Мой кабинет превратился в небольшой склад. Решил сегодня навести в нём порядок.
Приехал на фирму пораньше – сел за стол с твёрдым намерением разобрать бумаги, а когда придёт Евгений Алексеевич Никитин – с ним погулять и поговорить.
Но включил компьютер – любопытство пересилило! – посмотрел, кто и что мне написал. О! Одно письмо — хорошее, другое — прекрасное, третье — чудесное, пятое — волшебное, шестое — трогательное, грустное, надо помочь…
Внимательно прочитал, позвонил по указанному в письме телефону… На всё это ушло полтора часа.
Потом ещё звонок — один, второй, третий…
Устал и захотел чуть-чуть отдохнуть.
Взял книгу Фридриха Ницше — выбирал цитаты для соревнований. Потом и сам посмотрел, как работают соревнования.
Написал письмо в Сбербанк, Герману Оскаровичу Грефу.
Позвонил Роману Сергеевичу Терентьеву и услышал:
— О, мы сегодня в Минске! Вечером позвоню, как только приеду…
Это уже слышал. Грустно! Но спокойно к этому отношусь. Понимаю количество звонков, встреч, бесед, разговоров, писем, с которыми сталкиваются те, кому звоню. Поэтому буду перезванивать сам.
Приехал в офис Евгений Алексеевич, мы с ним пообедали – и началось: встречи, беседы…
К нам пришли на собеседование три человека – все программисты.
Особенно мне понравился Алжас из Казахстана.
Сразу я вспомнил поэта Алжаса Сулейменова, с которым дружил некоторое время в юности. (Познакомил нас Михаил Кураев — умница, образованнейший человек, сценарист, редактор, работавший на «Ленфильме».)
К сожалению, Алжас не очень подошёл Михаилу Юрьевичу Горшкову. По его словам, «он совершенно не знает Питона. Хорошо ориентируется в программах «Майкрософта», закончил ВМиК, хороший математик, исследователь, но нам нужен практик. Алжас не подойдёт».
Потом я поговорил с Алжасом отдельно. Мне показалось, он может замечательно писать, размышлять, творчески работать, — вдруг он сможет вести у нас отдельно какой-либо проект: по развитию памяти, скорочтению, борьбе с курением?.. Но, судя по всему, это не показалось ему интересным.
Другой парень у меня не вызвал особого интереса, беседа наша долго не продлилась. А вот третий (с которым Михаил Юрьевич Горшков возился больше всех) очаровал с первого взгляда.
Классический филолог: латинский язык, древнегреческий. Таких — всего лишь человек двадцать на всю страну, меньше, чем космонавтов. Работы в нашей стране для подобных людей нет. И вдруг этот парень (он учится на филфаке МГУ) увлёкся программированием. Сам изучил язык программирования Питон. Мы готовы его взять…
Но он засомневался, сможет ли работать. Ему бы удалённый доступ, фриланс… Филология его ведь тоже интересует — занятий много, заданий много. Как всё совместить? Свободными бывают один-два дня в неделю.
Отпускать его не хотелось. Мы пошли с ним гулять. Побродили часа полтора, поговорили о жизни, о нашей фирме, о филологии, об университете…
Были ещё курильщики. Четыре человека — и, кажется, всем четырём мне удалось помочь. Это радует.
Звонил по телефону двоим недавно побывавшим на моём сеансе. Пока не курят.
Один из них — очень «сложный» Николай Евгеньевич. Когда он пришёл, я возился с ним чуть ли не два часа, отвечая на массу вопросов: то ему не так, это не туда, это не ясно — словом, человек всё сомневался, сомневался и сомневался. Было ощущение, что это я к нему пришёл, прошу мне помочь, а он колеблется, помогать или нет.
Но пока Николай Евгеньевич не закурил. Что ж, я доволен!
Евгений Алексеевич говорит, что завтра, завтра, завтра, появится функция уведомлений на сайте «Набираем.Ру».
Волнуюсь: мне хочется сегодня, сегодня, сегодня!..
Меня смутило, как выглядят эти уведомления: возникают они в левом углу монитора, тёмный фон, их не сразу увидишь… Да, так делают, скажем, в Твиттере, но там дают их вверху, по центру, и ты невольно на них обращаешь внимание.
Уведомления должны быть радостными, лёгкими, воздушными, прозрачными!
Посмотрим, может быть, что-нибудь в этом плане сделает наш друг, замечательный художник, дизайнер Алексей Викторович Андреев. Это задача, полагаю, нетрудная. Посмотрим!
Так и не дошло дело до наведения порядка в моём кабинете…
Я могу бессчётное количество раз вглядываться в маленькие фотографии (почему-то многим нравится слово «фотки», а мне оно неприятно) — и радоваться, ибо на снимках — те, кто нас поддерживает, понимает, кто проходит «СОЛО на клавиатуре», радуя себя и нас. К счастью, таких людей становится всё больше и больше.
К огорчению, их не так много, как нам бы хотелось.
Посмотрите на эти прекрасные лица современников. Порадуйтесь вместе со мной!
Ваш Владимир Владимирович Шахиджанян
P.S. Сегодня, кажется, придумал сказку… Жил был славный, добрый, умный — словом, хороший мальчик.
С мамой и папой дружил. Сестрёнку младшую не обижал. Дедушке с бабушкой помогал. В школу ходил исправно, никогда не прогуливал. С учителями был предупредителен, вежлив, аккуратен.
