В начале
Напомню содержание сценического действия. Тем паче что сюжет отличается от традиционной «Мадам Баттерфляй». Сначала все как в опере. Американский дипломат оказывается в восточной стране и влюбляется в красивую девушку до полного умопомрачения. Но если в опере он покидает ее и возвращается в свою страну, то здесь иначе. Через некоторое время его подруга рожает ребенка. Американец продолжает пылать чувствами. А потом, оказывается под судом. Дипломату вменяют в вину, что любовница и мать его ребёнка оказалась шпионом. Не оговорилась: не шпионкой — а шпионом. Потому как она — мужчина. Все оперные арии завораживали и голосом, и глубиной чувств. Наложница была столь женственна и прекрасна, что глаз от нее оторвать было невозможно. И, вместе с американским дипломатом, полыхала страсть в сердцах всего зрительного зала. А когда на сцене суда появляется абсолютно средненький из себя мужчинка — то испытываешь состояние шока. Ведь роль в этом спектакле пел и играл один и тот же актёр — Эрик Курмангалиев. Зрители покидали театр в состоянии шока. Думаю, все, кому довелось присутствовать на представлении, запомнили его на всю оставшуюся жизнь. Потому что более яркой и неожиданной постановки представить себе трудно.
Позже удалось пересмотреть все спектакли Виктюка. Но ни один, даже великолепные «Служанки», не дотягивал до «М Баттерфляй». Эрик Курмангалиев запомнился как существо совершенно уникальнейшее по уровню воплощения женской души и несравненным голосом.
Через несколько лет мы подружились с Михаилом Порфирьевичем Колкуновым, который в пору расцвета театра Виктюка был чем-то вроде руководителя труппы. К сожалению, тогдашняя труппа быстро развалилась. Но Михаил Порфирьевич остался в хороших отношениях с певцом и актёром. Про Курмангалиева было почти не слышно. Он как бы пропал. Оказывается, у него изредка были концерты, и мой приятель несколько раз был приглашен. Но как-то пойти нам на представление не случилось. Где-то в первых двухтысячных летом, часа в два ночи, раздался телефонный звонок. Ночных звонков всегда боишься. Сразу схватила трубку. Осатанелый голос моего знакомца произнес: «Яна, послушайте музыку!!!» Разгневалась я очень. «Ну нализался», — подумала злобно.
И тут началась музыка... Не знаю что это было. Только такого в земной жизни не бывает. Потому что не может быть. Все слова — чарующе, дивно, сказочно. волшебно, неповторимо или прекрасно, или что еще — ничего не подходит. Абсолютно ничего. Эта была музыка земли и неба, океанов и гор, лесов и пустынь — она включала в себя всю человеческую жизнь и даже то, что могло быть до жизни и после тоже... Когда телефонная трубка умолкла, не могла ее оторвать от себя. Потом в ней раздалось шуршание.
— Это Эрик... — даже не спросила, а уточнила я.
— Да, Эрик. Сейчас мы идём к вам! Они не пришли. На следующий день приятель объявил, что они не могли дотащить рояль. И опять у Эрика изредка были концерты. И опять по каким-то причинам не получалось туда пойти.
Уже в 2007 году, когда судьба вносила меня в больнично-операционный период, буквально за пару дней до этого, Михаил Порфирьевич пригласил на пирожки с капустой. Это у нас с ним традиционно-летний банкет — еще с девяностых годов. Думала, мы, как обычно, будем поедать кулинарные изыски вдвоем. Но в квартире оказалась целая компания его театральных друзей. Пирожки, как всегда, были пальчики оближешь. Михаил Порфирьевич знатный кулинар. Да и люди были такие, как когда-то до перестройки-перестрелки. Атмосфера почти забытая. Среди театральных скуки не бывает. Звания и награды остаются за порогом. Я сидела за столом напротив входа. Наверное, кто-то забыл запереть дверь. Потому что без всякого звонка в предбаннике возникла новая фигура. Человек, как и я, видимо не ожидал большой компании, и, разглядывая присутствующих, с некоторым сомнением, топтался на месте. Не входя. Невысокий. В экзотически национальном костюме. — Эрик! — обрадовалась я. Давно была оповещена, что никаких восторгов и комплиментов он не выносит. Разговоров о его работе — тоже. Оставалось сделать вид, что мы с ним совсем старые друзья. Эрик откликнулся на игру.
