В прокат выходит новый фильм Валерии Гай Германики, «философский хоррор», написанный Юрием Арабовым и разыгранный двумя актрисами в классической декорации фильма ужасов — в скрюченном домишке
Затюканная девушка из Петербурга (Лиза Климова) приезжает в деревню к моложавой маме с накладными ресницами (Юлия Высоцкая) и первым делом ломает ей кайф на поселковой дискотеке, где родительница отплясывает с молодым ухажером. Потом они долго идут по ночному лесу, по которому, кажется, бродит волк-людоед. Маме смешно: волков бояться — в лес не ходить. Но дочке не до смеха: у нее на закорках сидит малолетний сын, который хочет есть. «Так покорми!» — советует опытная мать. «Молоко есть, но не идет»,— огрызается дочь. Мама парирует: «В Питере у всех так?» Этот диалог уже в начале фильма расставляет все по местам: вместе с героями мы оказались в сценарии Юрия Арабова — одновременно шутливо-постмодернистском и возвышенно-серьезном, пафосно-условном и квазиреалистичном. Остроты, на которые неожиданно натыкаешься там и тут, словно на деревья в ночном лесу, наверное, неплохо выглядели на бумаге, но при переносе на экран явно что-то пошло не так: заученный актерами текст поднимает уровень недоверия к происходящему в фильме на максимум.
Волк-людоед, курсирующий где-то за рамками кадра и пугающий женщин, прибежал в российское кино не из истории жизни Франциска Ассизского, укротившего страшного хищника в скромном Агуббио. Фильм Германики назван по цитате из молитвы Иоанна Златоуста («да не на мнозе удаляйся от общения Твоего, от мысленного волка звероуловлен буду») и в основе своей имеет личную историю сестры режиссера, за которой как-то в лесу шел волк. Эту семейную байку Германика и поведала Арабову, попросив его написать сценарий.
Сверхкороткий, на час десять, «Мысленный волк» — что называется, фильм трудной судьбы. За продюсирование взялась сама Германика (так что это на все сто процентов авторское кино), съемки были лихорадочными и заняли примерно две недели. Первоначально должны были играть другие актрисы (мать — Ксения Раппопорт, дочь — Агния Кузнецова). Над фильмом работало сразу несколько операторов-постановщиков: на натуре — Олег Лукичев и Евгений Привин, павильонные кадры переснимал оператор Морад Абдель Фаттах, известный своим сотрудничеством с Сариком Андреасяном. На пресс-конференции «Кинотавра», где фильм приняли со сдержанным недоумением, Германика призналась, что пересняла бы его и вовсе целиком, если бы были деньги. Безусловно, сказался и переход Германики от драматургии Александра Родионова (с ним она сделала два своих полных метра — «Все умрут, а я останусь» и «Да и да») к Юрию Арабову, который запретил менять написанный им текст, уверенный в том, что любые правки разрушат сценарную конструкцию. А когда сценарий отдали на редактуру самому автору, классик вернул его в совершенной неприкосновенности.
Искать ключи к «Мысленному волку» в метафизических дебрях и культурных лабиринтах — занятие необременительное и в чем-то даже увлекательное. Германика начинает с места в карьер, задавая рамки условности своего мира: в прологе из могилы выкапывают мертвеца, который после службы в церкви пробуждается, чтобы вкусить вечной жизни и борща в компании двух женщин в красных платочках. Даже чуть снижая напор и пускаясь в жанровые игры (то, что прокатчики называют «философским хоррором»), Германика не устает напоминать о том, что «Мысленного волка» не стоит воспринимать буквально. Зрителя ждет встреча с гигантским Анубисом, которого подсветит адское пламя электрички, и ночь в скрюченном домишке, который носит название «хутор Небылое»,— на всем лежат отблески апокалипсиса. Кажется, дочка приехала не в деревню к маме, а прямиком в загробную жизнь. Что ж, мысленный волк, он же князь мира сего, может принимать любую форму. И рациональные трактовки ему не указ.
«Волк» — фильм-метафора, фильм-сон, фильм-аллегория. Вроде «мамы!» Даррена Аронофски, в сжатой форме пересказавшего Библию и историю бытия как сюжет семейного несчастья в одном отдельно взятом доме. Для одних он, вполне возможно, станет откровением, другие же сочтут его сеансом вульгарного нарциссизма. В диалоге матери и дочери, которые не слышат друг друга (еще бы), есть что-то для Германики сокровенное (достаточно вспомнить ее курсовую документальную работу «Сестры», где режиссер со своей сестрой в процессе откровенного разговора приходят к выводу, что во всех их несчастьях виновата мама). Как, впрочем, и в фигуре волка. Не впервые она оставляет своих героев в сумрачном лесу наедине с серыми хищниками. Тут неизбежно вспоминается и шокирующая компьютерная графика из сцены сна в «Да и да», где Агния Кузнецова в духе пролога к «Меланхолии» Триера брела куда-то в тюле, а с ней мчали во весь опор цифровые волки, и клип «Смысловых галлюцинаций», где сама Германика ходила на охоту с арбалетом. Для нее, очевидно, вопрос «есть ли волк?» прямо смыкается с вопросом «есть ли Бог?». А макабрические диалоги Арабова — способ вступить с этим божественным сверхсуществом в контакт, научиться выть по-волчьи. В конце концов, реализму Германика, выпускница мастерской Марины Разбежкиной, начинавшая в середине нулевых как документалист, уже давным-давно отдала все долги.
Василий Степанов
