Фестиваль памяти Мстислава Ростроповича, ушедшего из жизни 10 лет назад, собрал в берлинском Konzerthaus лучших виолончелистов мира, а также учеников и продолжателей традиций маэстро.
Событие стало заметным еще и потому, что сегодня на Западе концерты и фестивали, посвященные творчеству выдающихся россиян, стали редкостью. "Огонек" поговорил с Еленой Ростропович о ее отце.
— Берлинский фестиваль включает в себя не только концерты, фильмы и воспоминания учеников. Организаторы постарались уйти от канона — "выдающийся виолончелист, дирижер, художник" — и представили вашего отца еще и как яркую личность — светского льва, любителя застолий, потрясающего рассказчика анекдотов. Скажите, Елена Мстиславовна, это все тоже о нем?
— Конечно, о нем! Мстислав Леопольдович был всегда душой компании, он очень ценил человеческое общение, дружеские застолья. Обладал потрясающим чувством юмора и был великолепным рассказчиком. А уж какие розыгрыши устраивал! В Национальном симфоническом оркестре Вашингтона, где он 17 лет был главным дирижером, до сих пор бытует "фольклор от Ростроповича".
— Но как же "душа компании" все успевал? С одной стороны, общения с друзьями, с другой — изматывающие репетиции, жесткий гастрольный график, многочасовые перелеты и непрерывный калейдоскоп из стран и часовых поясов...
— Для него было в порядке вещей сегодня играть или дирижировать в Мадриде, улететь на два дня на концерт в Америку, а уже на третий — выступать в Вене. Однажды журналисты задали ему вопрос: "Как вы в вашем возрасте переносите смену часовых поясов?" Он ответил: "Без проблем, я просто не знаю, от какой страны мне надо вести отсчет".
От такого образа жизни у него появилась необычная привычка — он сразу же засыпал в самолете или в такси по дороге в аэропорт. Он и спал-то, как правило, всего по три часа в сутки. Время, потраченное на сон более трех часов, считал потерянным.
Кстати, то, что он так много концертировал, сыграло заметную роль в создании феномена Ростроповича. На его концертах побывало невероятное количество слушателей. Для многих он был не какой-то далекой звездой классической музыки, а виртуозным виолончелистом, которого они слышали лично. Ведь одно дело — запись, и совсем другое — живое исполнение величайшего мастера, когда ощущаешь его магнетизм. Отсюда и сотни тысяч его поклонников в разных частях света.
— Это и сейчас заметно в Берлине. Во всяком случае, такого аншлага, как в дни фестиваля памяти Ростроповича, берлинский Konzerthaus не видел давно. Поздравляю!
— Спасибо, но поздравлять в первую очередь нужно директора Konzerthaus Себастьяна Нордманна, который придумал идею этого фестиваля и блестяще ее воплотил.
Удачно совпали две вещи: желание берлинской публики отдать дань уважения великому музыканту, которого многое связывало с этим городом (он часто выступал с Берлинским симфоническим оркестром, записал здесь много произведений с выдающимся дирижером Гербертом фон Караяном), и желание лучших виолончелистов принять участие в фестивале памяти Ростроповича. Себастьян Нордманн рассказывал мне, с какой готовностью известные музыканты откликнулись на приглашение. А ведь виолончелисты такого уровня очень занятые люди, с напряженным гастрольным графиком. Знаю, что некоторые прилетали в Берлин буквально на вечер — только чтобы выступить на фестивале.
— А чем вы объясните еще один феномен Ростроповича — неугасающий интерес к его творчеству?
— Возможно, сегодня, когда многие понятия нивелируются, а слово "маэстро" стало применимо даже к исполнителям средней руки, определение "один из величайших музыкантов XX века" звучит не столь впечатляюще. Но ведь это так на самом деле и есть! Мстислав Леопольдович внес заметный вклад в классическую музыку, расширив диапазон виолончели до невероятного уровня. Он владел этим инструментом с такой виртуозностью, что самые выдающиеся композиторы того времени стали писать произведения, которые мог исполнить только он. Для него писали Прокофьев, Шостакович, Шнитке, Бернстайн, Пендерецкий и многие другие. По этому поводу сам Ростропович как-то в шутку посетовал, что не жил во времена Моцарта — обязательно заставил бы его написать виолончельный концерт.
Всего Ростроповичу было посвящено 140 произведений разной формы, которые были написаны специально для него. Люди, имеющие даже минимальное представление о музыке, могут понять, что значит эта цифра!
