Трое молодых энтузиастов из Санкт-Петербурга собирают старые окна и двери, чтобы сохранить ускользающую красоту ушедшей эпохи и прислушаться к отголоскам истории.
Проект «Двери с помоек» — это мастерская на Курляндской улице, в Петербурге, в кирпичном здании бывшей солодовни Калинкинского пивоваренного завода. Здесь возвращаются к жизни старинные двери, окна и мебель, выброшенные фанатами евроремонтов на свалку. Этому хламу есть что порассказать о великом и прекрасном городе, только вот не все хотят слушать. А у Валентины Манн, Андрея Трошкова и Александра Артемьева это получается. Все трое влюблены в Петербург и его историю, хотя родились в провинциальных городах и по образованию далеки от работы реставратора, однако любовь к подлинности и старине не только объединила их, но и определила, чем стоит заниматься.
Помойка сближает
Валентина выросла в Киришах — городке в Ленинградской области, Андрей приехал из Котласа, Александр — из Новоузенска Саратовской области. Троица познакомилась на волонтерском проекте на «Том Сойер фесте» (это всероссийский фестиваль восстановления исторической среды), когда реставрировали фасад частного деревянного дома на Лесном проспекте. Волонтеры выносили мусор, учились очищать дерево от старой краски, красить. Глаза горели, а столярных навыков не имелось. Зато была любовь к старым домам и желание спасти ускользающую красоту. Пока шел ремонт дома, они заприметили выброшенные на помойку старые двери и мебель, пройти мимо не смогли и перетащили на временное хранение в дом. Так спонтанно родилась мысль о проекте мастерской, название которому придумала Валентина — «Двери с помоек». А резная выброшенная мебель свое место нашла — стулья исправно служат новым хозяевам на общей съемной квартире в знаменитом доходном доме Юлиана Бака, насколько прекрасного, настолько же и ветхого. Кроме любви к старым вещам молодых людей объединяет и отвращение к типовому жилью и евроремонту как убийце подлинности. Поэтому и выбрали для себя дом Бака с его трещинами на стенах и неровным полом. Надеются — сумеют со временем вернуть квартире благородный вид. Валентина в старый дом влюблена и говорит: «Хочется, чтобы человек воспринимал реставрацию не просто как работу, а как часть своей жизни».
Искать объекты, которые требуют восстановления, не приходится. У проекта есть аккаунт в Instagram, куда неравнодушные жители отправляют просьбы забрать двери, вынесенные на помойку. Итог: «Спасли уже больше 350 дверей, 150 оконных рам, 3 печи, 10 мешков паркета и немного мебели. Потихоньку реанимируем спасенных»,— сообщают на своей странице реставраторы.
Машины у молодых людей нет, все трое ездят по городу на велосипедах.
Случайные черты
— Мы хотели спасти двери, и это было импульсом создания сообщества,— вспоминает Валентина, отдышавшись после дороги из мастерской на велосипеде.— Поначалу мы действовали хаотично. Опыт работы в мастерской был у Саши. Нам многому надо учиться, потому в мастерской проводим почти все дни недели. Сами ездим на объекты, сами вывозим двери и окна, работаем в мастерской, заключаем договоры с заказчиками. Мы существуем на энтузиазме, многое зависит от того, сколько мы физически можем выжать из себя. Спонсора у нас нет.
Андрей — самый старший в команде, ему 31 год. Изучал гидромашиностроение в Политехническом университете, но по специальности почти не работал. Занимался программированием и мечтал освоить реставрационное дело, но вот не получалось найти единомышленников, пока не случился «Том Сойер фест».
— Петербург прекрасен, но заброшен,— формулирует миссию проекта Андрей.— Хочется привить людям интерес к старым домам. Чтобы они в принципе начали что-то сохранять. Мне хочется сделать что-то, достойное города, в котором я живу. Мы беремся за дело трудное и долгое, к тому же неприбыльное, но последнее для нас не самоцель.
Валентина часто признается в чувствах к Петербургу в Instagram и объясняет: это чувство и собрало людей вместе.
— Лица человеческие уникальны. Широта переносицы, длина подбородка, россыпь родинок и веснушек, форма бровей, длина носа — вариаций миллиарды. И все эти неощутимые и неописуемые детали формируют уникальный облик, неповторимый. Вот и детали зданий — те же черты лица,— пишет Валентина в блоге «Двери с помоек».
Отфенить и отшкурить
До того как попасть на проект, Александр поработал в реставрационной мастерской. Говорит: «Дерево не просто красиво смотрится, у него гораздо больше преимуществ, чем у окон из ПВХ, срок годности которых 10–15 лет». Опыта у начинающих мастеров не было, не считая базовых знаний Саши. Потому пробелы стали восполнять в блогах и YouTube-каналах реставраторов из Финляндии, Швеции, Великобритании, США.
