Каждая маленькая аппетитная книжечка — почти ручная работа, что-то вроде рукописного песенника, дневника, старой школьной тетради.
Основатель и владелец "Красного матроса" — Михаил Сапего, сын матроса торгового флота, дослужившегося до первого помощника капитана.
Будущий издатель поступил в ленинградскую "Макаровку", готовившую штурманов, мотористов, механиков. Стал носить тельняшку, ставшую частью образа "красного матроса". Студенческая практика — проход по Северному морскому пути, восточной его части. Признан в пароходстве "Лучшим рулевым 1983 года".
В 1984-м Сапего и его однокурсники сидели в модном пивбаре "Очки" на углу Невского и канала Грибоедова. Один из сотоварищей откуда-то знал адрес Бориса Гребенщикова — неподалеку, на улице Софьи Перовской. Завалились гурьбой, без всякого звонка, по-флотски. С уже знаменитым хозяином никто знаком не был. Но о концерте в "Макаровке" договорились с ходу.
Главным толкачом "Аквариума" в стенах закрытого военизированного вуза стал, так уж получилось, Михаил Сапего. Первый отдел долго колебался, в конце концов выступать разрешил. Только по окончании концерта Михаил обещал отдать местным гэбистам пленку с записью песен (у него был привезенный отцом из загранки магнитофон "Шарп"). Но КГБ не получил кассету: посоветовавшись с Гребенщиковым, Сапего сослался на брак по звуку: мол, ничего не записалось.
За студентом уже числились дисциплинарные взыскания. История с "сейшеном" переполнила чашу терпения начальства, и Михаила отчислили с 4-го курса.
А вот с Гребенщиковым они сошлись. По словам Сапего, тот стал для него "учителем и старшим братом" (Борис Борисович на 8 лет старше). В 1984-1987 годах Михаил был фактически администратором "Аквариума", устроил музыкантам около 100 "квартирников".
До сих пор хранит заповедь своего учителя, написанную фломастером на кухонном полотенце: "Терпение и любовь. Терпение неистощимо. Любовь — единственный метод и путь. Дао, выходящее изо рта,— пресно, и в принципе оно — неистощимо". Это из Лао-цзы. Китайскую мудрость Михаил Сапего постигал истово: "Дао дэ цзин" (книгу о пути и благодати), в то время дефицитнейший трактат, изданный в СССР единожды, в 1972 году, переписал от руки за ночь.
В перестройку Сапего сменил множество классических для ленинградского культурного подполья газовых котельных. Главным местом службы стала кочегарка Комбината по производству лимонной кислоты на Лиговке, потом обогревал ресторан "Восток" на Крестовском острове.
Через Бориса Гребенщикова на одном из "квартирников" в 1987 году познакомился с Митей Шагиным — прообразом и одним из лидеров знаменитых "митьков". Шагинская кочегарка на Черной Речке стала для Сапего местом коллективных возлияний, умных разговоров, судьбоносных знакомств. Художественное объединение возглавляло "Политбюро" (Владимир Шинкарев, Дмитрий Шагин, Александр Флоренский); рядовые художники — собственно "митьки"; "братки" — друзья и попутчики. "Братками" были и Гребенщиков, и музыканты "Аквариума", и Сергей Курехин, и Михаил Сапего.
Начало 1990-х — время гомерического пьянства "митьков" и зенита популярности поколения "Ассы", вышедшего из кочегарок во дворцы спорта и выставочные залы.
Сапего не пел и не рисовал — писал хокку ("Под настроение сжег // Государственный флаг США... — // Полегчало..."). Начал потихоньку печататься. Но поэт — занятие не слишком прибыльное. Зарабатывал продажей китайских трусов, тряпичных туфель и прочего "колониального" товара на вещевых рынках и в учреждениях. Опыт считает полезным: получил навыки коробейника, узнал нравы фли-маркетов.
В петербургских гениях часто бывает что-то излишнее, перпендикулярное рынку. Даниил Хармс начал писать так, что о появлении в печати не могло быть и речи. Павел Филонов и Александр Арефьев сознательно не выставлялись. Сергей Довлатов начинал каждое слово в предложении с новой буквы. Тексты "Аквариума" не понимает никто, кроме Бориса Гребенщикова, да и он не в полном объеме. Сергей Шнуров сделал все, чтобы его никто не услышал. Его лексика невозможна ни на радио, ни на телевидении.