В тот вечер он был тих и неразговорчив. Рассказывали, что в давние времена он бывал душой компании. Теперь это невозможно было даже представить. Поскольку я повела себя по-приятельски или, может, ему Колкунов что-то рассказывал обо мне, Эрик тихо перемещался за мной. Позже, когда собиралась домой и мой как бы «кавалер провожания» театральный режиссёр Женя взял сумку с отобранными книгами, Эрик опечалился совсем.
— Пойдемте с нами, — предложила ему. — Прогуляетесь. Пешком полчаса. Погода хорошая.
Эрик встал, а следом и ещё несколько гостей.
Моя квартира в ту пору напоминала вернисаж. На маленьком пространстве было развешено полсотни плоскостей в разной технике и разного размера. Гости рассеялись, разглядывая полотна. Обсуждали. Каждому нравилось что-то одно. Другому — другое. Мне было интересно. Даже на моей персональной выставке, десять лет назад, не было такой раскованности. Потом народ притих. И тут только я обратила внимание, что Эрик почти все это время, бегло оглядев все работы, давно сидит на диване, не отрывая глаз от изображенной девушки в венке из красных цветов. Взгляд девушки обращен в себя. Не тени улыбки. Но и тоски тоже нет. Спокойное приятие Судьбы. Помню, как несколько недель промучилась с ней. То она возникала под моими кистями, как комсомолка-колхозница, то оборачивалась циничной потаскухой, то думской теткой с идеями всеобщего благополучия. Она меняла облики множество раз, вызывая то досаду, то отвращение, то смех. Иногда по несколько дней я оставляла ее в покое. И пребывала в состоянии полной безнадёжности перед холстом. Зато потом, когда вдруг она получилась, поняла, что в ней обнаружилась такая глубина, которой может, и во мне тогда не было. Мне редко нравятся мои произведения. Эта работа нравится.
Оказывается, этот час, пока мы бродили и переговаривались, Эрик сидел на диване и глаза в глаза — он и девушка — глядели друг на друга. Похоже — тоже общались.
Потом за полгода мне сделали две операции. А между ними не стало Эрика. Наш общий приятель Михаил Порфирьевич, в очередной раз отбывая в Штаты, просил: «Не умирайте без меня!».
Сначала я вежливо отвечала: «Постараюсь».
Однажды с досадой спросила его: «Какая вам разница»?
На что он заботливо и убедительно ответил: «Не похоронят, как следует».
Эрик умер, когда наш друг был в Америке. Несколько месяцев никто не брал урну с его прахом. Весной Михаил Порфирьевич, не приходясь ему никаким родственником, с боем и начальственными указаниями (недаром был руководящим работником в Министерстве культуры СССР) добыл урну с прахом. Захоронил то, что осталось от редчайшего талантливейшего человека, на могиле актрисы Нечаевой. Народа было несколько человек. Когда церемония была окончена, к Колкунову подошли «люди», хозяева жизни смиренного кладбища, и спросили: кто это разрешил? И знает ли он, сколько это нынче стоит? У «людей» приемы отработаны. Они назвали сумму. И очень удивились, когда в ответ получили спокойное: «Да что вы переживаете, ребята. Пусть он тут лежит. Жалко вам, что ли...» — «Ребята», оттого, что их не испугались, и от непривычного ответа подрастерялись. Почесали репы и пошли своим ходом.
Так Эрик оказался на Ваганьково.
Моя работа «Девушка с венком», с которой когда-то вёл разговор Эрик Курмангалиев, года два лежит на балконе. Среди прочих картин. Живу я на другой квартире, и заниматься снова развеской своих полотен неохота. Не знаю, сколько она выдержит в эту треклятую жару и морозные зимы. Техника — холст, масло.
Года два назад я получила предложение, от которого невозможно отказаться. К своему будущему праху отношусь без пиетета. Просила дочь высыпать его где-нибудь в подмосковном лесочке. Или в Москву-реку. Но однажды Михаил Порфирьевич спросил:
— А не хотите ли рядом с нами с Эриком в Ваганьково?
— О чём вы говорите, у вас же там места не хватит!
— Ничего подобного, — уверил Колкунов, — я могу там захоронить ещё несколько урн. Вы подумайте!
Я подумала и согласилась. Теперь вся проблема в том, что надо успеть раньше моего добрейшего и сердечного приятеля. Потому как его жена не за что меня туда после него не допустит. Она, непонятно с чего, — ревнует, что ли?
А мне польстило, что мой прах будет рядом с Эриком. Ведь я прикоснулась к его душе в прекрасной любви М.Баттерфляй. А он к моей душе — через общение с моей «Девушкой с венком».
Не знаю, состоится ли это путешествие к Эрику. И когда...
Татьяна Ивановна Лотис.