И — что его, пожалуй, больше всего отличало от учеников его школы, да и многих других, — в школе он носил не кеды, не кроссовки, не спортивную обувь. Он носил настоящие штиблеты. Такие, какие носили англичане. Такие, какими англичане пользовались, может быть, сто лет назад, а то и сто пятьдесят. И были его штиблеты всегда начищены до блеска. Поразительного блеска! Зеркального блеска!
Кто бы к нему ни подходил, опускал взгляд на его штиблеты — чёрные, а иногда коричневые. Видел в них своё отражение — как в зеркале. Сразу начинал прихорашиваться, вставал прямее, если до этого сутулился, жестикулировал меньше, хотя до этого всё время телом двигал вперёд-назад-вправо-влево и руками-ногами махал.
Потрясающий был мальчик! Все ровесники мечтали быть космонавтами, лётчиками, ракеты делать, банками управлять, стать богатыми… А он говорил:
— Хочу изобрести особую мазь, особую пасту, особую эмульсию, чтобы побрызгать или нанести на штиблеты — и они заблестят, засияют, станут как зеркало: ровными, чистыми, аккуратными! Если пылинка сядет — и то её будет заметно!
Учился наш мальчик прекрасно. По всем предметам получал одни пятёрки. Любил химию, уважал физику, разбирался в математике, увлекался географией, запоминал историю. Спокойно изучал иностранный язык — английский. И свой хорошо знал — русский. А уж литературу — читал, запоминал, стихов наизусть выучил больше, чем все ученики в классе вместе взятые.
И начиная с седьмого класса — занялся «колдовством». Всякие смеси собирал, кусочки кожи покупал, смотрел, как эти смеси действуют, на какую кожу…
Начал с того, что стал простым чистильщиком:
— Эй, кто хочет — подходи, ботинки почищу, щётками протру, бархоткой начищу до блеска, отполирую!
И люди подходили.
Пошли легенды: кто бы ни почистил у него ботинки, замечал, что начинало везти в жизни.
Все слушали его дельные советы — всегда они помогали.
Утром он всем, кто к нему приходил, чистил ботинки, днём чуть-чуть отдыхал, а потом, иногда до утра, занимался. Всё выдумывал, какую бы пасту сделать…
И придумал. Сделал небольшие специальные губки. Основа — из пластмассы. Губка пористая, белая; он её состав придумал, на завод ездил, договорился, попробовал тысячу вариантов — наконец, тысяча первый вариант ему понравился.
Потом стал составы делать — и опять тысяча проб, тысяча интересных смесей — и тысяча первый состав оказался тем, который он хотел.
Создал целый институт. Все над ним смеялись:
— Ну зачем тебе институт, подумай! Ботинки чистить детям и взрослым, старикам и молодым?!
— У меня паста особая и губка чудодейственная, — отвечал он.
В его институте были разные отделы: отдел прекрасного настроения, отдел вечной молодости, отдел аккуратности, отдел нежности, отдел благородства, отдел честности…
Вы спросите, зачем такие отделы?
А затем, что все сотрудники вкладывали душу в работу — и придумывали такие мази, кремы, эмульсии, составы, что люди, которые чистили этими средствами свои ботинки, сами становились честнее, благороднее, талантливее…
А самая дорогая мазь называлась «Идеальная». Как помажет человек ею свою обувь — сразу преображается. И тот, кто с ним встретится, если посмотрит на своё отражение в носках его ботинок, тоже станет лучше.
Мальчик стал юношей. Юноша стал взрослым. Взрослый бороду отрастил. Стал мудрым-мудрым-мудрым стариком.
Руководил институтом, который сам создал.
Летали самолёты, плыли пароходы, ездили машины, шумели поезда. Делались научные открытия в физике, химии, ботанике, географии. Сочинялись шедевры в музыке и литературе.
Вроде никаких новых свершений больше не было у нашего героя.
Ан нет! Изобрёл он наконец свою фантастическую эмульсию.
Как намажет ею кто-нибудь свою обувь — так ходить становится легче, удобнее, ничего не жмёт. Потому что эмульсия проникала в каждую молекулу ботинка: если где-то жало — он чуть расширялся, если было слишком свободно — сжимался. Если обувь была тяжёлой — от волшебного крема она становилась легче. Ноги не уставали, человек мог больше и дальше пройти, протопать, пробежать. Жизнь — это движение!
И пошла по миру слава об этом фантастическом средстве.
Богатейшие страны планеты стали за самые большие деньги закупать крем — сначала для своих президентов, министров, депутатов…
Самое интересное — министры становились благороднее, умнее, честнее; депутаты становились молчаливее, деликатнее, сострадательнее к другим людям.
Однажды приехал старик в один город — а там все пользовались его эмульсией. Все ходили в чистых ботинках, и кто бы ни посмотрел — видел в них себя.
И в городе том не было ссор, обид и скандалов.
И в городе том каждый человек находил своё призвание.
И в городе том, если кто-то кого-то любил, никогда ему не изменял.
И в городе том люди радовались друг другу. Радовались, что живут, радовались, что работают, что рядом с ними добрые друзья — собаки и кошки. Никто никого никогда в этом городе не обижал.
Вы скажете, такого быть не может? Может! В нашей сказке всё может быть.
Мудрый старик продолжает и сегодня «сочинять» эту мазь для обуви.
Он вечный. Он хочет, чтобы весь мир начал жить, как тот город…
Вот и сказке конец. Ты прочёл — и молодец.
Может, и ты хочешь стать учеником этого старика? Это возможно! Он мечтает найти учеников…
«Как велико призвание — прокладывать путь для непонятных истин и для новых мужественных идей». Генрик Ибсен (1828-1906), норвежский драматург, поэт, публицист
