Одного известного музыканта, к тому же основателя фонда для поддержки одаренных детей-инвалидов, обуяли сомнения. Ему позвонили из кремлевского штаба претендента и попросили выступить в программке «Почему я голосую за Путина». Музыкант не собирался голосовать вовсе, тем более за предлагаемую персону, а потому выступать в телевизоре с агиткой считал неуместным, о чем и сообщил телефонному собеседнику. Тот ответил корректно: «Воля ваша» — и повесил трубку, предварительно, на всякий случай, оставив свой, как теперь принято говорить, контактный (будто бывает другой) номер. Наскоро забыв о неприятном разговоре, музыкант отправился в свой фонд и выяснил, что там неожиданно возникли угрожающие его существованию проблемы. Сопоставив вежливый звонок и неизбежное лишение больных детей одной из немногих радостей в их трудной жизни, он сообразил, что два этих события неизбежно связаны.
Возникла нравственная дилемма. Сохранить в стерильности имя, не участвуя в фарсе, или сохранить фонд, пойдя, по циничному предложению негодяев, на компромисс с собственным представлением о порядочности.
Шантаж, подлог и нравственные пытки характеризуют отвратительные пороки системы (против которых, собственно, и протестуют «белые» митинги), а не ее жертв.
Дети страдать из-за них не должны, подумал музыкант, и снял трубку.
— Я готов сказать, что проголосую за Путина, если он выполнит...
— Выполнит, выполнит, — перебил его холодный голос. — О детях думайте.
Музыкант понимал, что это решение вызовет нехорошую реакцию у его прогрессивных друзей (не обремененных, впрочем, ответственностью за чужие, не защищенные никем, кроме него, судьбы) и у некоторых решительных журналистов (поклевывающих, бывало, иной раз с руки). Что его подвергнут осуждению в предательстве идей свободы и справедливости и обвинению в поддержке тупикового и наглого режима, как подвергли бесправных педагогов, вынужденно пришедших на поклонный митинг в обмен на возможность и дальше сеять среди школьников разумное-вечное.
— Как же это вы? Передовой отряд общества. Учите детей принципиальности и честности, а сами позволили привезти себя на Поклонную, как остальное разномастное стадо. Не хорошо-с.
Хорошего мало, но и обзываться непродуктивно. Представитель одной стороны, претендующий на звание гаранта Конституции, называет протестную часть общества, которое возомнил возглавить (не худшую, на мой взгляд, сам оптимистически мерз за честные выборы), бандерлогами и баранами. Представитель другой стороны — другую часть общества — хамсой, изысканного, хоть и крутоватого, на мой вкус, против килечки, посола. Все с целью указать противной общности место относительно безупречного (наверное) себя, а лучше оскорбить, если не удастся обидеть.
Между тем с двух сторон разнообразные люди.
Я, безусловно, поддерживаю собрание на Болотной. Оно самодеятельно, честно, ответственно и симпатично. Там люди не просто против политических коррупционеров, там — за выбор. За право выбора. Хотя и в этом сообществе не все дружественно, и слово «жиды», услышанное в колонне, меня, правнучатого племянника председателя киевского отделения «Союза русского народа», несколько поколебало относительно единства похода против фальсификации выборов. В этом порыве, правда, все участники Болотной — едины, чего не скажешь о подходе к национальному вопросу. Тут некоторые протестующие смыкаются с тем, против кого протестуют. Согласитесь, что разница между «этническим грузином» и этническим евреем, татарином — невелика.
Болотный митинг — перемирие на водопое, когда в политическую засуху никто ни на кого не охотится. Кто его знает: может, все «звери» привыкнут к терпимости, может, русские националисты и русские интернационалисты притерпятся перед общей угрозой беззакония и, посмотрев внимательнее друг на друга, подумают: «Зачем я так зол на него? Он же брат мой».
Юрий Рост