В 1995 году Михаил Сапего своей книжкой "Разрозненные Хэ" основал издательство "Красный матрос". Когда речь заходит о проблематике книгоиздания, Сапего вспоминает определение сюрреализма, принадлежащее молодому Сальвадору Дали: "Встреча на операционном столе зонтика и пишущей машинки". Он начинал в кругу таких же отчаянных петербургских фриков. "Митьки" — абсолютно бескомпромиссные, пьющие, насмотренные и начитанные — были авангардом поколения, родившегося в 1960-е.
Только наивные потребители полагали, что участники этого художественного объединения — эдакие добродушные, похожие на карлсонов, пьяницы и дауншифтеры в тельняшках, которые "никого не хотят победить". На самом деле их живопись, графика, проза, песни и пляски — искусная интеллектуальная стилизация, имеющая корни в послевоенной бескомпромиссной ленинградской богеме.
Дмитрий Шагин — сын Владимира Шагина, принадлежавшего к "Ордену нищенствующих живописцев". Это объединение во главе с Александром Арефьевым уже в конце 1940-х порывает с официальным искусством и стоически работает "для своих": эдакий живописный самиздат, русский экспрессионизм. Сочетание творческой смелости, нищеты и алкоголя было свойственно и поэтам "филологической школы" (особенно Владимиру Уфлянду), и Олегу Григорьеву, и Виктору Голявкину, и начинавшему в Ленинграде Николаю Рубцову.
Рюмка способствует дружеским скрепам. Как пишет Максим Белозер (две его первые книги, "Волшебная страна" и "Жест дьявола", вышли в издательстве "Красный матрос"): "Насколько пьянство занятие захватывающее и многоплановое, знают все, кто увлекался им сколь-нибудь серьезный отрезок времени. В нем есть все: и эйфория, и мудрость с вытекающим отсюда разочарованием, падение и восприятие жизни таковой, какова она есть, и унижение. Нет лишь покоя". Кризис у "митьков" как объединения начал ощущаться, как считает Михаил Сапего, примерно с 1993 года, когда "Политбюро" резко и окончательно бросило пить.
А в 2000-х "митьки" (а Сапего много лет работал в объединении администратором) и вообще со скандалом распались. Основатель группы, Владимир Шинкарев, написал книгу о своем герое и друге Мите Шагине как об объекте массовой культуры, симулякре, арт-объекте, зажившем отдельной жизнью. Мол: "Тень, знай свое место!" Дело обычное, почти все художественные группы, театры и литературные движения рассыпались некрасиво.
Но "Красного матроса" этот распад не затронул, к 2010-му, когда Сапего перестал быть администратором, у него уже 15 лет существовало собственное дело. Маленькое, бесприбыльное, удивительно изысканное издательство. Время движется на берегах Невы долго и способствует всяческим играм в трик-трак. Издательство выпускает маленькие опрятные брошюрки, изящно оформленные в "митьковском", псевдонаивном, стиле.
Достижений масса. Новые "дикие" впервые опубликованы именно "Матросом". Скажем, ставший с тех пор общероссийской знаменитостью Всеволод Емелин: "Где ты, малая родина? // Где цветы, где трава? // Что встает за уродина // Над бассейном "Москва"?.."
А вот Ольга Флоренская с кропотливой "Психологией бытового шрифта": натуральная моднейшая социальная антропология. Без всяких грантов и иностранных слов собранные, воспроизведенные и проанализированные тысячи надписей непрофессионалов: от "Закусочная" до "Цой — жив!".
"Красный матрос" не забывал учителей. Сборник Владлена Гаврильчика, капитана мусоросборочной баржи, живописца, драматурга и поэта, "Комедийный анбаръ". Что-нибудь вроде "Ессентуки// пошли в штыки.// На них боржом// с большим ножом". Хокку старейшего "митька", Владимира Яшке: "Выстрелы, вопли и песни — // Никак самураи гуляют? // Или "Зенит" победил". Рукописи Олега Григорьева с разнообразными стихотворными набросками: "Спустил мамашину библиотеку на парфюмерию и аптеку".
