Говорят, американцы не умеют дружить. Вранье, конечно. Американцы умеют всё, что умеем мы, а кое-что даже лучше. Просто мы под дружбой понимаем разные вещи.
Начать придется даже не с того, как мы дружим и зачем, а с того, как устраиваем жизнь. Например, мобильность.
Мы — постсоветское население — люди оседлые, потомки крестьян. Нашим предкам разрешили относительно свободно передвигаться только в середине прошлого века — если не отвлекаться на фальшивые елочные игрушки вроде отмены крепостничества, а смотреть на факты. Сниматься с мест мы начали лишь последние двадцать пять лет, многие вовсе не от хорошей жизни.
Выражение «где родился, там и пригодился» знакомо каждому, сообразно этой поговорке мы и жили вплоть до недавнего времени.
Средний американец же, согласно данным Бюро переписи населения, за свою жизнь переезжает 11 с половиной раз, то есть приблизительно каждые семь лет. «Мы следуем за работой», — говорят они и на этом строят свой модус вивенди. Это значит, что, получив интересное предложение, американец продает дом, пакует скарб в грузовик U-haul и едет на новое место.
Мы же будем упорно искать работу там, где живем, а жить, где родились. Пока не возвратимся в землю, из которой мы взяты, — строго по Ветхому Завету. По нескольким причинам: не привыкли, боимся дискомфорта, семейного опыта переездов не было. Экономика тут вовсе не последний фактор, особенно в периферийных городах, откуда очень трудно выбираться, даже имея горячее желание. Родная земля крепко держит нас в своих объятиях.
Американца к мобильной жизни готовят с шести лет: начальная, средняя и высшая школы — это три разных учебных заведения в трех районах города.
Даже если его родители не двигались с места, подросток успевает переехать трижды в течение первых шестнадцати лет. А если вспомнить поговорку «два переезда равны одному пожару», считаем, что человек побывал уже в полутора пожарах — с точки зрения эмоциональной нагрузки, конечно.
Далее.
Чтобы те, упаси боже, не заскучали, американская школа ежегодно ротирует учеников. Закончил класс? С сентября учишься уже с другими ребятами. Говорят, ротацию устраивают иногда даже в течение учебного года.
Так мы подходим к первому из важных понятий американского образа жизни — socializing. Cоциализация — навык строить отношения и находить свое место в новом обществе.
Тренировка социализации тоже начинается с младых ногтей: ходить бирюком и глядеть букой в американской школе не выйдет — не дадут. В отличие от нашей школы в Штатах практикуют групповое обучение. Ученики постоянно делают что-то командой — лабораторные, практикумы, театральные постановки. Вы наверняка навскидку назовете два-три голливудских кинофильма, где по ходу действия случается концерт школьной самодеятельности, где герой опозорился или прославился. Обычно в завязке сюжета бывает первое, а в финале — второе. Много ли вы вспомните своих школьных концертов? Я — ни одного. Разве что смотр строя, речевки и песни — отвратительное по своей тупости занятие.
При этом я знаю своих друзей уже почти тридцать лет, и практически всё это время мы прожили бок о бок, в одном и том же городе. Большинство же знакомых мне американцев были родом откуда-то еще, а с вопроса “where are you from?” обычно начинался едва ли не каждый разговор.
Не привязываться ни к городам, ни к людям. Уметь найти себя на новом месте, в новых обстоятельствах и с незнакомыми людьми. Вот навыки, которые так старательно воспитывают в американской школе, очень важные — да только дружба крепкая, которая не сломается и не расклеится от дождей и вьюг, как в песне пелось, на такой почве не вырастет.
Раз уж сегодня у меня ревизия присказок и поговорок, то не буду останавливаться. «С глаз долой — из сердца вон» лучше всего подходит, чтобы описать, как выветриваются отношения на расстоянии. Чтобы сохранить дружбу, будучи далеко, нужны экстраординарные усилия и упорство.
Послушаем язык, он обычно открывает больше смыслов.
