В этом году Московский международный кинофестиваль вновь откроется не в июне, а в апреле, на этой неделе. И теперь так будет всегда. «Огонек» рассказывает, как смена времен года повлияла на драматургию ММКФ.
В прошлом году на чемпионате мира по футболу победили не только французы, но и устроители ММКФ. Из-за спортивного праздника фестиваль переехал из июня в апрель и оказался гораздо ближе к зрителю. Аудитория ММКФ-2017 — 33 тысячи человек, аудитория ММКФ-2018 — уже 50 тысяч. Мобилизовать публику весной оказалось легче, чем летом, но отборщики фестиваля столкнулись с новым вызовом. Когда ММКФ шел в июне, простора для маневра было больше.
Как и легендарный осенний киносмотр в Торонто (TIFF), московский парад фильмов в некотором роде «фестиваль фестивалей». В его основной конкурс попадают только мировые премьеры, и соблюдение этого условия позволяет ММКФ оставаться в элитном клубе 15 мировых фестивалей класса А, аккредитованных Международной федерацией ассоциаций кинопродюсеров (FIAPF). Но в то же время каждый год в Москве в параллельных программах можно увидеть огромное количество картин, премьеры которых состоялись где-то еще. В том же Канне, в Берлине, в Роттердаме или на американском фестивале независимого кино Sundance. И эта особенность каждый год превращает ММКФ в то, что его отборщик Ася Колодижнер описывает как «образовательное учреждение» — динамичный интенсив для тех, кто изучает и создает кино. Тележурналист Петр Шепотинник, отборщик фестиваля и его директор по связям с общественностью, говорит, что осознал эту миссию, когда на ретроспективе Джона Кассаветеса в 2008 году увидел среди зрителей кинематографистов — и будущих, и матерых. Фестиваль стал навигатором, позволяющим усваивать информацию системно. Кажется, именно это и объясняет приток зрителей и их омоложение. Учеба требует дисциплины и усилия (а иногда и насилия) над собой. Длящийся ровно неделю, фестиваль превращается в четкую программу занятий с конкретными темами и четкими сроками.
Возможно, когда-нибудь фильм этого режиссера покажут на ММКФ. Колодижнер говорит, что прорывным дебютам фестиваль давно уже рад больше, чем работам повторяющихся мастеров.
Повторение пройденного
Продолжать эту гуманитарную миссию в апреле стало сложнее: многие фильмы все еще ждут майского Канна, а после Sundance, Берлина, Роттердама и Гётеборга проходит не так много времени. Поэтому с 406 фильмов в 2017 году программа ММКФ сократилась до 299 в 2018-м. Но меньше не значит хуже: отборщики мобилизовались вместе со зрителем, и в 2019 году до Москвы доберется полдюжины интереснейших фильмов с других мировых фестивалей.
Например, «Нон-фикшн» француза Оливье Ассаяса — абсолютно зрительский, смешной и страстный фильм о писателе, переставшем отличать вымысел от реальной жизни. И немецкая драма о войне «Произведение без автора» — соперник «Собибора» в прошлогодней борьбе за «Оскар». А еще печальная, но волевая «Дафна» — картина итальянца Федерико Бонди, повествующая о женщине с синдромом Дауна, в жизни которой вдруг происходит странное чудо. И «Пираньи Неаполя», герои которой — молодые итальянские гангстеры — сами программируют себя на то, чтобы пережить трагедию Ромео и Джульетты. И гениальный македонский фильм «Бог существует, и ее зовут Петруния», с иронией изучающий цену святости в современном мире. А еще немецкий побратим «Груза 200», нарочито уродливый карнавал плоти и крови под названием «Золотая перчатка». В нем прославленный турецкий режиссер Фатих Акин и в прямом, и в переносном смысле копается во внутренностях человека и не находит там ничего, кроме требухи.
Все эти фильмы — из Берлина, а с американского Sundance в Москву едет первоклассный ужастик «Коко-ди коко-да», который в свои самые страшные моменты достигает пика безумия «Сияния» Стэнли Кубрика. И провокационный жанровый фильм «Королева сердец» — вроде бы эротический триллер, но с такими сценами из супружеской жизни, что хвалить его хочется не за зрелищность, а за психологизм.
Новые дисциплины
С этого года документальная программа ММКФ получила статус «предоскаровская»: показанным на фестивале фильмам будет легче квалифицироваться на премию киноакадемии США. За эту привилегию в будущем развернется нешуточная борьба. Но уже сейчас на фестивале можно увидеть выдающиеся документальный картины. Всем идеалистам, мечтающим менять мир, обязательно стоит пойти на «РБГ» — историю судьи Верховного суда США Рут Бейдер Гинзбург, больше других сделавшей для борьбы с дискриминацией женщин в своей стране. А закроют фестиваль «Встречи с Горбачевым» — документальные фильм Вернера Херцога и Андре Сингера, который может превратиться в урок истории в стране невыученных уроков.
