Продолжаем публикацию книги о Сбербанке и его руководителе с комментариями В. В. Шахиджаняна. Приятного чтения!
Тот выделил малопривлекательный участок вблизи теплоэлектростанции, уверяя, что ТЭЦ скоро выведут подальше от центра. Переезд не состоялся. Чадящие трубы до сих пор портят вид из окон, смотрящих на восток. Впрочем, невыгодное окружение компенсировал размах проекта. Высотку из тонированного стекла и белого гранита, специально привезенного из Южной Америки по баснословной цене, возводили немцы.
Внушительно смотрится здание Сбербанка. Я разглядываю фотографию и думаю о том, как мы все работаем для других. Хотим мы того или не хотим, но наше слово всегда отзывается.
Когда-то Сбербанком руководил Павел Иванович Жихарев. Он жив, ему сегодня 86 лет. Мы с ним были знакомы. Первый раз повстречались в 1986 году, когда он руководил сберкассой 1567 в Сокольническом районе. Жуткое было место: душно, тесно, шумно, маленькие окошечки, в которые нужно было просовываться и почти кричать, чтобы тебя услышал оператор или кассир. И сам ты в этот момент ощущал себя дворнягой, которая пытается проникнуть в собачью будку.
В Сбербанке сотрудники тогда работали по принципу: вас много, а я одна — ждите, терпите, злитесь про себя.
Павла Ивановича Жихарева сменил Олег Владимирович Яшин. Яшин — фамилия, известная больше как спортивная, но в данном случае это не родственники, однофамильцы.
Насколько я понимаю, Олег Владимирович жив, ему 64 года. И в памяти старейших сотрудников головного офиса он остался как человек, который отвёл 25-й этаж для руководства (В.В.Ш.).
Олег Яшин, сменивший Жихарева, отвел себе последний, двадцать пятый этаж здания, где распорядился организовать просторное и уединенное помещение. Но насладиться комфортом в новом кабинете Яшину не пришлось – в январе 1996 года, сразу после сдачи объекта, произошла его отставка (фактически Яшин покинул банк только в октябре 1997-го, после чуть менее двух лет работы советником нового президента). С тех пор заветный двадцать пятый этаж делили Андрей Казьмин и его гражданская жена Алла Алешкина, занимавшая в банке позицию первого зампреда.
«Вот на этой фразе я вздрогнул. Имело ли смысл называть имя гражданской жены Андрея Казьмина».
Не уверен.
И я здесь вспомнил, конечно, про «СОЛО». Как три года писал письма Казьмину и уговаривал его взять нашу программу и обучить по ней всех сотрудников Сбербанка.
Три года!
На часть писем я не удостаивался ответа.
На два письма я получил ответ от Аллы Константиновны Алёшкиной, первого заместителя руководителя Сбербанка.
Вспомнил я, и как встречался с Валерием Михайловичем Родионовым из управления по работе с персоналом.
Валерий Михайлович РодионовВалерий Михайлович ко мне относился прекрасно. Он хотел помочь. Но у него ничего не получалось. Любопытно, что к Валерию Михайловичу я попал по совету Александра Владимировича Захарова. А Захарова уговорил принять меня Андрей Алексеевич Нечаев.
Андрей НечаевАндрей Алексеевич когда-то работал замминистра финансов, мы познакомились с ним на одной из радиопередач, и он искренне хотел мне помочь.
Вот так читаешь книгу и сразу о многом думаешь и вспоминаешь о том, что было с тобой несколько лет назад.
У меня свои ассоциации, своя цепочка, свои взаимоотношения со «Сбербанком».
Отписки от Аллы Алёшкиной где-то лежат. И пусть себе лежат. Но вернусь к чтению книги. Всего-то прошло 14 страниц, а мне уже интересно.
Евгению Карасюку, автору книги, удаётся закрутить интригу (В.В.Ш.).
Златкис нажала верхнюю кнопку скоростного лифта. Она надеялась переговорить с президентом с глазу на глаз. Ей повезло. Казьмин был один. Судя по виду, прошедшая ночь тоже далась ему нелегко.
