Жестокий шторм выбрасывает человека на пустынный остров, где он борется не только с природой, но с отчаянием одиночества. «Красная черепаха» — оскаровский номинант, отмечена жюри «Особого взгляда» Каннского кинофестиваля. Экзистенциальная поэма о любви, в которой чувственность, интонация переданы цветом, линией, великолепной анимацией, уже на экранах.
— Ваш фильм — копродукция, но вышел под логотипом знаменитой студии Ghibli, прославленной работами Миядзаки. Вас удивило их предложение?
— Письмо студии Ghibli — один из самых неожиданных сюрпризов в жизни: меня спрашивали, хочу ли я сделать с ними полнометражный фильм. И пока шли переговоры, я уже начал набрасывать черновик истории.
— Простой вопрос: почему именно «черепаха»? Она для вас символ времени, его цикличности, философский образ?
— Когда я писал эту историю, искал некое существо, олицетворяющее бесконечность. И вот такое сложное чудесное создание, многократно описанное в литературе, искусстве. В мифологии Китая черепаха причислялась к благожелательным для вселенной существам. В древности была моделью мироздания. Она не знает пределов, плавает на гигантские расстояния. Вместе с тем всегда со своим панцирем-домом, прячется в нем. И путешествуя, возвращается на одно место. Для меня она — удивительная метафора бессмертия.
— Я очень люблю ваши короткометражные фильмы «Монах и рыбка», «Отец и дочь», единение классических и новаторских идей, поэзии и графики. И вот первый полнометражный фильм. Для вас это развитие или совершенно разные пути?
— Вы полагаете, полнометражный фильм существенно отличается от короткометражного?
— Конечно.
— В общем, соглашусь с вами. В основе полнометражного кино должна лежать внятно прописанная история. Тщательная раскадровка. Здесь другая технология работы, иной киноязык. Совершенно другой подход к монтажу. В авторском фильме он более интуитивный. В «Красной черепахе» я работал с опытным монтажером, прислушивался к ее мнению. Короткий фильм — это чаще всего одна идея, один месседж, философия, юмор.
— Но в притче «Отец и дочь» о том, как дочь всю жизнь ждала отца, уплывшего на лодке за горизонт, несмотря на внешнюю простоту, многообразие настроений и мыслей. Не случайно «Красную черепаху» называют духовной наследницей того фильма.
— Возможно, вы правы. И все же фильм длиной в 10 минут — это как зарисовка. Вы многого просто не успеете сказать. Большой фильм дает возможность поведать сложную историю, полифоническую. В ней могут быть флэшбэки, лирические отступления, смена настроений. Темы могут сплетаться и расплетаться.
— Российский режиссер Константин Бронзит, автор отличных короткометражек, после работы на полнометражном фильме «Алеша Попович и Тугарин Змей» не скрывал разочарования: на анализ и осмысление работы времени не было, поэтому и результат его огорчил.
— О, конечно, я знаю Бронзита. Он просто гений. Потому что в своих авторских фильмах использует разные стили, темпы, интонации. Когда я увидел его первые работы, удивился цепкости взгляда, искрометности юмора. Но сейчас он делает совершенно иные вещи. Это поразительно и непредсказуемо развивающийся автор. Конечно, в полном метре — марафоне, который тебя выматывает, истощает, так трудно сохранить энергию поиска.
— А вы можете сказать про «Красную черепаху», как про «Отца и дочь» — это мой фильм!
— И да. И нет. Скорее скажу: «Это наш фильм». Так много художников, аниматоров было вовлечено в работу. Я постоянно советовался с Исао Такахата, мудрым соратником Миядзаки. Я сам — художник, поэтому и образ фильма, его метафоры, трансформации, рифмы, конечно, принадлежат мне. Приходилось полагаться и на мою интуицию. При этом был подробный план. А молодые художники вносили свою энергию поиска, воображение. Я был открыт к приятию неожиданных идей. Мы постоянно вели дискуссии, споры. Работала огромная команда. А это всегда обмен идеями, столкновение разных эго, различных мнений. Трудно при таком оркестре из «солистов» — художников высочайшего класса сохранить свою интонацию, поэтичность, ощущение одной руки. Все время приходилось все перепроверять. Очень важно иметь группу единомышленников, товарищей. Представьте, более двух лет мы строили одно здание. Были трудности, кризисные и счастливые моменты. Мы встречались каждый день, вечерами отмечали дни рождения, праздники, знали обстоятельства жизни друг друга. Все это так похоже на семью.