Но куда интереснее, что в этом году ММКФ вслед за Берлином, Sundance и Торонто запускает сериальную программу. В небольшой секции — первые эпизоды телевизионных драм из Британии, Израиля и Италии (включая новый сезон легендарной «Гоморры») и три многообещающие российские премьеры. Первая — «Идентификация» Владлены Санду. Ее героиня — русская девушка, живущая среди киргизских мигрантов в Москве. Высокая плотность вымышленных событий в сериале сочетается с почти документальным погружением в неизвестный мир, который всегда рядом, но который никто не хочет замечать. По словам Петра Шепотинника, это кино в теле сериала, и действительно, «Идентификация» очень напоминает «Айку» Сергея Дворцевого, нашумевшую год назад в Канне. Не менее чутким к изгоям общества получился сериал «Толя-робот», в котором безрукий и безногий инвалид, установив протезы, демонстрирует окружающим такую волю к жизни, что пространство вокруг него начинает постепенно меняться. Шепотинник называет примером для нынешних отборщиков ММКФ легендарного венецианского купца Альберто Барберы. Будучи программным директором главного кинофестиваля в Италии, тот сумел похитить из Канна настоящее сокровище — фильмы Netflix. Тот же курс на исследование новых форм держит и ММКФ, еще в прошлом году представивший большую программу кино в виртуальной реальности.
Сочинения на свободную тему
Воля к жизни, эйфория сопротивления, принятие чужого — формулы, которыми часто описывают сквозную драматургию фестивалей, будь то «Кинотавр», Берлин или Канн. Главное достоинство ММКФ проистекает из его уязвимости. Фестиваль стал стройнее и бодрее, чем его вечный соперник, живущий в Карловых Варах, но выступать в одной весовой категории с Берлином и Канном он по понятным причинам не может. У тех есть право первой ночи с фильмами и возможность нанизывать участников основной программы на общую нить повествования. У ММКФ такой привилегии нет. Петр Шепотинник говорит, что лично он опасается заданности в программировании, предоставляя фильмам жить своей жизнью. Но отборщики ММКФ под началом киноведа Кирилла Разлогова учитывают геополитический баланс сил в кинематографе.
Поэтому в основной программе в этом году есть кино из Европы, рефлексирующей по поводу своих травм,— латвийский фильм про холокост «Отец ночь». Но наравне с ним присутствует актуальное в последние годы иранское («Моя жизнь на втором курсе») и турецкое («Капкан») кино. Первый фильм исследует жизнь женщин в восточном обществе, второй — тонкую связь с природой, которую хотят сохранить рыбаки на потаенном острове. Эти герои — люди со сшитыми собственными руками сетями в мире, опутанном уже совсем другими сетями. Многообещающим кажется казахский фильм «Тренинг личностного роста». Это вроде бы история про муки среднего класса с глянцевой картинки, но фестивальное кино обманчиво, и картина может оказаться вовсе не портретом чужой страны. И, конечно, в Москву вновь привезут фильм из Якутии – «Надо мною солнце не садится». Кажется, республиканский кинематограф продолжает делиться со всей страной рецептами сохранения и приумножения жизненной энергии во времена, когда заряда в людях остается не больше, чем в замученном телефоне.
Если в Берлин едут, чтобы послушать заранее продуманную историю (чаще всего политически ангажированную), то в Москве рассказчиком — и программным директором своего собственного фестиваля — становится каждый. В итоге вариантов, как провести время, на ММКФ больше, чем кандидатов в президенты на выборах на Украине. В этом апреле в Москве можно будет плутать по лабиринтам венгерского и турецкого кино. А можно будет с головой погрузиться в ретроспективу француза Мишеля Девиля — живого классика и изощренного рассказчика обманчиво простых историй. Или пуститься в погоню за лучшими фильмами с других фестивалей, которые еще долго не выйдут в российский прокат, а то и не появятся в нем никогда. Или даже пропасть на десять часов в мире «Мстителей» — американского комикса, который отечественное кино давно воспринимает как своего врага в борьбе за майские праздники и который вдруг стал частью фестиваля Никиты Михалкова.
Если Канн — столица фестивальной индустрии, то ММКФ с каждым годом все больше напоминает ее Запорожскую Сечь. Это пространство опьяняющей свободы, которой трудно разумно распорядиться. Но со временем каждый зритель найдет здесь свое кино и свои трофеи.
Егор Москвитин