Президенту Сбербанка не раз предрекали скорую отставку. В казьминское кресло прочили пеструю компанию политиков и банкиров – от бывшего премьера Сергея Кириенко до Владимира Когана, тогда еще главы Промстройбанка, позже проданного группе ВТБ. Ни одно из этих нелепых предсказаний не сбылось. Сейчас все обстояло куда серьезней[1].
В наблюдательный совет входило семнадцать человек. У Сбербанка было чуть менее 237 тысяч акционеров. Но значение имел голос только одного из них – Центрального банка, владевшего более 60 % его голосующих акций. Все было решено: Казьмин должен уйти. Новый премьер Виктор Зубков официально предложил, а президент Владимир Путин не имел ничего против того, чтобы отправить Казьмина руководить «Почтой России» – еще одной исполинской государственной организацией.
И здесь я вздрогнул. Как потом сложились судьбы Казьмина и Зубкова и как Казьмин пошёл всё-таки руководить «Почтой России», и как ничего у него не вышло, и как сегодня Дмитрий Евгеньевич Страшнов руководит этой «Почтой России», и, кажется, у него получается, чему я, естественно, рад (В.В.Ш.).
Говорилось о переводе. Президент акционерного общества, хоть и подконтрольного государству, не являлся госслужащим и не мог быть переведен куда бы то ни было по прямому указанию властей. Но подобные мелочи в расчет не принимались. Место на «Почте» уже было расчищено. Ни о чем не подозревавшего гендиректора ФГУПа Игоря Сырцова в два счета выставили за дверь.
А вот эта фраза меня потрясла.
Работает себе человек, работает, вдруг выясняется, что он никому не нужен: раз-два — и готово: выставили за дверь.
Мы иногда бессовестно подходим к людям, мы забываем о такте, деликатности, забываем о правилах приличия. Наверное, иначе и нельзя. Тут, как говорят хирурги, надо резать по живому (В.В.Ш.).
В свою очередь, пункт о назначении Грефа президентом банка подлежал обсуждению на наблюдательном совете и внеочередном собрании акционеров, но только из формальных соображений. Выражение несогласия с его кандидатурой было жестом, лишенным практического смысла.
Златкис с ходу заявила, что не считает прощальную фронду хорошей идеей. Сбербанк был кульминацией карьеры Казьмина, но не ее концом. Спорить с выбором государства в государственном банке? Зачем? В то утро президенту было не до нравоучений, и все же он позволил себя убедить. Возможно, Казьмин чувствовал, что поддержка преемника, рекомендованного главным акционером, была бы проявлением лояльности. Лояльности к работодателю, от которого зависела его дальнейшая судьба.
Впрочем, все старания пошли насмарку с появлением на авансцене еще одного действующего лица. В важнейших вопросах Казьмин полагался на мнение своей второй половины. А уж та была полна решимости погромче хлопнуть дверью. Алла Алешкина любила власть и ненавидела все, что ее подрывало. Годами она держала банк в кулаке. Благодаря ей наследственный бюрократизм системы был доведен до совершенства.
Какая хорошая фраза: «Благодаря ей наследственный бюрократизм системы был доведён до совершенства». И я сразу вспомнил, как сам получал чёткие, точные, быстрые, обязательные отписки от Алёшкиной по поводу того, что не надо брать «СОЛО на клавиатуре».
Я писал, что ужасно, когда очереди в дополнительных офисах, что сотрудники не смотрят на клиента, пришедшего положить деньги, взять деньги, заплатить за квартиру.
Операционистка вся в клавиатуре — одним пальцем выискивает букву. И набирает тысячу восемьсот знаков — это одна страничка, а таких страничек до десяти в день приходится набирать — сотрудница тысячу восемьсот раз кивает головой на клавиатуру, поднимает вверх голову, смотрит на монитор и потом снова склоняется к клавиатуре. Попробуйте тысячу восемьсот раз покивать, пока вы пишете текст. Обалдеваешь, устаёшь, рябит в глазах, болит шея, ноет позвоночник и прочее, прочее, прочее.
