Философ

Мне досталось место на нижней полке. В купе помимо меня ехали еще двое: пожилая женщина — ее место тоже располагалось внизу — и мужчина лет сорока, живчик и болтун. Новоиспеченный сосед разглагольствовал обо всём подряд, дотошно и нудно, будто понимал, что только здесь сможет выговориться сполна, и времени ему отведено не более суток.

Сосед расположился прямо надо мной, что наделяло его неоспоримым преимуществом: он взирал на нас сверху, а мы на него, как принадлежащие низшему сословию — снизу.

Честно говоря, не представляю, какая участь постигла бы наш бренный мир, если бы великие политики, мозговеды, экономисты, философы и прочие гуру вдруг перестали ездить поездами по родимой земле-матушке и просвещать тёмный народ.

— …Да, правительство здесь, конечно, не рассчитало! — Сосед оканчивал очередную мысль с грустью и болью в голосе. Очевидно, ошибки руководства невыразимо печалили его. В основном взгляд его был устремлён в пространство. При этом лежал он, наполовину свесившись с полки, акцентируя начало каждого нового абзаца собственного монолога красноречивым взглядом в мою сторону. Я мог кивать ему в ответ, это было довольно удобно, но, всё же, не так удобно, как если бы сосед угомонился и уснул. Наш несимметричный диалог длился уже более двух часов.

Довольно поздно сообразив, я незаметно воткнул в ухо наушник и включил музыку, а, затем, воткнул и второй и начал было засыпать, но в это время поезд встал на промежуточной станции. В окно светил одинокий уличный фонарь. Я вынул один наушник и услышал обыкновенную железнодорожную возню: что-то кричала проводница, в тамбуре топали, суетились снаружи.

— Да ты глянь только, какая разруха! — воодушевился притоком новой информации сосед. Он с интересом разглядывал богом забытый полустанок. Я сел на койке, прильнул к окну и попытался что-нибудь разглядеть, но, кроме пары ржавых вагонов, более ничего интересного не обнаружил.

— Мне снизу не видно. Это у вас там королевская ложа — пошутил  я.

— Да уж, ложа! — тут же вторил сосед чуть обиженно. Помню, спорхнул я с такой ложи лет десять назад, ночью. Машинист по тормозам вдал, а я на краю был. Еле успел ухватиться, повезло. Тогда еще вот этих не делали — он подергал складывающийся поручень и насупился.

Тут дверь нашего купе открылась и на пороге предстал полный седовласый гражданин с саквояжем.

— Во, не иначе как доукомплект теперь — обрадовался новой крови сосед, а новенький пробасил, ответствуя:

— Вообще-то, меня Фёдор зовут. Фёдор Михайлович. И посмотрел следом так многозначительно, что сосед проглотил не успевший сорваться с губ пассаж про Достоевского.

Фёдор Михайлович был солиден во всех смыслах, и я предложил ему поменяться полками.

— Спасибо, молодой человек! — ответствовал он, принимая мое предложение.

Проснулась женщина снизу, все стали натужно знакомиться. Постепенно суета улеглась, поезд тронулся, а сосед начал прощупывать почву новых земель.

— Чем занимаетесь? — осторожно поинтересовался он у Достоевского.

— В поезде еду! — новенький, не особо стараясь, изобразил на лице натужное дружелюбие.

— По работе или по личным делам?

— Все мои занятия — личные. И вам того желаю!

Проводница принесла бельё и Достоевский принялся демонстративно заправлять постель. Он явно не был расположен к общению, однако, назойливый сосед не унимался:

— Да, это здорово, когда человек имеет возможность выбора. Я вот по стране езжу, вижу, как люди живут. Многим такая свобода и не снилась…

Видимо, железнодорожный гуру довольно нетактично задавал тон беседе, вынуждая новенького уже который раз дипломатично огрызаться. Но попытки Достоевского показать, что диалог не конструктивен в силу принципиально различных жизненных позиций, успеха не возымели. К этому моменту Фёдор Михайлович уже занял положение лёжа, прямо под своим оппонентом и, несмотря на невыгодную для себя диспозицию, перешёл в контрнаступление.

