Экранизацию скандального романа Ежи Косински «Раскрашенная птица» чешского режиссёра Вацлава Мархоула показали в конкурсе 76-го Венецианского кинофестиваля. В ролях: Петр Котлар, Удо Кир, Джулиан Сэндс, Алексей Кравченко, Стеллан Скарсгард.
Немолодой человек красит пойманную птицу и запускает в небеса. Та взмывает вверх, а через мгновение на неё набрасывается стая, чтобы разодрать в перья. Зрителю пока невдомёк, что это аллегория на все произведение, главный герой которого, подобно отмеченной твари, чужд всем вокруг, и становится объектом по-звериному неоправданного насилия. Показали уже немало, но впереди - настоящий ад, точнее - его картография. Как у Данте и Боттичелли, однако без пафоса и амбивалентности мира: здесь они замещаются абсурдистским ужасом и опустошённой иронией. «Раскрашенная птица» - своеобразная Одиссея по заброшенной, анархистской местности Восточной Европы во время Второй Мировой войны. Только без самого Улисса. Здесь на скитания обречён Телемах, ищущий дом, но так никогда его и не настигающий.
Фильм только начался, а журналисты и критики уже выходят из зала. Кажется, что-то не удалось. Отмотаем назад и начнём сначала - вдруг, сработает?
Первая сцена - сожжение несчастного хорька. Крестьянские пейзажи в черно-белой палитре. Еврейский мальчуган живёт у длинноволосой женщины преклонного возраста, ведёт быт, отстранённо рассматривает фотографию родителей.
Старушка внезапно умирает. Дом пылает в огне. Телемах отправляется в дальнейшее странствие. Он видит все человеческие немощи и пороки. Тут и библейская болезнь, и невежество, примитивная вера в магию и демонов, тотемы и табу, перверсии и макабр. Око за око и прах к праху, а в итоге - страсти по Мархоулу, не меньше, хотя и не без заимствований. Одно из главных - хичкоковский образ враждебной человеку вселенной через повторяющихся рефреном птиц - уже кинематографический архетип. Между склейками чувствуется и Алексей Герман, и «Иваново детство» Тарковского, и радикализм Ханеке с Триером.
Продакшн у картины оправданно гигантский: 11 лет съёмок и звездная россыпь на экране. В эпизодах - Удо Кир в роли деспотичного абьюзера-славянина, Стелан Скарсгард в качестве жалостливого фрица, Джулиан Сэндс - перверта. Изрядно повзрослевший Алексей Кравченко будто вернулся к собственной роли из «Иди и смотри». Все - с целью хладнокровно и последовательно сконструировать всепоглощающее месиво из выстрелов, пыток, жестокости, покалеченных тел и выдранных заживо глаз. Это вуайеризм и кино ощущений. Однако, стимуляция зрителя этим тотальным насилием происходит так долго, что органы чувств притупляются, оставляя на выжженной земле лишь болезненную иронию и подлинно кафкианский ужас.
Кругом - иррациональное и его мистические союзники. Трансгрессия и либертинаж. По аналогии с мифологическими произведениями в композиции непроизвольно проглядываются девятки: всего 9 минут диалогов на почти трёхчасовой хронометраж, 9 глав-эпизодов. Неслучайно, сам автор заявил, что в картине выжата и сконцентрирована вся эпическая поэзия книги. В «Раскрашенной птице» почти нет слов, нет вербализации, а чуть ли не единственная фраза мальчика обращена не к человеку, а к животному. Для коммуникации же между героями выбран искусственно созданный межславянский - межнациональный язык наподобие эсперанто, который понимаешь сразу же без перевода. Все потому, что ни одна нация не должна ассоциироваться с происходящим, и одновременно - задуманы параллели со всеми сразу. Это портрет человечества в его самой упаднической и разлагающейся форме.
Под конец просмотра покидают силы и надежда (хотя последнюю следовало бы оставить задолго до). Можно было бы допустить, что это кино для подготовленного фестивального зрителя, но готовым к нему быть попросту невозможно. В этом расширении границ дозволенного на экране - и его слабость, и преимущество.
Анна Стрельчук