Но своими письмами я не смог ничего доказать. В ответ я слышал в отписках и по телефону: «Мы работаем, у нас всё получается, у нас клиенты есть, нам не до вашего метода набора, спасибо, отстаньте». И снова я подумал, как точно написал автор, о Белле Ильиничне Златкис, про звонок и субординацию (В.В.Ш.).
Белла Златкис
Служебные записки с резолюцией почти полностью заменили живое общение между уровнями иерархии. Каждый знал свое место. Сам Казьмин? Он, вероятно, хотел походить на судью соревнований по регби – вида спорта, который обожал настолько, что готов был колесить по всему миру, от Сиднея до Парижа, только бы не пропустить «фантастическое зрелище». «В регби немыслимо, чтобы игроки спорили с судьей, – увлеченно рассказывал Казьмин в интервью корпоративному журналу. – С судьей может разговаривать только капитан команды и только по просьбе судьи. Сам капитан к судье вообще подходить не может. А судья ведет матч в режиме радиотрансляции. У него передатчик, и все его команды слышны зрителям»[2].
Первое время Златкис удивляли местные порядки. Она привыкла к эгалитарной среде Минфина. Там можно было ворваться в кабинет к начальнику, если того требовало неотложное дело, и без реверансов вступить с ним в ожесточенный спор. В Сбербанке об этом нельзя было и помыслить. Златкис поразило, что ее приятельница по аспирантуре, работавшая в банке, соблюдала субординацию даже тогда, когда речь шла о банальном звонке перед совместным походом в столовую.
Это ужасно губит. Я о субординации.
С одной стороны, она нужна. Если её не соблюдать, пойдёт сплошное амикошонство и фамильярность.
С другой стороны, если требуют обстоятельства что-то узнать, и тебя заставляют подавать записку сначала секретарю.
Секретарь перенаправляет записку помощнику.
Тот отправляет её советнику.
После этого твоя записка возвращается к секретарю и, может быть, секретарь даст её своему шефу. А может быть, потребует виз начальника отдела, начальника управления (это если шеф высокий пост занимает), и только потом твоё предложение, просьба, совет окажется на столе у руководителя. У того, кто принимает решения.
На это уйдёт неделя. Бумага отлежится.
Кстати говоря, раньше в Сбербанке счета порой отлёживались месяцами, если не полугодиями. Да-да, та или иная организация выставляет счёт Сбербанку, он готов оплатить, но оплата происходит после длительных согласований, на которые уходило порой несколько месяцев (В.В.Ш.).
Парадокс заключался в том, что атмосфера, царившая в руководстве, была близка к истерической. Система человеческих отношений подменяла производственную. Люди постоянно ссорились, не разговаривали, переходили друг другу дорогу. Рабочий процесс спотыкался о мелкие интриги и условности. Алешкина могла запросто перекрыть кислород любому неугодному ей управленцу, даже если тот не являлся ее прямым подчиненным.
Хорошая фраза — «перекрыть кислород». Точно характеризует сотрудника.
Нет, чтобы откровенно сказать: «Вы мне не нравитесь, вы скверно работаете, не можете лучше — имеет смысл освободить рабочее место».
Нет, тебя будут выдавливать, перекрывать кислород и добиваться того, чтобы ты сам подал заявление.
Интриги, интриги, интриги…
Тут мне вспомнился анекдот про интриги, его рассказал Никулин.
В центре Москвы был туалет. Хороший туалет.
Там работал хороший, приличный дядечка. Кто бы ни заходил в туалет, всегда давал полотенчико, мыло, смахивал щёточкой перхоть.
Вдруг дядечка из туалета куда-то исчез. Один из посетителей этого туалета спустя некоторое время вдруг встретил его в другом туалете, на окраине города.
Видит он этого дядечку и спрашивает: «Как Вы здесь оказались, Вы же работали в центре?»
А в ответ услышал: «Интриги, интриги, интриги…» (В.В.Ш.)
Продолжение следует...
