Круглосуточная трансляция из офиса Эргосоло

Два месяца без Юрия Никулина

Два месяца без Юрия Никулина


    Шестьдесят дней пролетели за делами и заботами как одна неделя. Два месяца без Никулина. 

    Время постепенно расставляет все - и всех - по своим местам. Мы осиротели - ясно сегодня без слов. 21 Августа нам сказали, что отныне будет так. Теперь мы это прочувствовали.

    Мы смеялись над героями Никулина. Но, заметьте, никогда и никому в голову не приходило смеяться над ним самим.

    Он не был смешон. Он был и не был велик. Он был - один из нас. Человек с трудной фронтовой молодостью, случайно переживший войну. По всем законам судеб он не должен был прийти назад в 1945-м. Лучших выбивают первыми. Ему повезло? Нет, повезло нам.

    Мы смеялись над героями Никулина. Он был - один из нас. Значит, мы смеялись над собой. В цирке ли, в кино ли, на телевидении - он исподволь учил нас не быть заносчивыми, нетерпимыми, уметь улыбаться и не считать себя истиной в последней инстанции.

    Никулин врачевал, исподволь и каждодневно. Он заботился о нравственном здоровье нации. Давайте вдумаемся - нам уже давно навязывают. Навязывают наши преувеличенные различия. Фашизм и коммунизм. Великая Россия и сионистские происки. Лица кавказской национальности. Список можно продолжать. Никулин различия отметал в сторону. Он позволял нам ощутить другого частью себя. Потому что в смехе все равны.

    Еще все равны в смерти. Но никто не сможет отнять у нас с вами память. Шахиджаняну повезло больше меня. Он дружил с Никулиным. Он дружил с Енгибаровым. Я ему завидую.

    Владимир Высоцкий тоже дружил с Енгибаровым. Когда Енгибаров ушел, Высоцкий написал стихотворение. Вот оно.


Шут был вор: он воровал минуты, 
Грустные минуты тут и там, 
Грим, парик, другие атрибуты 
Этот шут дарил другим шутам. 


В светлом цирке между номерами 
Незаметно, тихо, налегке 
Появлялся клоун между нами 
Иногда в дурацком колпаке. 


Зритель наш шутами избалован - 
Жаждет смеха он, тряхнув мошной, 
И кричит: "Да разве это клоун?! 
Если клоун - должен быть смешной!" 


Вот и мы... 
Пока мы вслух ворчали: "Вышел на арену, так смеши!" - 
Он у нас тем временем печали 
Вынимал тихонько из души. 


Мы опять в сомненьи - век двадцатый, 
Цирк у нас, конечно, мировой, 
Клоун, правда, слишком мрачноватый, 
Не веселый клоун, не живой. 


Ну а он, как будто в воду канув, 
Вдруг при свете, нагло, в две руки
Крал тоску из внутренних карманов 
Наших душ, одетых в пиджаки. 


Мы потом смеялись обалдело, 
Хлопали, ладони раздробя. 
Он смешного ничего не делал - 
Горе наше брал он на себя. 


Только балагуря, тараторя, 
Все грустнее становился мим, 
Потому что груз чужого горя 
По привычке он считал своим. 


Тяжелы печали, ощутимы... 
Шут сгибался в световом кольце, 
Делались все горше пантомимы, 
И морщины глубже на лице. 


Но тревоги наши и невзгоды 
Он горстями выгребал из нас, 
Будто многим обезболил роды... 
А себе - защиты не припас. 


Мы теперь без боли хохотали, 
Весело по нашим временам: 
"Ах, как нас прекрасно обокрали - 
Взяли то, что так мешало нам!" 


Время! И, разбив себе колени, 
Уходил он, думая свое. 
Рыжий воцарился на арене, 
Да и за пределами ее. 


Злое наше вынес добрый гений 
За кулисы - вот нам и смешно.
Вдруг - весь рой украденных мгновений
В нем сосредоточился в одно. 


В сотнях тысяч ламп погасли свечи. 
Барабана дробь - и тишина... 
Слишком много он взвалил на плечи 
Нашего - и сломана спина. 


Зрители и люди между ними 
Думали: "Вот пьяница упал". 
Шут в своей последней пантомиме 
Заигрался - и переиграл. 


Он застыл - не где-то, не за морем - 
Возле нас, как бы прилег, устав. 
Первый клоун захлебнулся горем, 
Просто сил своих не рассчитав. 


Я шагал вперед неукротимо, 
Но успев склониться перед ним. 
Этот трюк - уже не пантомима: 
Смерть была - царица пантомим! 


Этот вор, с коленей срезав путы, 
По ночам не угонял коней. 
Умер шут. Он воровал минуты -
Грустные минуты у людей. 


