Искала Ивана, нашла Якова

Хорошо, что Олег Второв напомнил о купцах Елисеевых. Да, все течет, все меняется. В XIX веке предки Григория Григорьевича предъявили купеческой управе капитал, достаточный для вступления в первую гильдию. В следующие годы дела шли не столь успешно, поэтому Елисеевы числились во второй гильдии. Потом их вернули в первую. Навсегда.

И все же, все же… Они переходили из одной купеческой гильдии

в другую. А мой-то прадед из купцов в мещане!

• Какая разница! – говорит Олег Александрович Второв. – Главное, результат. Думаю, ничего серьезного тогда  и  не  было.  Просто ваш прадед  пропустил  срок:  заболел,  уехал.  Спохватился,  когда поезд ушел. Видите, догнал… Догнал, но сколько времени на это потребовалось! Сколько сил! Сколько бумаг!

Прежде  всего  согласие  коллеги,  совладельца  Торгового  дома:

«Изъявляю со своей стороны полное согласие на причисление в Московское 2 гильдии купечество другого полного товарища моего, бывшего Московской 2 гильдии купца Ивана Ивановича Розенблат по промысловому Свидетельству, выданному на 1910 год за ¹ 5332 на имя нашего Торгового Дома под фирмою «Розенблат и Гершман», и получить по нем сословное купеческое Свидетельство. Московский мещанин П. Гершман».

Далее бумага от нотариуса: «Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что подпись сделана собственноручно в присутствии моем Александра Федоровича Момма, Московского нотариуса, в конторе моей, находящейся в городской части на Ильинке в доме Троицкой Лавры членом Торгового дома «Розенблат и Гершман» – московским мещанином П. Гершманом, живущим в Москве, по Арбату, в доме Титова, лично мне известным. 1910 года января 23 дня. По реестру 1668. Нотариус Момм».

Теперь можно делать следующий шаг. 27 января Иван Иванович обращается в Казенную палату: «При этом представляю прежнее мое купеческое Свидетельство и промысловое Свидетельство. Также промысловое Свидетельство на 1910 год на имя моего Торгового дома, подписку члена и полного товарища П. А. Гершмана о согласии его на получение мной сословного купеческого свидетельства».

Наконец  6  февраля  столоначальник  Мясницкой  слободы  подтверждает, что Иван Иванович «в числе несостоятельных должников не значится». Лишь после этого восстановили.

• Вопрос решился быстро, – продолжает Олег Второв. – Иные купцы, споткнувшись, годами не могли встать на ноги, дела поправить. А тут перерыв на мещанство меньше месяца. Да и ЧП случилось один раз!

Стоп! Один ли раз? А та бумага, которую получил попечитель учебного  округа,  когда  Зинаида  готовилась  к  экзаменам!  Сведения о родителях: «Перечислены в мещанство из Московского купечества на 1895 год». Я тогда не придала ей значения, думала, описка. Зина сдавала экзамены дважды, потом другие дочери. И каждый раз требовались сведения о родителях. Увы, всюду эти слова: «Из купечества в мещанство!»

Итак, 1895 год. В столь далекое прошлое я и не заглядывала.

Ведь впервые упоминание о своей семье я нашла в книге «Вся Москва» за 1900 год. Оно-то и стало для меня отправной точкой отсчета. Я все время шла вперед от этой даты. Думала, что оно действительно первое. Оказывается, нужно было идти и назад.

…Московский городской архив на Профсоюзной улице открывается в десять часов. Бутерброды в сумку – и каждый день, как на работу.  Фонды,  описи,  дела.  Фолианты  дел.

Сказать, что работа в архиве засасывает, значит, не сказать ничего. Она поглощает. Это не хобби, не времяпрепровождение. Это образ  жизни.

В первые дни ждешь-надеешься: еще немного, и появится блюдечко с голубой каемочкой. А на нем все сведения, которые ищешь.

