для них больше чем «деловая встреча». Это не встреча — визит. Чувствуете разницу? Многим старушкам не занимать юмора, что лично меня радует — бабули крепко нацелены жить. И жить долго! Значит, есть ещё дома дела?!
Молодёжи здесь немного. Чуть больше пациентов средних лет. Пара-тройка студентов или старшеклассников. Те, зажмурившись, балдеют под наушники, а то и влюбленно воркуют, не отпуская рук. Оказывается, и в поликлинику ходят парами.
ЭПИСТОЛЯРНАЯ ПРОФЕССИЯ
Говорят, Менделеев придумал свою бессмертную таблицу химических элементов во сне. Мне же в очереди к участковому пришла мысль, которая, возможно, понравится и в Минздраве. А что если принимать пациентов не только (или не столько) по участковому принципу, а ещё и по возрастному? Ведь вся медицина, как наука и практика, основана на возрастной шкале пациента. Ребёнка лечат не так, как юношу, а юношу — совсем не так, как пенсионера... И подход к каждому из них требуется иной. И подход, и уход. Следуя нехитрой логике, значит, и принимать каждую возрастную категорию пациентов должны разные врачи. Разумеется, в разных кабинетах. И очереди к ним будут разные — и по количеству, и «по качеству».
Обговорил свою нехитрую идею со знакомым участковым врачом — подругой нашей семьи Катериной.
— В этом что-то есть, — задумалась она. — Но... Понимаешь, обслуживать бабулек-дедулек много сложнее, чем пациентов среднего возраста и молодёжь. За четыре часа приёма мы должны осмотреть 20–25 пациентов из расчёта не более 15 минут на каждого. Иная старушенция только от двери к моему столу идёт пять минут. Потом минуту прилаживает в углу свою клюку. С полчасика (а если не остановишь, то и дольше) рассказывает о своей непростой жизни. И попробуй её перебить — обидится на весь белый свет. Да и жалко! Потом снимает свои 33 юбки и подвязки...
Конечно, Катерина чуть преувеличивает, чтобы выпуклее представить проблему. Но лишь чуть-чуть.
— Потом я выписываю бабуле пять рецептов. В каждый рецепт врач обязана записать...
Я загибаю пальцы.
— Номер медицинского полиса. Это 14 цифр, в которых нельзя ошибиться. Номер карточки пенсионного страхования — ещё 9 цифр. Фамилию-имя-отчество. Полностью. Дату рождения. А до недавнего времени надо было вносить и количество полных лет. Казалось бы, пустяк. А вот не скажи! Не всякая бабушка с ходу скажет, сколько ей, а уж уставший за день врач без калькулятора быстро и не вычтет из года текущего год рождения пациента. На заполнение одного рецепта уходит минут пять. Каждому пациенту надо выписать от трёх до пяти рецептов. А иным и больше! Посчитай, сколько времени уходит только на писанину. Плюс запись в «Историю болезни». Плюс подробная запись на талон приёма, в которой указываются серия рецепта, номер рецепта и всё, что я перечислила выше.
Не успела Катерина пожаловаться мне на «эпистолярную» часть своей профессии, как участковым вручили новые бланки рецептов — «двухэтажные». Теперь всё, что врач записал в верхней части, он должен продублировать и в нижней — так называемой отрывной. Для чего это надо, врачам не объяснили. И я, признаться, тоже не пойму. Очевидно, усиливается и без того жёсткий контроль над рецептами, из чего я делаю вывод, что наше здравоохранение работает в системе тотального недоверия к врачу.
— И это ещё не всё, — с грустью смеётся Катерина. — Всякий добросовестный врач расписывает немолодому пациенту на отдельном тетрадном листочке, что, когда, в какой последовательности, какую дозу принимать. Название препаратов пишем по-русски, печатными буквами, чтобы всё до буквочки было понятно.
Многим пациентам мы вынуждены врать, — несколько смутившись, рассказывает участковый врач Катерина. — Говорим, например, что лекарство А лучше, чем прописанное им лекарство В. Потому что лекарство В льготное, а его у нас нет. Но есть нельготное А. Вот его и навязываем, убеждая, что оно эффективнее.
СТРИПТИЗ ПОНЕВОЛЕ
Над кабинетом, в который стою я, зажигается красная лампа. Мне надо снять кардиограмму. Уж коли завёл амбулаторную карту, надо её заполнить моей «медицинской биографией».
— Добрый день! — приветствую, войдя в кабинет.
— Раздевайтесь! Ложитесь! — устало командует юноша, похожий на начинающего рок-музыканта шевелюрой до плеч, нездоровой бледностью и худобой. Надо полагать, медбрат. В углу, нахохлившись, за столом сидит врач. Она сверлит меня из-под очков пристальным взглядом.
