Статья в 2 частях. Часть 2.
Несмотря на то что в 1921 году мятежная деревня была буквально потоплена в крови, большевики вынуждены были пойти ей на серьезные уступки. Результаты черного передела были окончательно закреплены за крестьянством, но интересно, что прежнее общинное всевластие осталось в прошлом - по Земельному кодексу РСФСР 1922-го крестьянские хозяйства получили право в любое время вывести свою землю из общины с ее согласия или без последнего, если происходил общий передел или если о выходе заявляло 20% семейств.
Уже к 1924 году в Смоленской области количество отрубов и хуторов превысило дореволюционный уровень, составив более 30%, даже в Московской области к 1927-му оно увеличилось почти до 2% с 0,13% в 1917-м. Сводки ОГПУ в 1926-м отмечают, например, в Иваново-Вознесенской губернии «большое стремление крестьян выходить на отруба и в некоторых случаях на хуторские участки. В большей части к такому стремятся крестьяне-середняки - передовики по улучшению сельского хозяйства, которые при всем желании провести улучшенные формы землепользования в целом селении ничего не могут сделать, так как в селениях в таких случаях всегда возникают недоразумения и споры». Так что столыпинская реформа все же не осталась без последствий, хотя частная собственность на землю была официально отменена.
Большевики серьезно опасались социальной самоорганизации крестьянства - сводки ОГПУ 1926-1928 годов переполнены тревожными сообщениями об агитации за крестьянские союзы в самых разных сельских районах страны: «Крестьянский союз является наиболее распространенным и наиболее популярным лозунгом антисоветской агитации и встречает отклик почти во всех слоях деревни». «Крестьяне, поощряемые кулаками... могут потребовать от нас свободу организации крестьянского союза... Но тогда нам пришлось бы объявить свободу политических партий и заложить основы для буржуазной демократии», - рисовал пугающую для ВКП(б) перспективу Сталин на партийном пленуме 1928 года. Движение было задавлено в самом зародыше. Коллективизация уничтожила или распылила крестьянскую элиту - так называемых кулаков, именно они и члены их семей составили большинство из почти миллиона погибших (в том числе 20 тыс. расстрелянных по приговорам трибунала ОГПУ) и 2,5 млн высланных.
Способности ссыльных кулаков были успешно эксплуатированы якобы народной властью. «В сущности, новая Россия создается в значительной части, по-моему, не ком[м]унистами (…), но в смысле бытовом спецссыльными. Интересная форма использования рабского труда свободных людей», - записал в дневнике 1938 года В.И. Вернадский. По данным В.Н. Земскова, на 1 января 1953-го в СССР числилось 2753356 спецпоселенцев.
Компартия ликвидировала/поставила под свой контроль не только общественные структуры старого порядка, но и те формы низовой самоорганизации, которые возникли/развились в ходе всех трех русских революций начала XX века. В том числе, кстати, и собственно советы, чье имя присвоила убившая их власть, и рабочие профсоюзы, огосударствленные уже в начале 20-х. Любые новые, естественно возникающие снизу общности тут же разрушались или возглавлялись.
При таких изощренных приемах работы с населением удивительно ли, что та атомизация русского социума, которую произвели большевики, и не снилась старорежимной России? Как проницательно заметил в дневнике 1938 года М.М. Пришвин: «…в условиях высших форм коммунизма люди русские воспитываются такими индивидуалистами, каких на Руси никогда не бывало».
Подобное беспрецедентное - даже для русской истории - давление на общество объясняется прежде всего тем, что советская власть не была народной, популярной властью. История СССР как минимум до 1941 года - в том числе и история противостояния коммунистического режима и русского большинства, которое коммунистический режим своим не считал и потому русское большинство воспринималось руководством компартии как единая реакционная масса, в борьбе с которой все средства хороши.
«Россией сейчас распоряжается ничтожная кучка людей, к которой вся остальная часть населения в громадном большинстве относится отрицательно или даже враждебно. Получается истинная картина чужеземного завоевания. Латышские, башкирские и китайские полки (самые надежные) дорисовывают картину», - писала в 1920 году З.Н. Гиппиус. Можно, конечно, не доверять свидетельству ярой противницы красной тирании, но ведь и сам Ленин «отмечал, что большевики подобны меньшинству оккупантов в завоеванной стране и соответственно ведут себя» (А. Грациози).
Пришвин зафиксировал в дневнике 1920 года характерный разговор с Л.Б. Каменевым: «…говорил ему о [большевистском] свинстве, а он в каких-то забытых мной выражениях вывел так, что они-то (властители) не хотят свинства и вовсе они не свиньи, а материал свинский (русский народ), что с народом ничего не поделаешь». Очевидно, разговор произвел сильное впечатление на писателя, ибо он вернулся к нему в дневнике в следующем году, увидев в тезисе своего собеседника отрицание всего прежнего интеллигентского дискурса о народе: «Каменев мне сказал, что декреты хороши, а народ плох. Раньше мы говорили, что хорош народ, дурно правительство, теперь хорошо правительство, дурен народ».
