Новый сериал «Чернобыль» от американского телеканала HBO (Home Box Office) уже стал самым рейтинговым за всю историю (по оценке IMDB: 9,7 из 10 баллов). Он повествует о самой крупной аварии на АЭС за всю историю существования атомной энергетики. Все три десятилетия не утихают споры о причинах, виновниках и последствиях. В то же самое время всё чаще сообщается, что опасность остаточной радиации чрезмерно преувеличена, и отчасти это подтверждается снятием запрета на пребывание в зоне отчуждения. О первых днях после аварии рассказывает глава оперативной группы по ликвидации аварии Николай Иванович Рыжков. В 1986-м году будучи председателем совета министров СССР он возглавил оперативную группу Политбюро ЦК КПСС по ликвидации аварии.
— Это было в субботу утром. Я собирался на работу, около восьми часов раздался звонок правительственной связи на даче, где я жил. Министр энергетики Майорец Анатолий Иванович докладывает, что на Чернобыльской атомной станции произошла авария. Ночью. Я спрашиваю: "Что произошло?" - "Толком не знаю". Мы договорились, что к 9 часам утра мне предоставят полную информацию.
Если говорить откровенно, очень тревожных мыслей у меня не было. В нашей большой стране часто случались аварии, и к этому привыкаешь. Я ехал на работу и размышлял: "Ну что там могло случиться? Вы знаете, что на любой станции - атомной, паровой, угольной или газовой - обязательно есть турбина, колесо с лопатками всевозможными. Бывало, что у нас разносило, допустим, колесо . Где-нибудь был дефект. Крышу пробивало иногда, выносило кусок турбины прямо на крышу. Меняли оборудование и продолжали жить. Так, между нами говоря, я сам себя успокаивал. Но когда приехал и опять связался с Майорцем, понял, что все гораздо страшнее. На четвертом блоке полностью разрушен реактор, и дела плохи. Вот тогда все и закрутилось…
— Ситуация была неординарной, с чего начали?
— Начали немедленно готовить проект постановления о создании Правительственной комиссии, которая будет разбираться с произошедшим. Я нашел своего заместителя Бориса Евдокимовича Щербину, который вел топливную энергетику, в Оренбурге в командировке. Вызвал его в Москву, поговорили буквально минут 20, я рассказал, что мне известно. Всех членов комиссии уже собрали в аэропорту. И через два часа рабочая группа во главе с Щербиной уже была на Украине. Оттуда звонили и докладывали, что на самом деле происходит в Чернобыле.
— Я листала протоколы заседаний …. Отчеты о проделанной работе, отчеты экологов, врачей, количество умерших прирастает, Англия, Франция, Италия отзывает своих студентов… Нервы не сдавали? Собирались практически каждый день?
— В первые дни после трагедии - два раза в день. Потом каждый день. Протоколов собралось, по-моему, сорок с чем-то. В Чернобыле установили специальную аппаратуру, можно было в Москве включить громкую связь и слушать, какие вопросы обсуждает комиссия. Шла нормальная работа, визга не было. Конечно, жесткость была. Но чтобы до истерики доходило, чтобы кто-то терял контроль над собой, этого не было. Мы держали себя в руках. Потому что мы понимали, если выйдем из строя, психически начнем заваливаться, в стране начнется паника…
— И чтобы ее избежать, было принято решение об усилении режима секретности? Вот читаю в протоколе № 6 рекомендацию для СМИ, чтобы обеспечили "единство в оценках основных событий"… Сегодня, 30 лет спустя, вы считаете, что это было правильное решение? Или, может быть, вы сейчас по-другому поступили бы?
— Я точно так же поступил бы. Начнем с секретности.
Во-первых, никто не принимал специального решения, сколько строчек о трагедии давать в той или иной газете.
Был в свое время такой черный юмор. Вопрос на занятии по гражданской обороне: "Что делать во время ядерного взрыва? Ответ: "Одевай белый халат и ползи на кладбище". И что я должен был сказать стране? Ребята, взорвался реактор, радиация вокруг зашкаливает, спасайся кто может? Разве можно такие вещи делать?
— Началась бы сумасшедшая паника…
— Конечно. И мы убедились в этом. На Украине не было сплошной паники, но она была среди начальства. Я не говорю про высший эшелон. Он не удирал. А вот средний, да.
— Николай Иванович, а вы сами когда прибыли на Украину?
— Утром 2 мая мы туда прилетели: я, Чебриков из КГБ, Лигачев из ЦК КПСС и еще несколько человек. Из Киева в Чернобыль ехали на автомобиле. Останавливались в двух-трех селах по дороге. В это время так хорошо на Украине, цветет все кругом… Я как сейчас помню одну бабушку. Мы говорим: "Загрязнение, радиация…" А она: "Какая грязь? Картошка как картошка, чистенькая"… Понимаете, мы сами только начали понимать, что смерть кругом, но ее не видно. А люди к этому делу вообще спокойно относились: "А чего там? Какая- такая радиация?"… Они привыкли видеть смерть в ее страшных проявлениях, а тут сады цветут, весна идет, воздух благоухает… А мы должны были им кричать: "Не шутите, смерть крутится вокруг вас"?