Разуваюсь. Снимаю свитер, майку, носки. Признаться, немного стесняюсь и ёжусь не столько от свежести утра, сколько от ощущения собственной незащищённости. Мнусь со снятыми шмотками в руках. Не знаю, куда их положить или повесить.
— Бросайте сюда, — помогает мне «рокер-медбрат», показывая на стул.
Я медлю. До меня здесь раздевался и ложился на эту же кушетку дедок с косматой, давно не мытой бородой и расцарапанной переносицей. Я столкнулся с ним в дверях, когда входил. От дедка пахло тиной и ещё чем-то острым. Это меня смутило. Я люблю стариков (сам буду таким, не успею и моргнуть), но стариков благополучных. (Уж пусть меня простят те, кто себя таковыми не считает.)
— Загибайте штанины. Ложитесь! — требует бледнолицый медбрат.
Закатываю штанины джинсов, будто готовлюсь перейти вброд ручей. Почёсываю ногой ногу. И тут в кабинет влетает, судя по всему, начальница медбрата и той, что молча ест меня взглядом из угла.
— Рома! — голосом прапорщика обращается начальница к ещё более побледневшему Роме. — Надо съездить в адрес (чисто милицейский термин. — С.Р.), снять кардиограмму у бабушки. Сама она к нам прийти не может...
Меня, пациента, будто нет и не было. Присаживаюсь на краешек кушетки. Жду.
— И не подумаю, — говорит длинноволосый Рома. Возражает без истерики. Очевидно, уже не впервой, поэтому выработал дипломатический тон.
— Но ты же здесь работаешь. Это твоё дело...
— Я здесь не работаю! — перебивая начальницу, добавляет металла в голос медбрат. — Я здесь высиживаю. Яйца...
Рома тоже не стесняется постороннего. Тем более мужика с голым торсом, босого и с закатанными штанинами. Зато откровенно. Впрочем, Рома не знает, что я журналист.
Коллеги в белых халатах продолжают перепалку. Напряжение растёт. Спор рискует стать скандальчиком. Как журналисту мне «повезло». Как пациенту — не очень. Проходит минуты три.
— Я вам не мешаю? — робко напоминаю я о себе фразой-выручалочкой, чем спасаю медбрата Рому, хотя бы на время.
Начальница уходит, по-домашнему хлопнув дверью. Я растягиваюсь на кушетке, уже забыв, что до меня на ней лежали тысячи пациентов разного уровня понимания личной гигиены. Ощущаю резиновый поцелуй присоски возле левого соска. И ещё один. Такие же Рома причмокивает к моим запястьям и ногам. «Парень принимал клятву Гиппократа, а долг свой выполнить не спешит, — начинаю размышлять я, пока молчунья в углу напоминает о себе щелчком тумблера. — К больной бабушке не поехал. Зачем шёл в медицину?!»
— Вот, собственно, и всё, — говорит Рома, снимая присоски с моего тела...
А парень-то — не городской балбес, думаю я. Он просто вовремя не нашёл себя и сейчас в пути. Кто же за это осудит, в его-то годы?
Но при чём тут бабка, к которой Рома не поехал, чтобы измерить её угасающую кардиограмму?
ПОСЛЕ КЛЯТВЫ ГИППОКРАТА
Итак, доктор, чем вам помочь? На мой вопрос участковый врач Катерина загибает красивые пальчики:
— Во-первых, система здравоохранения не должна работать в «зоне недоверия». Уж слишком много контролирующих процедур. А врач как был незащищён, таким и остался. Любой скандалист может написать на него жалобу в любую проверяющую инстанцию. А им того и надо.
Во-вторых, хорошо бы избавить нас от излишней писанины — больше времени останется на осмотр пациентов.
В-третьих, участковый врач не должен краснеть за то, что в его поликлинике кончились льготные лекарства. Они должны быть ВСЕГДА.
В-четвёртых, надо, чтобы и пациент отвечал за своё некорректное поведение. Ложные вызовы, например, вымогательство больничного листа или рецепта на наркотические вещества никак не караются.
Наконец, надо постепенно переходить к системе домашних врачей. А со студентами, поступающими в мединституты, подписывать целевые контракты, обязывающие выпускников как минимум три года поработать на участке.
Если принять предложение о приёме пациентов не только по участковому, но и по возрастному принципу, надо доплачивать врачам, работающим с возрастными больными. Сейчас начинающий участковый врач получает 18 000. И это после семи лет напряжённой учёбы в институте. Иной дворник получает больше...
...Есть над чем подумать, не правда ли?
Сергей РЫКОВ