Блюдечка не будет: архивы неохотно открывают свои тайны. Не случайно нас называют там не читателями, а исследователями. Сопоставляем, анализируем, домысливаем… Изводим единого факта ради сотни томов архивной руды. Иной том – более десяти килограммов.

Кто ищет, тот всегда найдет. Нет, не всегда! Находки, к сожалению, не столь часты. Многих дел в архиве просто нет: затерялись-заблудились по дороге. Но даже если нужный материал значится в списке, радоваться рано.

Ждешь заказ – получаешь отказ.

• Видите,  –  объясняют  мне.  –  На  этом  бланке   написано:

«Нуждается в реставрации». На том – «Требует переплета».

• Какая разница! Все равно – отказ.

Разница огромная. Если «нуждается в реставрации», дело не выдадут. Никогда. А вот переплет… Нет переплета – есть надежда. Надежда получить документы. В порядке исключения. Только на один день. И на конкретное число. Не приедешь – дело вернется на полку. Навсегда.

По описи кажется: в этом томе будет то, что нужно. Нет, опять ничего  нового!  Один  раз,  второй,  третий…  Плюнуть?  Послать  все к черту? Никто ведь не заставляет. Пропади он пропадом, этот архив! Но тут как на беговой дорожке. Приходит второе дыхание – и бежишь к финишу. Продолжаешь искать, надеяться, ждать.

Чем больше ждешь, тем находка желаннее.

Но где же этот таинственный 1895 год, когда прадед был исключен из купечества? Впрочем, смотреть надо и предыдущие года, когда он был в купечество причислен.

Искала Ивана, нашла Якова!

«Московская Казенная палата от 20 сего мая за ¹ 17178 предписала мещанина Якова Ивановича Розенблат, 44 лет от роду, 21 декабря 1893 года, холостого, православного вероисповедания причислить с начала сего 1894 года в Московское 2 гильдии купечество. Казенная палата, уведомляя о сем городскую управу, имеет честь присовокупить, что Розенблат в купечестве записан по Панкратьевской слободе под ¹ 180 посемейного списка».

А вот список, выданный столоначальником Панкратьевской слободы: «Сведения о Московском 2 гильдии купце Якове Ивановиче Розенблат, торгующем под фирмою «Братья Я. и И. Розенблат». Торговля мануфактурным товаром. Городской участок в Теплых рядах ¹ 222. Живет Мясн.ч. 1 уч. Кузнецкий мост, в доме князя Голицына».

Родной брат прадеда! На несколько лет старше. Видимо, в их тандеме тоже старший: имена не по алфавиту.

В  Теплых  рядах  братья  чувствовали  себя  прекрасно.  Добрым словом вспоминали предпринимателей А. Пороховщикова и П. Азанчевского, которые решили утеплить сырые, холодные лавки и магазинчики,   расположенные   в   Китай-городе.   Правление   этих   рядов находилось    на    Малой    Никольской.    «Учреждено    для    содержания и пользования доходами с устроенных в Москве Теплых рядов… для торговли   и   гостиницы   для   приезжающих».   Действия   открыты с  1874  года.

Еще  были  Нижние  ряды,  между  Варваркой  и  Москва-рекой,

Средние, между Ильинкой и Варваркой – именно здесь помещался склад розничных товаров Ивана Ивановича. И Верхние – между Никольской и Ильинкой. Они были открыты 28 марта 1891 года.

Из-за  Верхних  рядов  в  городе  разразился  огромный  скандал.

Купеческие лавочки, составляющие эти ряды, были ветхие, покосившиеся. Государственная Дума решила снести полуразвалившиеся лавочки и построить торговый центр. Купцам бы радоваться, а они ни в какую. Возмущение, конечно,  в адрес городского головы Алексеева. «Бедного брата Колю по всей Москве ругательски ругают за ряды», – писал Константин Сергеевич Станиславский (настоящая фамилия его – Алексеев).

