Глава VII. Бросок на юг

Глава VII. Бросок на юг

Продолжение

Хорошим мужиком оказался этот полицейский. Мало того что он довез нас до границы своего округа и не возражал против того, чтобы с нами сфотографироваться, он еще и собственноручно остановил первую, проезжающую мимо, машину и упросил опешившего водителя подбросить нас до центра Norwalk. Водитель испуганно пожал плечами, пробормотал «ОК» и, хоть и недоверчиво косился на нас всю дорогу, так ничего и не сказал.

В пять вечера мы были на месте. Norwalk оказался очень симпатичным, старинным городишкой, с высокой колокольней на центральной площади и с кривыми, выложенными брусчаткой, улицами. Основанный в 1651-м, город был спален дотла англичанами во время войны за независимость, обретя тем самым титул «символа национального самосознания». Расположенный в глубине весьма живописной бухты, Norwalk имел свой знаменитый яхтенный клуб, прокат лодок и парусников, и славился многокилометровыми парками, плавно переходящими в песочные пляжи, полными всевозможных каруселей и палаток с хот-догами. Население города оказалось довольно дружелюбным: стоило только достать из рюкзака фотоаппарат, как проезжающие мимо машины начинали сигналить, а завсегдатаи многочисленных кафе, с открытыми террасами, улыбаться и одобрительно кивать головами. Одно плохо: указатели в городе практически отсутствовали. В конец отчаявшись найти пляж, мы подошли к газетному киоску и спросили у продавца, в какой стороне находится океан. Тот почесал затылок.

— Ocean? Ocean what? Street, avenue, road?
— Да нет, просто океан.
— Просто океан? Ммм… Здесь нет просто океана. Улица есть, авеню…
— Океан — в смысле, море, океан. Вода кругом.

Продавец виновато пожал плечами.

— Не знаю даже…
— Ну… Большая вода. Везде вода. Океан… Люди плавают…
— А-а-а! Океан? Что же вы сразу не сказали? Вон туда вам надо, за парком сразу пляжи начинаются.
— Спасибо.

Мы пересекли парк и спустя несколько минут вышли к бухте.

Боже, как я люблю море! Сергей, который его никогда в жизни не видел, принялся бегать по округе и все фотографировать, а я сел на причале и замечтался. Кому-то нравится шум леса, кому-то степи, но для меня понятие home, sweet home неразрывно связано с волнами и криками чаек. Вся бухта была усеяна яхтами, и я неожиданно почувствовал, что готов пожертвовать всем на свете за один только день на какой-нибудь парусной лодке, чтобы вокруг не было ни души, только бесконечная, соленая, блестящая синева, текущая сквозь тебя и не оставляющая времени на беспокойства. Хотя с другой стороны, я прекрасно понимаю разницу между хотением и имением, и я не знаю, что приносит больше счастья и ощущения полноты жизни: когда ты хочешь чего-либо и стремишься к этому или же когда ты уже владеешь всем, стремление к чему и определяло все твое жизненное расписание. Начало, как таковое, само по себе, всегда привлекало меня больше, чем конец, пусть даже и самый счастливый из всех возможных. И может быть, мое везение и заключается в определенном невезении. В невезении достигнуть какой-то полноты самовыражения, мифического конца горизонта, тупиковая пустота которого не оставляет никаких вариантов, кроме как остановиться в развитии, развернуться на сто восемьдесят градусов и застыть в умилении собственного совершенства…

Пляжи оказались не очень-то. Конечно, песочек песочком, но посудите сами, что это за пляж, если плавать невозможно. Океан был ледяной и мутный, как дождевая лужа в глухом запорожском селе. Хоть Америка и окружена океанами, только во Флориде вода прогревается выше двадцати градусов. В Калифорнии, а уж тем более в Новой Англии, люди если и плавают, то только в специальных теплоустойчивых резиновых костюмах, которых, во-первых, у нас и не было, а во-вторых, я бы его и не надел никогда. Зайдя в воду по колено, я, к большому своему неудовольствию, обнаружил, что не вижу собственных ног, и мгновенно избавился от всякой мысли уходить в глубину. Не люблю я плавать, когда не видно, что под тобой происходит, — мало ли что там может быть. Рыба какая-нибудь большая или мутант, что даже более вероятно, судя по нефтяным расплывам на поверхности. Одним словом, полежав немного, позагорав, мы снова встали на ноги и побрели к дороге, стараясь не думать о расстоянии, которое нам предстояло преодолеть.

