Закон об образовании лиц с ограниченными возможностями здоровья создавался чуть ли не шесть лет назад, но только в сентябре этого года был утверждён московским правительством и представлен на рассмотрение в Московскую городскую думу. Направлен он «на урегулирование отношений, возникающих при реализации лицами с ограниченными возможностями здоровья своего конституционного права на образование» — так трактуется его содержание на сайте Мосгордумы. Там же посетителям предлагается такой вопрос: «Считаете ли вы эффективной мерой поддержки детей с ограниченными возможностями здоровья их совместное обучение с детьми, таких ограничений не имеющими?..»
Можно, конечно, ответить, повинуясь движению души: «Да! Конечно! Пусть все дети учатся вместе, пусть дружат и помогают друг другу!» Но будут ли маломобильные ученики чувствовать себя комфортно в среде здоровых? И не потянут ли назад дети с умственной отсталостью ребят с нормальным интеллектом? На эти и другие вопросы отвечает заместитель руководителя Департамента образования г. Москвы Татьяна ГУСЕВА.
— У Московского департамента образования 4001 учреждение. Это детские сады, школы, гимназии, центры образования, вузы, коррекционные учреждения, психолого-медико-социальные центры. Всего более 4,5 тысячи зданий. Приспособить все их для инвалидов — задача очень серьёзная. В первую очередь мы обращаем внимание на людей с заболеваниями опорно-двигательного аппарата, вынужденных передвигаться на колясках. Так вот на сегодняшний день для них приспособлены 1187 учреждений: пандусы, поручни, механические ступенькоходы, где-то есть лифты.
Недавно я была на выставке в Дюссельдорфе, где демонстрировалась реабилитационная техника. Для слепых и слабослышащих в этом году товаров было немного, больше всего — для маломобильных граждан. Какие там коляски!.. Какие подъёмники!.. Какие возможности комфорта для людей... А на семинаре после выставки шёл разговор о рабочих местах. Особенно мне понравились различные мастерские для инвалидов с тяжёлыми заболеваниями, таких, которых на обычных рабочих местах никто не ждёт. Их долго обучают, их сопровождает специальный помощник, когда они заболевают и теряют навыки, их учат сначала...
— Да и пенсия у них такая, на которую можно спокойно жить — работают инвалиды там в основном для социализации...
— Да, на их пенсию можно жить. Но каждое предприятие, где работают более двадцати человек, обязано пять мест отдавать инвалидам. Если оно их не берёт, то должно платить государству деньги, которые будут использованы для благосостояния тех же инвалидов. Нынешнее состояние Германии — приспособленная среда, социальная защита и т.п. — это то, к чему страна шла пятьдесят лет! А в Москве фактически всё началось интенсивно меняться не более трёх лет назад. Конечно, мы многого не умеем, технологии не отработаны, но мы уже ступили на этот путь.
В Москве около 26 тысяч детей-инвалидов, 19 тысяч учатся в системе образования, остальные — в учреждениях социальной защиты и здравоохранения. Абсолютное большинство из этих 19 тысяч учатся в специальных коррекционных образовательных учреждениях, их в городе — 344. Особым образом оборудованы школы для глухих и слабослышащих детей, для слепых и слабовидящих, для больных ДЦП и колясочников. Например, оборудование для занятий с глухими и слабослышащими детишками стоит не менее 700 тысяч рублей для одной группы. Это большие деньги. Но мы стараемся приобрести это оборудование или его аналог, обучаем преподавателей на нём работать.
А для слепых детей необходимы пособия и книги, напечатанные по системе Брайля. Знаете, сколько томов занимает «Война и мир», набранная по Брайлю? 26 книг. И всё это надо где-то хранить, нужны большие площади, определённые условия.
Самая сложная категория — дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Как правило, эти заболевания сопровождаются изменениями в нервной системе, а иногда и нарушением интеллекта. Коррекционные школы для таких детей сильны методикой преподавания и созданием условий для их реабилитации.
— То есть дети-колясочники могут учиться только в коррекционных, специальных заведениях?
— Если у них нет нарушения интеллекта, можно говорить об инклюзии, то есть о совместном обучении со здоровыми детьми. Но школа, в которую они пойдут, должна быть оборудована хотя бы минимумом необходимых средств, а главное — педагоги должны быть обучены обращению и методике преподавания, работая с такими детьми. В начальной школе проще, там всего два-три учителя, а дальше уже огромную массу людей надо обучить общению с этим ребёнком: и учителей, и одноклассников, и всех, с кем он встречается в школе. Учреждений инклюзивного образования у нас сейчас 110.