Откуда берутся наши друзья? Мы их «встречаем» или «знакомимся», иногда «заводим», как котов. Американцы же друзей «делают», и глагол «to make» по смыслу крепко привязан к акту производства.
Сделай себе друга и дружи — звучит забавно, да? Только не для них.
Моя дочка первый год в высшей школе и проходит сейчас этот курс молодого бойца по социализации, прямо как по писаному.
Первые два месяца она страдала не только оттого, что вместо Бруклина пришлось ездить на Манхэттен, сорок минут дольше прежнего. И даже не потому, что усложнилась программа. А потому, что она «делала друзей» медленнее, чем ее прежние одноклассники из бруклинской Mark Twain, попавшие в ту же школу. Так я узнал, что нью-йоркские школьники конкурируют даже в скорости этой самой социализации.
Не иметь знакомств недопустимо, иметь мало знакомств — подозрительно, и даже заводить их медленнее, чем сверстники, — отдает лузерством.
Думаю, что модель эта усвоена от взрослых, вряд ли такое придумает человек тринадцати лет.
Мне это просто дико слышать, ведь за десять своих лет в школе я подружился — самое большое — с пятью-шестью задротами и книжными червями, и все они по-прежнему рядом. А моя девочка вынуждена летом ездить в Иллинойс, чтобы повидаться с Эвелин, Эвелин теперь живет на ферме с бабкой, двинутой на Библии.
Теперь о второй священной корове американской общественной жизни, называется она “Networking”, или строительство сетей. В отличие от твиттера здесь только живые люди, которых можно потрогать, хотя они этого и не любят.
Нетворкингом может быть что угодно: благотворительный аукцион, сбор денег на бездомных котиков, акция «Пешком против рака простаты», ярмарка вакансий, дни греческой культуры Западной Пенсильвании. Главное — собрать побольше народу и знакомиться.
Никакого дружелюбия тут нет, цель нетворкинга — увидеться с максимально большим числом людей, узнать, кто чем занимается и чем может быть полезен. А еще это отличный способ отсеивать неадекватов.
Сетевое строительство — важная штука в сегодняшнем атомизированном мире, где люди всё больше отгораживаются друг от друга, общаясь только онлайн. Даже фейсбук с его возможностями не сумел пока убить этот самый нетворкинг. Что там говорить — когда я несколько месяцев подряд рассылал резюме, не получая ответов, встретить живого, теплого рекрутера или бизнесмена казалось мне несбыточной мечтой. Будь я тогда поумнее, стал бы ходить на какие-то встречи американских свидетелей Иеговы, может, устроился бы на работу скорее. Милейшие, кстати, люди, в отличие от наших сектантов.
Школа, колледж с системой студенческих братств (fraternities), работа — американец везде обзаводится контактами. Самые педантичные стараются не терять никого из виду — мало ли, кто кому пригодится однажды?
Что же в остатке?
Для нас дружба — понятие едва ли не сакральное. С друзьями мы проводим такую часть своей жизни, что привязываемся к ним, как к семье. Не дай бог друг обзаведется радикальными взглядами, изменится, попадет под влияние — это запросто может разбить нам сердце.
В таком отношении много родного нам мелодраматизма, мы живем в нем, как рыба в воде.
Американец с детства приучается смотреть на дружбу практически. Пафосное слово «карьера» для него — совершенно обыденное. «Сделал карьеру дворника» — тут мы начинаем ржать, а американец даже бровью не ведет. Слова «карьера» и «дружба» для них куда более прозаические: сначала строишь, потом поддерживаешь в рабочем состоянии — и так, пока не умрешь.
И дело не в холодном расчете, просто они смотрят на любые отношения как на труд. Сколько раз я видел кислое выражение на славянских рожах знакомых, которым об этом рассказывал! К друзьям нельзя притащиться в час ночи с бутылкой вискаря, потому что ты снова поцапался с женой? Нахер такую дружбу!
Американец, знаете, воскликнет то же самое.
Источник: knife.media
Коля Сулима