Эх, дороги! Пыль да туман! Подсознательный человеческий страх темноты. Если днем шанс поймать машину существует в любой точке планеты, то с приходом ночи, где бы вы ни были, шансы начинают катастрофически падать и, в конце концов, сводятся на ноль. Этак, пим-пим-пим-пиииии… Любые колебания надежды вытягиваются в одну длинную-длинную прямую, единственная возможность преодолеть которую — это на своих собственных двоих. С заходом солнца символ национального самосознания переставал притягивать патриотично настроенных водителей, но, что самое неприятное, все, кого он за день успевал затянуть в свою пляжную паутину, не спешили покидать желтые фонари на мостовых и уютные кафе с джазовой музыкой и с приветливыми официантками, фартуки которых были сплошь и рядом заляпаны черничными пирогами. Если мимо нас и проезжала одинокая машина, то случалось это никак не чаще, чем раз в полчаса. Становясь лицом к водителю, мы одной рукой просили его остановиться, а другой, из-за спины, показывали многозначительный жест, надеясь, что, проехав мимо нас, он увидит его в зеркало заднего вида и задумается над своим нехорошим, эгоистичным поведением.

Пригороды уже давно остались позади, светящиеся неоновые бутерброды на вывесках мотелей скрылись за поворотами, а мы все топали и топали, недоверчиво косясь на окружающий нас лес и скрипя зубами от боли, причиняемой жмущими, с непривычки, кроссовками. Через четыре часа ходьбы силы покинули нас окончательно. Доковыляв до ближайшего газона, Сергей повалился на землю и категорически отказался двигаться в каком-либо направлении. Закурив сигарету, я сел неподалеку.

— Ну что, Серег, будем утра ждать?
— Будем, — пробубнил тот.
— А я фонари в лагере не зажег. Люди ходят и спотыкаются.
— А я посуду не помыл… Хотя этого никто в темноте не замечает.

Мы засмеялись.

— Давай тогда, что ли, руки поднимать, когда мимо кто-нибудь будет проезжать.
— Зачем?
— Ну, может кто-нибудь остановится.
— Что, подобрать два трупа на обочине?.. Ты как хочешь, может стопить, а я спать буду. Простатит нагонять.

Я прислушался.

— Слышишь?
— Машина?..
— Поднимай руку!

Не вставая, мы замахали руками и, к огромному своему удивлению, в ту же секунду услышали визг тормозов. Водитель как ошпаренный выскочил из своего джипа и подбежал к нам, на ходу доставая мобильник и набирая 911.

— Что, что случилось?!

Мы пожали плечами.

— Ничего.
— А машина ваша где?
— У нас ее нет.

Водитель насторожился и спрятал телефон в карман.

— А чего вы тут лежите? Вы иностранцы?
— Да. Русские.

Парень начал злиться.

— Я вижу, что русские… Психи ненормальные, вы знаете, как тут опасно ночью?! Кто здесь только не ездит! Да наркоманы какие-нибудь специально остановятся, чтобы кишки вам выпустить, развлечься. Как это вы еще до сих пор живы, я не знаю!

Сергей внезапно побелел и уставился на меня.

— Вова, а тебе такая мысль в голову приходила?
— Нет. А тебе?
— Тоже нет.

Мы вскочили на ноги.

— Вы нас не подбросите в Кент?

Парень вздохнул.

— Я в Danbury живу. А Кент пятьдесят миль на север… Вот что, если вы купите мне бензин, я вас довезу куда вам надо, но только потому что вы иностранцы.
— Купим, купим, спасибо большое.
— Ну, залезайте тогда.

Доехав до ближайшей заправки, мы залили в машину бензина на пять долларов и купили всем по кока-коле. Парень расслабился окончательно.

— Как вас зовут-то?
— Sergey.
— Vladimir.
— А я — Дэвид. Приятно познакомиться…

Дэвид был… типичный Дэвид. Все Дэвиды одинаковы: невысокие, полноватые, близорукие и дружелюбные. Лысина у них начинается еще в тинейджеровском возрасте, к тридцати годам эпидемия распространяется на всю голову, а ровно в тридцать пять на белый свет вылупливается очередной американский Меркурий. Вообще, только по одному беглому взгляду на американца можно с точностью до девяноста процентов определить его имя. Взять хотя бы Вуди. Как правило, Вуди — это маленький, невероятно злой, нервный поножовщик. Или Тревис — толстый фермер, с куриным жиром на подбородке и с пятнами машинного масла на рубашке. Риччи всегда немножко косоглазит и много курит. Шерман скучен до безобразия, но если вас, не приведи господь, замучил кариес — шермановские, с обгрызанными ногтями, пальцы вставят вам такую пломбу, что просто ахнуть. Иное дело — доктор Ларри: уж этот спит и видит, как бы кому-нибудь вывернуть коренной, а еще лучше сразу два, типа, да все равно он у вас кривой какой-то.

Билл — это уже совершенно другая статья. Билл — большой, с татуировками. Грузовики водит и карамель пивом запивает. С женщинами вот ему только не везет, боулинг и реслинг по телевизору — все его развлечения.

