Сколько мы будем вместе? Вряд ли отыщутся влюб­ленные, которых не тревожил бы этот вопрос. «Я дважды была замужем, и оба раза на шестой год все кончилось разводом, — рассказывает 38-летняя Валентина, — но я не теряю на­дежды встретить того, с кем смогу прожить всю жизнь».

От чего зависит продолжительность наших отношений? Биологические законы утверждают, что романтическое чувство — скоротечный химический процесс, рассчитанный на три года. Наше физическое влечение к объекту страсти связано с повышенными тестостероном и эстрогеном, влюбленность — с дофамином, норадреналином и серотонином.

«Химические процессы, которые происходят в мозге, словно ослепляют нас, — рассказывает нейробиолог Люси Венсан. — Мы не замечаем недостатков друг друга, ощущаем целостность и полноту и эмоционально зависим от партнера».

Сила этого чувства миллионы лет позволяла паре оставаться вместе ради выживания ребенка, а спустя примерно три года оно угасало. «Страсть, романтическая влюбленность непременно заканчиваются, — комментирует антрополог Хелен Фишер, которая почти полвека исследовала природу любви. — Наш организм просто не приспособлен к тому, чтобы долго жить накалом страстей — это энергетически очень затратно».

Переставая получать «поддерживающие» сигналы мозга, мы будто пробуждаемся: спутник больше не кажется нам неотразимым, напротив, неожиданно мы обнаруживаем в нем множество недостатков. Создается впечатление, что нас обманули или мы ошиблись в выборе. А поскольку партнер в этот момент переживает примерно то же самое, появляется опасность разрыва. Взаимные упреки, не­удовлетворенность, претензии подтачивают отношения. И это лишь один из факторов риска.

Одной только химии недостаточно для объяснения успеха или неудачи в отношениях. Личный и социальный опыт значит ничуть не меньше. Ведь совместная жизнь многогранна.

Двое взаимодействуют как экономические партнеры — ведут совместное хозяйство, добывая средства к существованию и поддерживая общественный статус пары. Они также вступают в сексуальный контакт, сближаясь телесно и эмоционально. Кроме того, двое объединяются на бессознательном уровне, когда вступают в диалог их фантазии, тревоги и механизмы защиты. Наконец, каждый из партнеров реализует себя, свою индивидуальность — как в семье, так и в отношениях с другими людьми. Все эти уровни образуют сложную систему.

«Совместная жизнь запутанна и неоднозначна уже по определению, — замечает психоаналитик и антрополог Эрик Смаджа. — Не только потому, что мы потенциально склонны к конфликтам и критически настроены друг к другу. Каждый из партнеров проходит через бурные переломные моменты. В числе таких критических этапов я могу назвать начало совместного быта, социализацию: знакомство с друзьями и с родственниками с обеих сторон, рождение ребенка: переход в статус родителей и так далее. Эти кризисы могут травмировать как мужчину, так и женщину».

Еще одна трудность совместной жизни — в нашем иллюзорном представлении о том, что реальные, живые отношения должны быть основаны только на любви. «Чувства всегда амбивалентны, — объясняет психоаналитик Светлана Федорова. — В отношениях есть место и ненависти, и отвержению. Для многих из нас эта мысль неприемлема: как можно испытывать добрые чувства к другому после того, как ты его возненавидел?

Лучше свои негативные эмоции всячески скрывать, маскировать, чтобы партнер о них не догадался. В действительности от того, насколько способны партнеры справляться с этой амбивалентностью — выдерживать (иногда) отвращение друг к другу и при этом продолжать любить, — во многом зависит прочность их союза».

Эти смешанные эмоции пробуждаются в нас уже в младенчестве, когда мы стремимся слиться с любимым объектом (матерью), быть его частью, и одновременно пытаемся поглотить его, подчинить себе. А когда он выходит из-под нашего контроля, в нас просыпается ревность, а вместе с ней — ярость и агрессия, желание кусать, захватить.