В последние годы "Красный матрос" знаменит по преимуществу изданиями и переизданиями забытых или неизвестных текстов, принадлежащих, как сказал бы филолог, к "народной, низовой культуре". Со времен Петра Великого древнерусская рукописная традиция никуда не делась. Переписанный у подруги по пионерлагерю песенник, кулинарные рецепты, воспоминания "для своих", тексты молитв, коллекции газетных вырезок — все это, как правило, не попадало в архив и гибло.
Завсегдатай знаменитой барахолки у станции метро "Удельная", Михаил Сапего покупает весь этот сор цивилизации у старушек, которым не хватает пенсии, у пропойц, несущих на рынок последнее, у новоселов, переезжающих из коммуналок. Ну а почитатели издательства сами несут рукописи родителей и дедов. Так к Сапего попало собрание погибшего на войне филолога Ореста Цехновицера.
Появляются новые книжные серии.
Серия "Репринт". "Привет из покинутого гнезда": подлинный фотоальбом со стихотворными текстами-подписями, изготовленный неизвестной ленинградской гражданкой в 1960 году. Обращен к бросившему мужу. "Когда ты познакомился со мной, дружили долго мы почти три года, Гуляли часто над Невой". Но — "с работы стал ты приходить нетрезвым, скандалил, дебоширил и грубил". Есть тексты, обращенные к беспутному папаше, написанные от имени сына-школьника: "Родитель мой, тебе уже за сорок мужчина в возрасте таком, уже вполне солидный... ты как юнец парнишка: ему бы танцы и балы, тебе же все одно: была бы лишь горилка". В этой же серии — переиздания любопытных книжек: "Безбожный песенник", "Пьянство и его лечение простонародными средствами".
Серия "Обрыдалово". "Недалеко от Невского проспекта... Песни, стихи и рисунки из альбома лишенного свободы Константина Кругова. 1928 г.". Написано узником ленинградской пересыльной тюрьмы. Тексты такие: "Однажды как-то в шумном зале бара, // Сидя за стаканом с сигарою во рту, // Я познакомился с артисткою экрана. // Она как куколка изящная была". Или "Матросское танго" с драматическим концом: "Любовь братишки оказалась только временной, // Он через месяц Нату выбросил за борт. // А Ната бедная была уже беременна, // На горизонте ей светил уже аборт".
Серия "Про...". "Про Колю Пшеницына", написавшего в 1915 году два гимназических сочинения о Первой мировой войне (Николай жил в прифронтовой зоне и навидался ужасов). "Про художника Ивана Горбачева" — воспоминания и альбом репродукций провинциального художника-самоучки. О раскулачивании, о Ленинградском фронте, о послевоенной жизни...
И комментированные репринты. "Про бойца Зырянова" (он зарубил 37 самураев в сражении на озере Хасан). "Про Тойво Антикайнена" (красного финна). "Про поэта Сергея Копыткина" — о монархисте и авторе многочисленных романсов, самый знаменитый — "Ночь порвет наболевшие нити, // вряд ли их дотянуть до утра. // Я прошу об одном, напишите, // напишите три строчки, сестра". "Про Чапая" — народный сказ. "Про Льва Толстого" (таинственное явление Льва Николаевича Толстого во сне железнодорожному сторожу станции Астапово).
Серия "Происшествия" — переиздание газетных заметок 1900-1960-х годов о примечательном и забавном.
Ну и, наконец, CD "За страну советскую" c народными военными песнями от "Двадцать второго июня, // ровно в четыре часа, // Киев бомбили, нам объявили, // что началася война" до "Стихли залпы последние, // и легла тишина, // за Берлином победою // завершилась война".
Превосходно сверстанные, отлично комментированные, книжки "Красного матроса" напоминают советскую серию "Литературные памятники". Архивные фотографии, восстановленные биографические детали...
Серии "Красного матроса" уже коллекционируют. Книги сами превращаются в раритеты