Но все это не значит, что мы не понимали: нужно немедленно спасать людей. Чтобы вы знали, Припять - это город с населением 50 тысяч человек. В субботу вечером, мне позвонил Щербина и доложил обстановку: "Мы замерили радиацию… Припять надо эвакуировать. Срочно. Станция рядом, она вышвыривает радиоактивную заразу". А в городе народ живет на полную катушку, свадьбы играют… Решаю: "Завтра эвакуация, сегодня готовьте поезда, автобусы, народу скажите, чтобы брали самое необходимое, деньги, документы и все. Никакой мебели". В воскресение в обед Щербина позвонил: "Николай Иванович, людей в Припяти нет. Бегают одни собаки". Там, где надо спасать, мы организованно спасали.
— Все же получается, что ни к чему подобному при всей своей зацикленности на гражданской обороне мы готовы не были?
— Да, мы не готовы были. Это ж впервые случилось. Хотя у американцев перед Чернобылем в 1979-м году была авария на АЭС Три-Майл-Айленд, но они все засекретили. Только специалисты слышали, что там что-то произошло. Что делать в такой ситуации - никакой информации.
Итак, 2-го мая мы приехали в Чернобыль, сели в вертолет и полетали над реактором. Единственная защита - свинцовый лист на полу и специальные белые комбинезоны. Летим чуть дальше от разрушенных реакторов - счетчики Гейгера позвякивают тихонько, приближаемся к реактору - звенят сильнее, а над самым жерлом, начинают "кричать" как бешеные… Приземлились, сели в зале райкома партии и стали слушать ученых. А те объясняют: вот Припять, вот станция. "Роза ветров" здесь такая, что Киев практически не пострадал. Ветер погнал радиоактивное облако на Белоруссию, оно накрыло Гомельскую область, добралось до Брянска, зацепило Смоленск. Все это показывают нам на карте.
Тогда говорили, мол, мы истинной картины радиационной обстановки не знали. Чепуха это все. У нас было несколько источников информации: от экологов, от геологов, от метеорологов, от военных, от гражданской оборона. Мы все эти графики сравнивали между собой, анализировали, почему какие-то данные не совпадают. Наложили все карты друг на друга, получилась "клякса", захватившая зараженные районы Украины, Белоруссии и России.
— Так возникла зона отчуждения?
— Да, но заразной была "клякса", а не круг. Мало того, граница опасной зоны пересекала реки и ручьи, проходила по населенным пунктам. Как тут быть? Кого эвакуировать, а кого оставить? Я долго сидел и думал, нужно было принимать решение. Сказать: давайте, по границе "кляксы", наделаем беды, разъединим семьи, население. И потом радиация не держит строгих границ. И тогда взяли циркуль, поставили его острую ножку на карту в точку "Припять", отложил радиус до самого дальнего края "кляксы" (это оказалось 30 километров) и провели окружность. Оттуда и эвакуировали людей. Вывезли сто с лишним тысяч человек. Без паники…
— Много пишут о первомайской демонстрации в Киеве. Якобы Рада Щербицкая (супруга первого секретаря ЦК Компартии Украины) звонила Михаилу Горбачеву: ее муж сомневался, проводить ли традиционное шествие. Решено было проводить.
— Я в этом никакого участия не принимал. И честно говоря, плохо верю в то, что Рада звонила Горбачеву. Я только одно знаю (и это не только наши данные, на Украине и свои исследования проводились), радиация в Киеве первого мая была практически в норме. Ну а второго мая я сам там был.
— Вы сказали, что к такой беде мы были не готовы. А какие службы были не готовы больше всего?
— Первого мая после демонстрации мы собрались в моем кабинете в Москве. Подводили первые итоги работы по ликвидации последствий взрыва, обсуждали, кто справился со своей работой, кто нет. Как ни странно, но хуже всех дела обстояли у Гражданской обороны.
Прыгали-бегали в противогазах, а как дошло до дела - ничего не получилось. Придумали машинами с щетками улицы убирать, только радиактивную пыль подняли…
Медики тоже подкачали: не смогли организовать пропускники в зараженных районах, снабжать население нужными препаратами, йодом… Пришлось вместе с министром обороны Дмитрием Язовым подписать документ о мобилизации нескольких батальонов резервистов-врачей. Медики - военнообязанные. Этой же ночью на них надели форму и отправили в Чернобыль. Через три дня ситуация нормализовалась.
— А помощь из-за рубежа когда подоспела?