— Какие ещё возможны для инвалидов варианты реализации конституционного права на образование?
— Иногда дети с ДЦП имеют настолько тяжёлые нарушения, что не могут выходить из квартиры. При этом интеллект бывает сохранён. С 2003 года у нас существует центр образования «Технологии обучения». В нём учатся около 800 детей. Ребёнку проводят Интернет, дают во временное пользование оборудование — всё это оплачивает правительство — и делают всё, чтобы он освоил программу. Даже мышки специальные для таких детей сконструированы. Кому-то учёба удаётся, у кого-то из-за проблем со здоровьем — заболевание-то развивается — процесс усвоения программы затягивается. Но что интересно — чем больше ребёнок занимается с педагогом, тем больше ему хочется общаться. У центра образования есть микроавтобусы, на которых они могут привозить этих ребят к себе, и они общаются друг с другом, участвуют в разных конкурсах, фестивалях. Я была однажды на концерте в санаторно-лесной школе: там были одновременно и слепые дети, и дети с ДЦП, и дети с множеством других нарушений. И вот, выйдя на поклоны после выступления, ребята не захотели, чтобы мальчик-колясочник сидел в инвалидном кресле, — они держали его под руки. Это тоже преодоление болезни, тоже реабилитация, включение инвалида в общую жизнь и проявление своего отношения к нему.
— Лесные школы — это тоже коррекционные учреждения?
— Это школы-интернаты, где созданы исключительные возможности для оздоровления детей: массаж, бассейн, сухая сауна, есть специальные велосипеды для детей, которые не могут двигаться, есть даже коляски, на которых можно заниматься... бальными танцами. В одном из учреждений развивается и используется иппотерапия. Всё это и многое другое входит в систему реабилитации детей.
— Чем отличаются школы так называемого восьмого вида?
— Это школы для детей с умственной отсталостью — там работают по своей, облегчённой программе, исходя из особенностей развития таких ребят. Для самых тяжёлых, с очень серьёзными нарушениями интеллекта, есть центры реабилитации и коррекции, интернаты. В центре «Детская личность», например, даже создали службу спасения: детям даются чёткие и прочные навыки, как оказывать помощь в экстремальных ситуациях — в случае пожара или если у кого-то приступ эпилепсии. Они точно знают, что надо делать, куда идти, если пожар, скажем, на третьем этаже, — до автоматизма отрабатываются действия.
— Какие перспективы у выпускников коррекционных учреждений?
— Для них есть места в ряде вузов — для слепых и слабовидящих, для слабослышащих и глухих, для других категорий. Есть различные колледжи с множеством специальностей. Учащиеся там получают различные специальности, кто-то осваивает рукоделие — создаёт работы в стиле пэчворк, ткёт коврики; кто-то керамикой увлекается, рисует. Последними видами любят и занимаются дети с синдромом Дауна, аутисты — у них свой внутренний мир, они в нём живут. И часто мы это видим и даже чувствуем, когда соприкасаемся с их работами. Вот видите, эту кружку мне подарили там.
На белой керамической кружке нарисован человечек вверх ногами и написано: «Хорошо, что я такой, а не коко-нибудь-другой».
— Эти дети не подлежат инклюзивной системе?
— Знаете, лучше всего инклюзия происходит в дошкольном учреждении. Маленькие дети ладят (или не ладят!) друг с другом независимо от здоровья и даже уровня интеллекта. Они просто видят, что их друг — такой, знают, в чём ему нужно помочь, как с ним можно играть. Я видела в детском саду: сидит девочка, на руках у неё — другая, с синдромом Дауна. Они веселятся, играют, отлично чувствуют себя вместе — дети с синдромом Дауна вообще очень дружелюбны. Если в группе аутист — ему нужно место, где он мог бы быть один, мог бы играть самостоятельно. В коллектив он придёт, когда захочет общаться. Конечно, в таких учреждениях педагоги должны быть подготовлены соответствующим образом. А детям после этого легче будет воспринять инклюзивное обучение в школе — и здоровым, и инвалидам.
— Татьяна Николаевна, надо ли готовить обычных детей к появлению одноклассников с различными нарушениями?