— Про работоспособность Ростроповича ходили легенды. Дирижер Юрий Темирканов говорил, что "в нем бурлила энергия десятерых": по его воспоминаниям, иногда после концерта они с Ростроповичем сидели до четырех утра в ресторане, ужинали. А потом Слава мог встать в шесть и приступить к репетиции.
— В этом весь Ростропович! Каким бы приятным ни был ужин с друзьями, каким бы тяжелым ни оказался перелет, все, что должно быть сделано к сегодняшнему дню, будет сделано обязательно. Даже если придется репетировать ночью.
— Мстислав Леопольдович славился смелыми, даже рискованными поступками: пригласил жить на даче опального Солженицына, приехал во время путча в Москву на защиту Белого дома. Риск — это было свойство его натуры?
— Думаю, что нет. Просто в какие-то сложные моменты он говорил: "Я не могу поступить по-другому". И делал так, как считал нужным.
Кстати, история, когда он улетел в Москву и отправился к Белому дому, стоила стольких нервов! Когда начались события, мы жили в Париже. Весь вечер смотрели прямые репортажи CNN. И вдруг он говорит: "Я должен быть там". Как я его уговаривала: "Зачем? Там опасно!" Вроде бы уговорила. На другой день вдруг засобирался в банк. "Скоро вернусь" И через несколько часов уже был в Москве. Мы с мамой сильно переживали за него. Галина Павловна даже расплакалась, что бывало с ней крайне редко.
Через несколько дней, когда ехала встречать его в аэропорт, буквально кипела: ну сейчас выскажу все! Но увидев его счастливое лицо, с такой милой и одновременно хитрой улыбочкой, с авоськой в руках, в которой лежал противогаз, фляжка и бутылка недопитой водки, я только и сказала: "Ты мой герой!"...
— То есть, "делай что должно"...
— Был еще случай, не очень известный — в первые, самые трудные постперестроечные годы. Мстислав Леопольдович решил передать в дар московским больницам несколько самых современных машин скорой помощи. Первую, прибывшую по морю из Вашингтона, он встречал сам в Петербурге. С гордостью показал ее Анатолию Собчаку.
— Сейчас,— говорит отец,— буду перегонять в Москву.
— За рулем, до Москвы? — удивился Собчак.
— А что? Моя идея, я и доведу ее до конца.
Собчак забеспокоился:
— Мстислав Леопольдович, у нас путешествие из Петербурга в Москву — дело достаточно опасное. На дорогах не спокойно.
Но Ростропович уже принял решение, и отговорить его было невозможно.
— Хорошо,— согласился мэр Петербурга,— но если вы не возражаете, я дам вам в попутчики своего помощника. Очень толковый молодой человек.
Молодой человек действительно оказался очень вежливым, приятным. И они с Ростроповичем без особых приключений перегнали карету скорой помощи в Москву. Но самое интересное, что у этой истории было неожиданное продолжение. Как-то на очень важном приеме Мстислава Леопольдовича представили Владимиру Путину.
Ростропович пожимает руку президенту и говорит:
— Очень рад с вами познакомиться!
А Путин отвечает:
— Так мы уже с вами знакомы.
— Как, когда? — удивился Мстислав Леопольдович.
— А помните перегон скорой помощи в Москву?..
Вот такая была необычная история их знакомства.
— Ростропович быстро принимал решения в сложных ситуациях?
— Были сложные моменты в жизни, когда он принимал решения после долгих размышлений, колебаний. Это было заметно, когда встал вопрос об отъезде из России на Запад.
Уже сейчас, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что, если бы не мамина твердость, Мстислав Леопольдович так бы и не решился покинуть Россию. Здесь были все его друзья, еще был жив Шостакович, ученики, его публика. Но мама за отца боялась. Боялась, что либо затравят, либо он сам сопьется от невостребованности. Ведь ему не давали выступать даже на периферии. Писали, что он плохой музыкант.
Кстати, твердость характера Галины Павловны помогла и в первые два года жизни на Западе. Мало кто знает, что они были для нас достаточно сложными.
— Сложными? Но я помню снимки из западных газет того времени — Ростроповича принимали как триумфатора...
— Да, принимали хорошо. Но были еще и повседневные заботы, которые оставались с нами. Мы ведь приехали буквально с двумя чемоданами на всю семью. Что могло нам принести заработок? Только концертная деятельность. Играли везде, где предлагали, за любой гонорар, зачастую не очень большой. Играли и вовсе бесплатно, чтобы нас лучше узнали. Я аккомпанировала отцу как пианист я только что окончила Центральную музыкальную школу в Москве, мне было достаточно трудно выходить на сцену с таким исполнителем, как Ростропович. Этот период я вспоминаю как время колоссального нервного напряжения... Мы с сестрой были еще молодыми девушками, нам хотелось купить какие-то модные вещи. Но мы знали, что семейный бюджет этого не выдержит.