— Вот это интересный вопрос. Нам нужны были средства для того, чтобы отмывать стены от радиации, такой химии у нас не было. Но никто нам не помогал. За рубежом только кричали и критиковали за то, что посмели выпустить радиацию, но никто не удосужился прислать помощь. Нам не хватало йода детей спасать, мы его покупали за золотые рубли. Нужны были краны, чтобы реактор закрывать, никто не предложил.
— Но разве иностранные медики не приезжали в Москву для консультаций, помощи? Вы не пытались пригласить, скажем, японских специалистов по лучевым болезням?
— Мы сотрудничали больше с американцами. Но это были частные инициативы врачей. Повторюсь, организованной государственной помощи, поступлений медикаментов, аппаратуры, не было. Запад абсолютно индифферентно отнесся к нашей беде, мол, попалась Россия, пусть сама выкручивается… Нас только критиковали… Впрочем, после доклада, который представил академик Валерий Легасов в МАГАТЭ, им пришлось признать: опыт ликвидации последствий аварии на ЧАЭС бесценен для мира.
— Тема Чернобыля сейчас широко обсуждается и на Украине. К примеру, депутаты Рады требуют компенсацию от России, которая "является правопреемником СССР, но все эти годы оставалась в стороне от проблемы". Как распределилось чернобыльское бремя среди союзных республик? Россия действительно ничем не помогала Украине?
— Все помогали. Вот пример. Стоял вопрос, как гасить реактор. Ученые дали рекомендацию: забрасывать свинцом и песком. Песок нашли поблизости, летчики приспособили под него самодельные корзины. А вот свинца рядом не было. Я дал команду: где бы не находился свинец, куда бы его в данную минуту не везли, доставлять на Украину. И все составы со свинцом, - в Казахстане, Узбекистане, России - пошли в Чернобыль. И никто тогда не считался, сколько свинца отправил. Пусть нынешние украинские политики чепухой не занимаются. Они были в едином государстве и получали помощь от всего Союза. Но в 91-м решили жить самостоятельно, забрали причитающуюся им собственность, заводы, фабрики, атомные станции. Какие сейчас могут быть разговоры? Мы ничего им не должны. Россия тоже получила в наследство, скажем, "Маяк" на Урале, куда до сих пор бросаем деньги. Нам Украина помогает?
— Как отреагировал мировой туристический бизнес на известие о Чернобыльской катастрофе?
— Турпоток в СССР снизился на 20 процентов. А вы знаете, кто первый обнаружил радиацию? Шведы. Через два часа после взрыва они передали, что в Советском Союзе "что-то произошло на атомной станции". Датчики, которые расположены у них по всей территории, зафиксировали, что со стороны поступает радиация.
— Николай Иванович, простите за вопрос: после распада СССР и запрета КПСС вы участвовали в нескольких судах. Чем они закончились?
— Чем? Вот жив-здоров. А если серьезно, пришла новая власть, депутаты с улиц, с митингов. Первые годы после аварии было все спокойно. Мы приняли мощную программу совершенствования реактора, разработали социальные проекты поддержки пострадавших. Начали ревизию остальных атомных станций, меняли оборудование. Выяснили и причину взрыва. В общем, делали то, что полагается. Но вот наступил 1989-й год, выборы в Верховный Совет. В борьбе за депутатские кресла в ход пошел Чернобыль. Чего мы только не наслушались за это время? Не обошли эту тему и во время суда над КПСС. Меня приглашали, как свидетеля. Семь часов стоял на трибуне и отвечал на вопросы такого типа: "Товарищ Рыжков, вот в вами подписанном протоколе сказано, что в такой-то деревне зафиксирована радиация в столько-то бэр. А у нас есть другие данные…". Я долго терпел. А потом спросил: "Почему вы думаете, что председатель правительства многомиллионной страны должен знать, сколько бэр в каждой деревне? А почему вы не интересуетесь, сколько этих самых бэр я схватил, когда приехал в Чернобыль через пять дней после аварии?"
Прямо на улице один мужик ко мне несколько лет назад подошел и говорит: "Зачем вы реактор песком и свинцом гасили? Я специалист и знаю, как нужно было делать". Я говорю: "Где ж ты тогда был? Приехал бы, помог советом". Другой - на Верховном Совете протягивает фотографию: "Вот посмотрите, что вы натворили, тоже и с людьми будет!" А на фото - теленок с мутацией: зубы длинные и торчат изо рта. Я взял фото, показал своему заму. Через пару часов он приносит мне американский журнал с этой фотографией.
Впрочем, когда выборный накал спал, и интерес к Чернобылю у депутатов заглох.
— Вы сдали свой архив, в частности, документы по Чернобылю в Российский государственный архив социально-политической истории. Он доступен?
— Идите и читайте. Я двадцать лет туда свои документы сдаю. Ничего не засекречивал. Пожалуйста, обращайтесь, вам все дадут. Копайте. Кстати, сегодня только там был. Взял вот эту медаль "Участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС ", раз в год ее на несколько часов надеваю. Хотя слово "ликвидатор" мне очень не нравится.
Виктор Васенин