Есть у природы и свои капризы. К примеру, Арнольд. Нет-нет, друзья мои, неверно мыслите, из Шварценеггера такой же Арнольд, как из меня Юрий Гагарин. Шварценеггер — это блеф, генетический урод. Настоящего, чистопородного Арнольда не спутаешь ни с кем: тощий Кощеюшка, руки-клюки, стекла на очках толще бронированного стекла инкассаторской машины. Паучок «Часики». В жизни никого не подвезет.

Дэвид же, как я уже сказал, был мировым парнем. Рассказав нам кучу анекдотов и разузнав, какие в России дороги, он, поймав какую-то только ему ведомую мысль, хитро заулыбался и свернул на обочину.

— Что, парни, хотите машину повести?

Сергей испуганно замотал головой, а я, молниеносно откинув ремень безопасности, выбежал из джипа и поменялся с Дэвидом местами.

— Ты же водил машину уже, верно? — на всякий случай спросил тот.
— Конечно, водил!

Серега, сидевший на заднем сидении, резко побледнел и, наклонившись ко мне, зашептал:

— Вова, а когда это ты машину водил?
— Как это когда? — я засмеялся. — А с Крисом кто пиво развозил?

Тяжело задышав, Сергей ухватился за сиденье и нахмурился. Нахмурился и Дэвид. Серая тень сомнения пробежала у него по лицу, и он уже было открыл рот, чтобы что-то спросить, но было слишком поздно. Машина дернулась и пошла куда-то вкривь.

— Вова, поворачивай!
— Разворачивай, Vladimir!

Запаниковав, я дернул руль на себя и нажал по тормозам. Машина фыркнула и остановилась.

— Что вы кричите? Я знаю, что делаю, ОК? Не волнуйтесь…

Не волнуйтесь! Говорить это Дэвиду и Сергею было все равно что бить горохом о стену. Многозначительно переглядываясь, они вздрагивали перед каждым поворотом и мучительно искали предлога, как бы этак безболезненно пересадить меня назад на место пассажира… Ну да, хорошо, я согласен, машину водило из стороны в сторону, как пьяного бригадира после уборки посевной, ну так это ж не моя вина. Такой, значит, у машины был руль кривой. Да и, вообще, когда тебе каждые пять секунд орут в ухо «поворачивай» — особо разогнаться как-то не получается. Атмосфера была напряженная, и мне приходилось прикладывать огромные усилия, чтобы расслабиться и получать от дороги удовольствие. А она была действительно красивой: утопающая в зелени, черная, петляющая полоса, рассеивающая тревоги водителя и наводящая смертельный ужас на всех остальных. Невозможно даже описать облегчение, высветившееся на лице Дэвида, когда я, наконец-таки, остановился и взглядом предложил ему поменяться местами. Выскочив из машины, американец бросился к моему месту и…опоздал. На нем уже сидел Сергей, мертвой хваткой вцепившись в руль и давая понять, что ничто на этом свете не сможет оторвать его от сиденья и усадить назад. Дэвид чуть не заплакал. Вернувшись в машину, он, трясущимися руками прикурил сигарету, и нервно пристегнулся ремнем.

— Ты тоже хочешь покататься, да, Sergey? Я понимаю, понимаю… Осторожно только, пожалуйста, хорошо?
— Конечно… — Сергей потер руками.

Тут уже мы с Дэвидом переглянулись и побледнели. Я тоже достал сигарету и приготовился к самому плохому, но… ничего не произошло. Плавно тронувшись с места, машина набрала скорость и весело, а главное ровно (мистика какая-то) понеслась сквозь лес, аккуратно вписываясь в повороты и усыпляюще покачиваясь…

— Vladimir, hey, wake up.

Я лениво открыл глаза. Надо мной стоял Дэвид, улыбаясь и тряся меня за плечо.

— Приехали.
— Приехали?

Я оглянулся. Машина стояла прямо посреди лагеря, под центральным, зажженным заботливой рукой Джесса, фонарем.

— Это что… я уснул, что ли?

Дэвид засмеялся.

— Ты уснул?.. Я уснул, можешь себе представить? Sergey вел машину всю дорогу.
— Да?

Я посмотрел на застывшего в горделивой позе Сергея.

— Интересно…
— Интересно, да.

Дэвид полез в карман и достал пару визиток.

— Держите, парни. Тут мой телефон, если еще попадете в историю когда-нибудь, звоните.
— Может, чаю… — наперебой закричали мы.
— Не-не. Мне полтора часа до дома еще добираться.

Пожав нам руки, Дэвид с облегчением сел за руль и, выслушав наши инструкции, как доехать до route 7, умчался в прошлое. Больше мы так его и не видели…

Продолжение следует…