Городской голова и в самом деле был Головой! Он умело использовал прессу: придумал несколько историй, чтобы показать, как не правы сопротивляющиеся купцы. Возможно, даже припугнул их, но осторожно, не навязчиво. В общем рассказали про какую-то барыню, которая примеряла в одной из лавок Верхних рядов бархатное платье, провалилась сквозь гнилой пол и сломала ногу. Потом, будто бы, ее увезли в больницу, в том самом великолепном платье. Естественно, за него она не заплатила. Вот, писали газеты, и с вами такое может случиться: полы-то везде гнилые. Купцы испугались, дали согласие. В начале 1890-х годов новый огромный торговый центр был наконец открыт. Магазин ГУМ.

Между тем, торговля в Китай-городе расширялась. В Историческом путеводителе XIX века говорится: «Деятельность промышленности видна здесь во всей силе. Там видите вы укладывающиеся возы товаров, тут разпаковывают огромные кипы; здесь едва можете пройти от множества карет, стоящих в тесноте около торговых рядов, везде окружают вас разносчики и предлагают свои мелочные товары… Хотите видеть кого из знакомых ваших? Подите в Китай-город и вы верно с ним встретитесь. Можно смело быть уверенным, что здесь видятся между собой такие люди, которые живут на двух противоположных концах города, следственно на разстоянии 10, 12 и далее верст, и которые без надобности бытьв Китай-городе видались бы только (что часто случается) раз или много два раза в год и то в большие праздники».

«Видались», естественно, в трактирах и ресторанах. Московских поваров Власа и какого-то Ивана Егорыча из Зарядья, а также питерского Федосеича знал весь кушающий и пьющий люд. Их переманивали, передавали из рук в руки, ими дорожили, прощали все грехи, в том числе чрезмерную любовь к спиртному. Завсегдатаи едальных заведений безошибочно узнавали поварской почерк каждого из них. И, конечно, Петр Николаевич Мартьянов,  знаменитый  Мартьяныч. Его ресторан находился в Верхних торговых рядах, на том же пятачке, что и лавка прадеда. Фирменное блюдо – «щи с няней».

С няней? Ну, конечно, это же угощение Собакевича!: «Щи, моя душа, сегодня очень хороши! – сказал Собакевич, хлебнувши щей и отваливши себе огромный кусок няни, известного блюда, которое подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей, мозгами и ножками…» Иногда это блюдо называют Хаг-Гис: гречневую кашу можно заменить овсом. Перед едой «няню» рекомендуется проткнуть вилкой, тогда блюдо выпустит весь пар и станет вкуснее.

Петр Мартьянов славился обедами и будничными, и праздничными. В 1898 году кормил москвичей, которые гуляли на торжествах по случаю открытия нового завода «Товарищества Тверской мануфактуры». Естественно, там собрались все торговцы мануфактурой, в том числе  и  Иван  Иванович.  Купцам  это  обошлось  в  60  тысяч  рублей.

«Обжорство было грандиозное», – писали газеты.

Такое же обжорство – в 1914 году, когда отмечалось 30-летие Общества взаимного кредита. Названия блюд вызвали у собравшихся  финансистов  и  купцов  бурю  восторга:  «Водка  канцелярская»,

«Навар из векселей», «Вырезка из бухгалтерской книги», «Трюфеля отчетные». Были еще пирожки «Биржевые зайцы», крем «Финансьер», закуска «Маклерская» и салат «Банкрот». Говорят, никто к нему не притронулся.

В чем же секрет успеха? «У Мартьяныча на руках старшие козыри, – писала газета «Русское слово». – Вот та причина, почему он столь счастливо ведет игру, так легко берет партию за партией, так обескураживает своих  партнеров.  Да,  многие  вступали  с  ним в соревнование. Но никому не удалось ни на йоту изменить полосы счастья Мартьяныча. Слепцы! Оно спаялось с ним. Свои козыри он не выпустит из рук… Это максимум удобств (туз), минимум цен (король), роскошь отделки и обстановка (дама), высокое качество кухни (валет)».