— У нас в школах всегда проходили «Уроки доброты». Раньше они были направлены на воспитание и формирование доброго отношения к пожилым людям, к маме-папе, к животным, наконец. Сейчас нацелены и на формирование толерантного отношения к детям и в целом к людям с проблемами здоровья. Ещё 8 лет назад региональная организация «Перспектива» начала проводить такие уроки. Их ведут молодые люди с ограниченными возможностями. Я была на таком уроке: дети сели в кружок, а слепой молодой человек и девушка-колясочница отвечали на вопросы, рассказывали, как они общаются с людьми, чем трудна их жизнь, в чём они нуждаются, чем можно им помочь, а чем они готовы помочь своим собеседникам. Это самодостаточные молодые люди, с чувством собственного достоинства, интеллектуально и душевно развитые. Это помогает нам учить детей не уходить от проблем инвалидов, не бояться их, а нацеливает на понимание и помощь. Ведь инвалиды, как и все люди, разные — кто-то будет благодарен, если ему подержат дверь или возьмут под руку, кто-то обидится. Поэтому, если хочешь помочь, надо знать, как.
Первое задание «Урока доброты» — пересказать дома всё, что ты услышал. А потом рассказать в школе, как это восприняли родители. Такая обратная связь.
— А родители возьмут и скажут: «В стране кризис, денег нет, а вы хотите тратить их на этих...» Может ведь быть такое?
— Это позиция не человека. Раз дано было такому ребёнку родиться — надо сделать всё, чтобы он жил, чтобы облегчить ему жизнь. Никто от рождения больного ребёнка не застрахован.
— Как вы относитесь к информации: рост количества инвалидов — следствие достижений медицины, она слишком хорошо выхаживает нежизнеспособных детей?
— Тридцать—сорок лет назад рождались 30 процентов детей из группы риска, то есть те, у которых могут развиться тяжёлые заболевания. Сейчас эта группа риска — 70 процентов. В чём тут причина? Наследственность? Болезни родителей? Сложности при родах?
Наследственность — может быть. Но в немалой степени на это воздействуют экология, стрессы, образ жизни, а главное — инфекции, заболевания, перенесённые во время беременности, а иногда и до. Любовь ведь у нас теперь начинается рано — уже в старших классах надо вводить грамотность для будущих мам. Не в женской консультации, а уже при подростковых кабинетах в поликлинике должны лежать специальные листовки на эту тему: как предотвратить рождение больного ребёнка. А у нас на это денег не хватает.
— Сколько инвалидов находятся сейчас в системе инклюзивного образовании?
— Это очень индивидуальная, если хотите, штучная работа. Из 19 тысяч детей-инвалидов в инклюзивных учреждениях учатся около трёхсот — это не считая обучающихся в колледжах и вузах. Инклюзия понимается достаточно широко — например, если в школе восьмого типа учатся дети, которые раньше считались необучаемыми, это тоже инклюзивное образование. Или, например, гиперактивные дети. Раньше их просто считали хулиганами и бедствием для учителей — а на самом деле им нужна особая программа. Их нужно лечить, и лучше всего до девяти лет. Вот в Зеленограде один из медико-социальных центров такими детьми занимается: они учатся не более чем по четыре человека в группе, и в течение полутора часов у них сменяются пять педагогов. Когда дети становятся спокойнее, реакции улучшаются, внимание удерживается дольше, они адекватнее воспринимают программу.
На последних Олимпийских играх мне запомнился один пловец, он восемь мировых рекордов установил, а в детстве был гиперактивным ребёнком, и маме посоветовали отдать его в спорт. Теперь он адекватен, спокоен, нормален — энергия направлена в нужное русло.
— Кто решает, где учиться ребёнку с ограниченными возможностями?
— Ребёнок-инвалид получает индивидуальную программу реабилитации, где написано, где он может обучаться и получать реабилитацию. Выбирают родители, врач рекомендует исходя из возможностей ребёнка, а специальная комиссия решает, какой вариант нужнее и полезнее.
— Складывается впечатление, что во всём мире во всех школах учатся рядышком здоровые дети и инвалиды и что к этому идеалу мы и должны стремиться. Это реально?
— В выборе варианта обучения мы всегда защищаем интересы ребёнка. Вы можете представить, что будет, если мы закроем все коррекционные школы и оставим для инвалидов только инклюзивное обучение?.. Перед нами пока стоит немалая задача — сделать все учреждения города доступными для инвалидов.
А проблемы инклюзивного образования требуют долгого обсуждения и большой работы. Но и её результаты, надеюсь, мы увидим уже скоро.
Карина ЗУРАБОВА