— Там остались навыки и методы реставрации частных домов,— объясняет Валентина.— Мы общаемся с реставраторами-практиками из России, в частности из Петербурга, но, к нашему удивлению, многие из них порой сами не видят ценности в деревянных окнах, например. Да, мебель они реставрируют, а окна и двери мало кто делает.
«Дверная реанимация» устроена так: половина дверей попадает в мастерскую от заказчика. Половина — с помоек. Бывают заказчики, которым хочется вернуть в квартиру, которая располагается в старом доме, исторические двери, и ребята подбирают подходящий вариант из своей коллекции. Евроремонт и пластик нравится не всем. Так старые двери возвращаются в старые дома.
Все двери не спасти, потому мастера выбирают своих «пациентов». Это дореволюционные двери из расселенных старых домов, выброшенные на помойку. Они, как правило, сделаны под заказ в мастерских,— цельные, из добротной лиственницы, в 5–7 сантиметров толщиной. Древесина лиственницы устойчива к влаге и перепаду температур. Кстати, практически вся историческая часть Петербурга стоит на лиственничных сваях. Андрей, Валя и Саша заказывают машину, чтобы транспортировать дверь в мастерскую, там «пациентку» зачищают от старой краски, шкурят, выправляют полотно двери, если вдруг пошла «винтом». Если дверь изуродована замками и ее необходимо «вылечить», сделав вставки, для этого используют «донорский» аналогичный материал, старые доски из находок, которые невозможно спасти. Каждая дверь — примерно месяц работы.
— В парадной части квартиры была, как правило, анфилада комнат с распашными высокими дверями минимум два двадцать, а то и три метра высотой. Нередко со стеклом или резьбой, гипсовыми деталями,— рассказывает Валентина.— Одинарные двери вели в комнаты прислуги, хозяйственные помещения. Входные двери в квартиры и толще, и выше.
Средний вес старой двери 40 килограммов. За каждой старой дверью — своя история, подчас забытая и утраченная. Через руки ребят прошли двери с железнодорожной станции Удельная. Их при ремонте сняли и собирались выкинуть. А они были важным элементом фасада старой станции! «Двери с помоек» спасли от гибели распиленные двери из особняка «содержателя питейных сборов» Василия Каншина с росписью XIX века, из церкви Рождества Иоанна Предтечи… Они пока живут в мастерской.
Временное пристанище старые двери получили также и в Музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме, где проходит выставка «Анна Ахматова. Михаил Булгаков. Пятое измерение». Зал музея превращен в старую коммунальную квартиру, деревянные двери которой те самые — с помоек.
Драгоценная коммуналка
Валентине 26 лет, она самая младшая в проекте, энергична, как батарейка из рекламы. Окончила Санкт-Петербургский электротехнический университет, получила диплом инженера микро- и наноэлектроники. Год назад занималась организацией фото- и видеосъемок, много снималась сама и не имела понятия о том, как фен рифмуется с дверью. Теперь знает — это же лучший термический способ снять старую краску!
Интерес к Петербургу возник пару лет назад. Пока училась, жила в общежитии — времени на прогулки не было. А когда заходила к знакомым, которые жили в центре Петербурга, стала присматриваться.
— Сначала судишь по-обывательски: «О-о-о, коммуналка! Какой кошмар! — вспоминает девушка.— Смотришь на плиточки из ПВХ на полу, а потом заходишь в комнату, где человек обустраивает уют. И впечатление уже другое. Это как рассматривать драгоценные камни в луже: сначала не понимаешь, что это, а потом отмываешь и восхищаешься. Мне кажется, люди, выросшие в старом красивом городе, перестают это замечать и начинают относиться к этой красоте равнодушно. Окончив институт, я начала гулять по Петербургу, читать о старых домах. Ходила по парадным и научилась замечать штрихи исчезающего прекрасного: керамических плиток, дверей.
Валентина сокрушается:
О негламурной стороне работы хрупкая Валентина пишет с юмором в блоге:
— Вот так бывает: живешь-живешь, делаешь что-то, а потом — хоп! — тебя уносит из твоего привычного русла, резко и стремительно. И вот уже ты на демонтаже, весь в пыли и грязи, тащишь столетний подоконник подальше от хищных лап демонтажников.
Или вот идешь по улице, увидишь в баке окно историческое — и вот уже твои загребущие ручонки выуживают его оттуда. Вообще наплевать, что окружающие назовут бомжессой.
И будто так было все время, будто ты тут и был всегда. Жалеть о чем-то? Нет, все так и должно было быть.