— Извините, не понимаю. Мстислав Леопольдович был уже достаточно известен как музыкант. А приехав на Запад, получил мощное паблисити как противник советского режима.
— Это так, но поймите: в искусстве свой производственный процесс. Календарь всех приличных концертных залов расписан на несколько лет вперед. Напечатаны афиши, программки, буклеты. И никто не будет отменять запланированные концерты только потому, что из России приехал Ростропович.
Но постепенно, года через два, все вошло в свою колею. И Ростропович, и Вишневская вошли в нормальный гастрольный график. Пришло полное признание, а вместе с ним и предложение Мстиславу Леопольдовичу возглавить Национальный симфонический оркестр в Вашингтоне. Он был просто счастлив: теперь это был его оркестр, его лаборатория, где он мог творить. Семнадцать сезонов он был бессменным дирижером и художественным руководителем этого коллектива, который под его руководством вошел в число лучших оркестров Америки.
— Если в Национальном симфоническом оркестре Вашингтона до сих пор в ходу "фольклор от Ростроповича" — это тоже можно считать признанием...
— В оркестре его очень любили не только как музыканта, но и как человека с потрясающим чувством юмора.
— О том, что Мстислав Леопольдович большой шутник, знали не только музыканты оркестра. После его "балетного номера" об этом говорила вся Америка. Вы помните этот экспромт?
— Конечно, помню. Это было в Сан-Франциско, праздновали юбилей знаменитого американского скрипача, большого друга отца — Исаака Стерна. Публика собралась чопорная, идет прямой эфир на всю страну, концерт в самом разгаре, и когда уже ведущий Грегори Пек собирался объявить следующий номер, на сцене вдруг появился до неузнаваемости загримированный Ростропович в балетной пачке. Такая слегка сутулая, грузная балерина с ярко намалеванными губами. Смачно канифолит пуанты и начинает по-балетному "выплывать" на сцену, плавными взмахами рук комично подражая балеринам.
Зал в недоумении! Одни думают, что это какой-то ненормальный прорвался на сцену. Другие понимают, что это шутка, но не понимают, кто это и чем эта шутка закончится. И когда вдруг балерина выхватывает у концертмейстера виолончелистов его виолончель и начинает играть "Умирающего лебедя", по залу пронеслось: "Ростропович!" И зрители взорвались овацией!
Вообще, чувство юмора и простота в общении было самым сильным "оружием" Мстислава Леопольдовича. Он никогда не пытался подавить музыкантов своего оркестра. Он "брал" их улыбкой, остроумной шуткой. У него на репетиции царила такая непринужденная, жизнерадостная атмосфера!
— Это оттуда пошло прозвище Подсолнух?
— Да нет, это совсем из ранней юности. Из-за его лучезарной улыбки и благостного отношения к окружающему миру. А вообще дома Мстислава Леопольдовича знаете, как звали? Буратино!
— И вам с сестрой это позволялось?
— Ну что вы, нет, конечно. Это позволяла себе только мама.
— Как вы себя ощущали среди знаменитых родителей?
— Этот вопрос мне задают часто, и я не хочу повторяться. Скажу только, что я безумно любила родителей, и мне их очень не хватает. Но это уже другая история — семейная.
— Кстати, о делах семейных. Вы и ваша старшая сестра Ольга продолжаете заниматься благотворительной деятельностью, которой занимались ваши родители?
— Да, конечно. Ольга руководит благотворительным фондом Мстислава Ростроповича, который работает с одаренными молодыми музыкантами. Я возглавляю международный медицинский фонд Ростроповича и Вишневской, который занимается вакцинацией детей по всему миру.
— У вашей сестры — двое детей, у вас — четверо. Кто-то из внуков Ростроповича и Вишневской унаследовал их музыкальные таланты?
— Мстислав Леопольдович считал, что мой младший сын Александр может сделать большую музыкальную карьеру. Но я крайне осторожно отношусь к его таланту. Хочу, чтобы от музыки он получал радость, а не стресс.
— Сможет ли публика еще когда-нибудь услышать уникальную виолончель Мстислава Ростроповича, которая была частью его души?
— После ухода Мстислава Ростроповича к его виолончели — а это "Дюпор" Антонио Страдивари, названная так по имени виолончелиста XVIII века Жан-Луи Дюпора,— еще никто не прикасался. Какое бы решение мы с сестрой ни приняли по этому уникальному инструменту, оно будет для нас эмоционально очень сложным. Давайте подождем, время покажет.
Беседовал Сергей Панкратов, Берлин