И впоследствии силы, притяжение и отталкивание, продолжают чередоваться, сменяя друг друга в зависимости от обстоятельств, в которых мы оказываемся.

«В совместной жизни желание удержать, присвоить, причинить боль возникает в определенные моменты, но предсказать их и установить четкие временные критерии невозможно в силу их размытости, — рассказывает Эрик Смаджа. — Поэтому говорить, что любовь длится три года или семь лет, глупо и бессмысленно. В кризисные периоды, когда мы воспринимаем другого как врага, ненависть вспыхивает почти неизбежно. Мы видим в партнере преследователя, и у нас возникает закономерное желание сыграть на опережение и уничтожить источник угрозы».

Легко ли принимать негативные чувства партнера? Конечно нет. Но легче это дается тому, кто умеет справляться с собственной амбивалентностью. А эта способность, согласно психоаналитической теории, зависит от младенческого опыта, от того, насколько спокойно принимала мать агрессию ребенка: продолжала любить или отталкивала, уходила, порождая у младенца недоверие к миру и страх показать свои негативные чувства другому.

Если мы часто испытываем сильную тревогу, не исключено, что у нас появится соблазн найти такого партнера, общение с которым ничем не грозит, не обещает никакого риска.

«Сегодня многие вступают в отношения, построенные исключительно на уважении и общих ценностях, — замечает Светлана Федорова. — Например, нарциссически уязвимый человек, у которого есть печальный опыт расставания, отвержения, выбирает себе безопасного партнера. Они создают семью, начинают ходить в театры, на кулинарные курсы, бегать по утрам. Им хорошо вместе, но как детям, как друзьям. При этом они всячески избегают проявления сексуальности или занимаются сексом просто «для здоровья».

Заранее соглашаясь друг с другом и как будто не замечая различий, такие партнеры в действительности не реализуют многие свои желания. Такие отношения постепенно замирают, теряют энергию. Получается, что амбивалентность — необходимое условие развития пары. Но что позволяет двоим поддерживать связь вопреки сильным разрушительным чувствам, которые время от времени врываются в их жизнь?

«Благодаря другому человеку мы получаем ласку, которая воплощает для нас то отцовскую, то материнскую заботу, — считает Эрик Смаджа. — Начинается затейливая ролевая игра: иногда доминирует отец, иногда мать». Такие отношения удовлетворяют нашу потребность в защите и помогают восстановиться психически.

«Любовь может называться так только тогда, когда люди прошли какие-то кризисы, выдержали противоречивость чувств друг друга и научились уважать свои различия, — продолжает психоаналитик. — Именно наша непохожесть все время подогревает сексуальный интерес и желание познать другого, символически слиться с ним».

Сексуальный контакт дарит нам это блаженное ощущение единения с другим, но лишь на мгновение. Все остальное время нам приходится выдерживать неопределенность и инаковость другого.

«Любить — значит не ограничивать, не детерминировать другого своими ожиданиями, а видеть его в некоем свободном пространстве, давать ему возможность для самореализации, — размышляет Светлана Федорова. — Когда ко мне на прием приходят супруги с клубком взаимных претензий, я прошу каждого рассказать историю из детства, когда он чувствовал себя максимально несчастным, напуганным, одиноким, беспомощным.

И если партнер, слушая, способен включиться в эту историю, проявить сочувствие, разделить боль другого, я вижу в этом знак жизнеспособности пары. В такой момент они перестают друг друга перебивать и создают пространство для выражения другого, отказываясь от собственного эгоизма».

Да, все мы в основе эгоцентричны. Но мы не можем сами развиваться, если не испытываем любопытства к иному. Только в диалоге с другим мы можем постичь себя. Не ожидать от партнера ничего, кроме того, что он сам себе желает, и радоваться вместе с ним осуществлению его самого, его бытию, — такова, пожалуй, одна из сложных и прекрасных формул долгих и счастливых отношений.