— «Красная черепаха» — микс европейского и японского стилей. Было ли влияние студии Ghibli на фильм, его цвет, стиль?
— Я очень хорошо знаю и люблю фильмы Ghibli, видел практически все фильмы, знаю их создателей. Когда начались переговоры о создании фильма, мне было важно заранее договориться о стиле. И они сказали: «Нет-нет, вы сами предлагаете свою пластику, графику».
— В чем истоки, вдохновившие вас на создании «Красной черепахи»: японская, европейская анимация, манго, книги, про «Робинзона Крузо» даже не спрашиваю?
— Разные ресурсы. Волшебные сказки, истории о путешественниках. Мне важно было сочинить пространство острова. Замкнутого в себе и открытого океану. Остров — ощущение опасности и мира. Вы можете мне не верить, но едва ли не самым важным было влияние современного танца. Это иные эмоции, отношения, пластика. Мы занимались исследованием флоры и фауны, мира насекомых. Я не считал необходимым имитировать японский стиль: большие глаза, типичный язык тела японской анимации. Но это влияние, безусловно, заметно. Я смотрел много фильмов о море, о природе, о сложных связях человека с природой. Пересматривал мультфильмы и комиксы Эрже, прежде всего «Приключения Тинтина», рисунки прекрасного французского карикатуриста Семпе. И конечно, сама природа была источником вдохновения для меня. Вся эта живая вселенная, включая свет и тени, атмосферу и наши эмоциональные отношения с этим миром.
— И международные продюсеры не вторгались в работу?
— Я бы сказал, что это была совместная работа, исполненная взаимного уважения. Особенно со стороны японских продюсеров, у них вообще пиететное отношение к режиссерам. Но и с французскими, бельгийскими продюсерами работать продуктивно, чувствуешь защищенность — французские законы больше охраняют права режиссера, чем американские или английские. Мы вели дискуссии. Иногда продюсеры уговаривали меня не углубляться в сложный арт-хаус. Не забывать о широкой аудитории. Не увлекаться экспериментами.
Кадр из мультфильма Красная черепаха
— А все же ваш фильм необычный. Вообще не слишком принято снимать анимационные лавстори, тем более такие изысканные, поэтичные.
— Особенно боятся показывать в анимационном полном метре смерть. Я спрашивал продюсеров: «А как вы это видите?» И нередко прислушивался к их мнению. Например, они говорили: «Когда Черепаха превращается в женщину, это слишком большой шок. Может быть, дать какой-то предварительный сигнал, как-то подготовить зрителя?» Это логично.
— Вы отождествляли себя с вашим одиноким героем?
— Мне хотелось подчеркнуть созидательность самой жизни. Гармония с природой лишает одиночество привычного трагизма. И конечно же, всегда остается проблема выбора.
— Ждать ли и дальше от Дюдока полнометражный фильм?
— Сейчас трудно сказать, я, правда, устал. Коротким или долгим будет фильм? Не знаю, но думаю, это будет мрачная история.
— Потому что мрачное время?
— Просто хочу чего-то большего, нежели чем сказочная история.
— А вы ориентируетесь на русское искусство?
— Я не так хорошо знаком с русской культурой. Знаю работы Кандинского, Шагала. Мне нравятся фильмы Виктора Соколова, режиссера конца шестидесятых, он редкий художник, создающий образ времени, не пугающийся экспериментов. Ну и Тарковский, разумеется.
— Знаю, что вам нравятся фильмы Юрия Норштейна. О чем бы хотели его спросить?
— Как же я люблю его картины. Впервые увидел их, когда был студентом на фестивале в Анесси. Был впечатлен на всю жизнь. Помню, моим первым норштейновским фильмом был «Журавль и цапля». Потом все остальные. Самая невероятная работа — «Шинель». Непостижимо, как он достигает такой глубины погружения в человеческое сознание и подсознание. Мне бы, конечно, хотелось его повидать. В моем воображении я прихожу к нему в гости, в его студию. Он живет в Москве? Мне просто очень хочется увидеть то место, где создается такое искусство.
Лариса Малюкова