Многие из нас бахвальства ради 
Не давались: "Проживем и так!"
Шут тогда подкрадывался сзади
Тихо и бесшумно - на руках... 


Сгинул, канул он, как ветер сдунул!
Или это шутка чудака? 
Только я колпак ему - придумал,
Этот клоун был без колпака.


    Я очень уважаю Высоцкого. Уже три месяца я веду в Сети Народную Библиотеку поэта (мышкой сюда).

    Наверное, Енгибаров и Никулин были разные люди. Шахиджаняну виднее, он знал обоих. Но вот только кажется мне, что слова, написанные Владимиром Семеновичем в 1972-м, такой же болью отдаются в наших душах сегодня, в 1997-м, когда мы смотрим на эти два портрета - рядом.


     

    Юрий Никулин Леонид Енгибаров

    Когда не стало Никулина, мне позвонил друг, доктор Чаус. Николай Иванович боролся за жизнь Никулина - с первой и до последней минуты. Я знаю точно: если Коля не смог победить, значит, победить было невозможно. 

    Мне было больно и тогда я написал сказку. Вот она.

    МАЛЬЧИК И КЛОУН.

    Мальчик был маленький. И очень серьезный. И еще - он никогда не плакал. Бывают же такие серьезные мальчики. У Мальчика были мама и папа. И были у него дом, квартал, город и целый мир. И еще - маленький плюшевый медвежонок. Однажды папа сказал - сегодня мы идем в Цирк. Мальчик взял папу за руку. И они пошли. И еще - в карман Мальчик положил маленького плюшевого медвежонка.

    Они долго ехали в метро. Наконец вышли и попали в Цирк. Папа и Мальчик сдали папино пальто и детскую курточку в гардероб, зашли в зал и стали ждать представления. Мальчик сунул руку в карман и понял, что он потерял маленького плюшевого медвежонка. Но он был серьезным мальчиком. Наверное, он не заплакал.

    Погас свет, заиграла веселая музыка и на манеж вышел Клоун. Веселый Клоун с грустными глазами. Он улыбнулся и вдруг - заметил Мальчика. Который никогда не плакал. Клоун подошел к нему и протянул руку. Мальчик осторожно взял Клоуна за руку. Музыка стихла. В другой руке Клоуна, откуда ни возьмись, оказался большой воздушный шарик. Мальчик с Клоуном сделали шаг вперед - и полетели. Шарик поднимался выше и выше. Отворился купол, и двое - Мальчик и Клоун - оказались в вечернем небе. 

    Они взлетели над облаками и улетали от города все дальше и дальше. Под ними сменялись моря и континенты. Киты приветствовали их своими фонтанчиками. Пингвины смешно хлопали крыльями по толстым бокам. Жирафы и слоны глядели в вечернее небо и улыбались. Люди провожали их долгими взглядами и не удивлялись. Ведь так хорошо, когда кто-нибудь умеет летать.

    Мальчик и не заметил, как его глаза перестали быть влажными. Двое держали друг друга за руки и летели. Клоун радовался Мальчику, солнцу и набегавшему ветру. И Мальчик улыбнулся - первый раз за весь длинный день.

    Потом они вернулись назад. Кончилось представление, и Мальчик с папой поехали домой. Дома, снимая курточку, мальчик засунул руку в карман. И вытащил оттуда маленького Клоуна, сжимавшего в руке игрушечный воздушный шарик. Прошли годы, Мальчик стал папой и у него тоже появился маленький мальчик. Другой мальчик. Он тоже никогда не плачет. Он серьезный. И он никогда не потеряет веселого игрушечного Клоуна с грустными глазами.

    А наш Мальчик? Когда ему грустно, он садится в машину и приезжает к Цирку. Он все ждет что купол откроется - и оттуда вылетят двое на одном воздушном шарике, крепко держа друг друга за руки. Ведь кто-то должен научить нас летать.

    У Юрия Никулина в жизни было много Мальчиков и Девочек. Он не помнил нас в лицо и не узнал бы на улице.

    Каково нам? У нас ведь он был - один.

    Мой сын Митька, ученик 5"Б" класса школы 540 города Москвы, прочитал сказку и сказал - "Знаешь, папа, а она ведь совсем и не грустная." 

    Шут был вор.

1275


Произошла ошибка :(

Уважаемый пользователь, произошла непредвиденная ошибка. Попробуйте перезагрузить страницу и повторить свои действия.

Если ошибка повторится, сообщите об этом в службу технической поддержки данного ресурса.

Спасибо!



Вы можете отправить нам сообщение об ошибке по электронной почте:

support@ergosolo.ru

Вы можете получить оперативную помощь, позвонив нам по телефону:

8 (495) 995-82-95