— Простите, а вот вы лично — имеете возможность выбора? — вопросил он.

Сосед задумался. В этом процессе читалась некая внушительность и сразу чувствовалось, как много он хотел бы рассказать собеседнику. Как мир стоит на грани. Как болит и страдает душа. О несправедливости и рабстве, царящим вокруг. О произволе политиканов и нуждах простых людей. Страдающая душа вмещала в себя так много, что приступить к рассказу было тяжело.

— Скорее нет, чем да. Я не имею возможности выбора. Слишком многое в моей жизни предрешено.

— А кто Вы? Скажите мне, кто Вы? — словно парировал новенький.

— В смысле? — озадачился сосед. — Чем я занимаюсь? Кем работаю?

— Да нет же. Можете вы кратко ответить на вопрос «кто Вы»?

— Ну, ежели взять некоторую мою объективную сущность, то я назвал бы себя философом… — новый тон беседы явно смущал его.

— Философом? И всего-то? Знаете, дети, научившись говорить, часто отождествляют себя со своим телом. Все, что является их телом — принадлежит им и это их «я». Безусловно, в своих рассуждениях вы идёте несколько глубже детской непосредственности. Однако, дети просто не знают, что от них хотят слышать. Но вы-то знаете, вы же философ!

— Не совсем понимаю… — сосед начинал нервничать.

— Конечно, не понимаете. Вы рассуждаете чрезвычайно однобоко. На вид вам уже лет сорок, присутствуют черты кризиса. Ваше тело уже не всегда послушно вам и отождествлять себя с ним часто не выгодно. Безусловно, вы постоянно думаете, рассуждаете, общаетесь. Видимо, именно общение в первую очередь интересует вас. Однако, вы черпаете оттуда лишь подтверждения собственных теорий, отметая противоречия. Ваш мозг — я просто не могу назвать его разумом, потому что вы основательно потеряли эту связь — давно «раздроблен» на части. Уверен, что вы и циник, и прагматик, и философ, и романтик, и черти-что еще. Но любые эти ипостаси, кроме «философской», не приносят вам удовлетворения. Одновременно присутствует множество комплексов и нерешенных проблем.

Заметьте, я не говорю ничего нового. Всё это можно отнести к любому человеку, но не любой называет себя философом. А вы всего лишь хватаетесь за ту сущность, которая, на ваш взгляд, вам наиболее удалась, и преподносите себя окружающим. Вам не хватает смелости предположить, что ваши философские опусы могут быть неинтересны собеседнику. Вам вообще не хватает смелости. Говоря проще, никакой вы не философ, уважаемый. Вы начинаете движение от самого сложного, бросив позади ворох нерешённых проблем. И уноситесь в пространных рассуждениях в материи, вам и вовсе неведомые. Вы всё усложняете, пытаясь жить предположением, что когда-нибудь поймёте этот мир и ваше «я» заработает как часы. Уверяю вас, не заработает. Примите себя целиком, как вы есть. Объясните ребёнку, кто вы. Ответьте на этот вопрос просто.

Надеюсь, что предоставил Вам достаточную пищу для размышлений. Позвольте откланяться, в моих планах здоровый сон. Спокойной ночи!

Фёдор Михайлович, убедившись, что оппонент подавлен, демонстративно отвернулся к стене. Вскоре он беспечно захрапел.

А я лежал и мотал на ус. Мне не спалось, я мотал на ус долго и старательно, временами украдкой поглядывая на соседа, но он так и оставался в прежнем положении. За окном властвовала южная ночь. Чуть свесившись с полки, развенчанный Гуру всё так же смотрел в окно, в непроглядную темноту и, похоже, впервые столь очевидно отождествлял себя с нею.

Ваш Михаил Шмелёв