Об особом интересе к мусоркам рассказывает и Александр, но чуть краснея. Он родился в Саратовской области в Новоузенске 28 лет назад. Приехал учиться в Академию имени А.Л. Штиглица. Поступил на кафедру средового дизайна, что к реставрации не имеет никакого отношения. Темой исторического наследия интересовался с детства, в школе занимался краеведением. Когда прошлой зимой услышал о школе волонтеров в Самаре «Том Сойер фест» (фестиваль возник именно там), поехал учиться.
Близкие молодых мастеров сдержанно относятся к их увлечению, не вполне понимая резоны своих отпрысков, которые возятся со старыми дверями, а не пытаются заняться чем-то прибыльным. Родители Александра с надеждой повторяют: «Хватит лазать по мусоркам!»
Александр летом ездил на родину и буквально за несколько минут до отправления автобуса в Саратов из родного Новоузенска успел спасти старый комод и двери с латунными ручками. Там разбирали купеческий бревенчатый дом. Теперь комод живет в сарае у родителей Саши, которые почти смирились с его тягой к деревянному антиквариату. Пройти мимо выброшенной антикварной мебели он не может и приносит находки в дом не только в Петербурге, но и в Новоузенске, благо там частный дом и место есть.
— Старшему поколению непонятно, как мы зарабатываем и живем,— улыбается Саша.— Многие друзья имеют достаток, квартиры, машины, а мне этого абсолютно не хочется.
— Петербург сохранил себя в революцию и блокаду, но сейчас, в мирное время, его красота разрушается. Вполне возможно, через несколько десятков лет фасады, может, и останутся, а интерьеры «вычистятся». Это как с отношениями. Если ты человека на самом деле любишь, ценишь, уважаешь, то не будешь пытаться переделать его, а примешь таким, как есть, с недостатками. То же самое со старыми домами: они прекрасны в том виде, в котором есть, но люди могут много лет жить в старом доме и совершенно не ценить его самобытности.
— Когда я училась в университете, бытовало мнение, что по специальности в России работы не найдем, то есть учимся «в никуда»,— говорит Валентина.— Хотя образование давали достойное. Многие выпускники планировали уехать за рубеж. Инженер нашей специализации в Германии или Финляндии может найти работу. Я тоже планировала так сделать. Понимаю, что без навыков ты никому нигде не нужен. Но здесь я… дома. Я углубилась в изучение истории и увидела, что из школьного курса ничего не поняла. В школе воспринимала историю поверхностно. Так же и с историей домов: пытаешься выяснить не только, кто построил, но и каким был этот человек. Мой мир изменился. Я восхищаюсь людьми, которые строили Петербург, чья жизнь прошита историей этого города. Родина — то место, где тебе комфортно, это твое, родное. Я примеряла на себя реалии других стран. Мне нравится наш язык, наша история, есть вещи, которыми горжусь, например, тем, как развивалась Российская империя перед революцией.
Сейчас Валентина читает мемуары и дневники Зинаиды Гиппиус, Бунина. Революцию называет «незакрытым гештальтом», стараясь выстроить в сознании события того времени. Ее манит непарадный Петербург: Коломна, мрачный ареал Пряжки и Адмиралтейские верфи. Там находится мастерская. К центру девушка относится прохладнее, чем к Петроградской стороне, так как «он больше убит».
Девушка не устает удивляться равнодушию жильцов старых парадных, безучастных к уничтожению старых окон или дверей, как это случилось недавно в доме в Саперном переулке. В парадной красивые высокие окна с интересной расстекловкой, однако старым окнам грозит гибель — большинство жильцов одобряют стеклопакеты, потому что «не дует»… Свои услуги ребята предложили и даже попытались начать реставрацию, но понимания это не встретило.
Так же, как в Доме страхового общества на Моховой. Ребята приехали к заказчику, однако вахтер пригрозил разбить телефон, увидев, что Валентина пытается сфотографировать парадную…
И все-таки за последнее время интерес к старине в Петербурге вырос. А опыт создателей «Дверей с помоек» вызвал интерес и в других городах. В проект «Двери с помоек» обращаются из Петрозаводска, Нижнего Новгорода, Москвы, Мурманска, Калининграда желающие отреставрировать двери. Сейчас мастерская ребят в 60 квадратных метров, но она забита под завязку. У них хранится уже более 450 дверей, с которыми еще предстоит работа. Валентина, Андрей и Александр мечтают расширить производство и продолжают спасать старые двери, плачевное состояние которых не уменьшает их обаяния в глазах мастеров. Но это вопрос личных настроек оптики смотрящего.
Мария Башмакова