В голодном 1922 году продотряды применяли для исправления плохого народа следующие воспитательные меры: «Повсеместно арестованных крестьян сажают в холодные амбары, бьют нагайками и угрожают расстрелом. Крестьяне, боясь репрессии, бросают хозяйства и скрываются в лесах. 156-я проддружина и 3-й продотряд приказали жителям нескольких сел собраться на общее собрание. Собравшихся кавалерийский отряд начал избивать нагайками и обнаженными шашками. Не выполнивших полностью продналог гнали через село и топтали лошадьми. После чего сажали голыми в холодные амбары. Многих женщин избили до потери сознания, закапывали голыми в снег, производили насилие… Продотряды… производили повальное беспощадное избиение крестьян, среди которых были 60 стариков… райуполномоченный 4-го района в селе Самойловском арестовал… почти все население. Крестьян гнал с красным знаменем за 20 верст до штаба, отстающих подгоняли прикладами, угрожая расстрелом… Крестьяне избиваются шомполами… председатель сельсовета был посажен голым на лед, отчего умер» (из информсводок ВЧК по Сибири).
А вот как описывает М.А. Шолохов в письме к Сталину методы хлебозаготовок в его родном Вешенском районе в еще одном голодном 1933 году: семьи, не сдавшие положенное количество зерна, выселялись из своих домов, «население было предупреждено: кто пустит выселенную семью - будет сам выселен с семьей. И выселяли только за то, что какой-нибудь колхозник, тронутый ревом замерзающих детишек, пускал своего выселенного соседа погреться. 1090 семей при 20-градусном морозе изо дня в день круглые сутки жили на улице. Днем, как тени, слонялись около своих замкнутых домов, а по ночам искали убежища от холода в сараях, в мякинниках. Но по закону, установленному крайкомом, им и там нельзя было ночевать! Председатели с[ельских] советов и секретари ячеек посылали по улицам патрули, которые шарили по сараям и выгоняли семьи выкинутых из домов колхозников на улицы. Я видел такое, что нельзя забыть до смерти: в хуторе Волоховском Лебяженского колхоза, ночью, на лютом ветру, на морозе, когда даже собаки прячутся от холода, семьи выкинутых из домов жгли на проулках костры и сидели возле огня. Детей заворачивали в лохмотья и клали на оттаявшую от огня землю. Сплошной детский крик стоял над проулками… В Базковском колхозе выселили женщину с грудным ребенком. Всю ночь ходила она по хутору и просила, чтобы ее пустили с ребенком погреться. Не пустили, боясь, как бы самих не выселили. Под утро ребенок замерз на руках у матери».
Перечисляет Шолохов и другие способы выбивания хлеба: «В Наполовском колхозе уполномоченный РК кандидат в члены бюро РК Плоткин при допросе заставлял садиться на раскаленную лежанку. Посаженный кричал, что не может сидеть, горячо, тогда под него лили из кружки воду, а потом прохладиться выводили на мороз и запирали в амбар. Из амбара снова на плиту и снова допрашивают»; «В Чукаринском к[олхо]зе секретарь ячейки Богомолов подобрал восемь человек демобилизованных красноармейцев, с которыми приезжал к колхознику - подозреваемому в краже - во двор (ночью), после короткого опроса выводил на гумно или в леваду, строил свою бригаду и командовал огонь по связанному колхознику. Если устрашенный инсценировкой расстрела не признавался, то его, избивая, бросали в сани, вывозили в степь, били по дороге прикладами винтовок и, вывезя в степь, снова ставили и снова проделывали процедуру, предшествующую расстрелу»; «В Солонцовском к[олхо]зе в помещение комсода внесли человеческий труп, положили его на стол и в той же комнате допрашивали колхозников, угрожая расстрелом» и т.д.
В 1932 году на Кубани председатель колхоза Н.В. Котов и двое его коллег были расстреляны за то, что предоставляли своим колхозникам семенные ссуды в удвоенном объеме, Каганович и Микоян публично одобрили приговор и пригрозили тем же самым любому другому коммунисту, который «проявит мягкотелость и будет относиться к колхозам в народническом духе».
Деревня, как могла, сопротивлялась. В 1930 году произошло 13574 крестьянских волнений, в которых участвовали более 2,5 млн человек. При обсуждении проекта Конституции 1936-го в сельских районах Ленинградской области агенты НКВД зафиксировали такие типичные разновидности антисоветских и контрреволюционных разговоров: «1). разжигание недовольства колхозников по отношению к рабочим [то есть недовольство крестьян своим более низким, чем у рабочих, социальным статусом]; 2). распространение пораженческих настроений; 3). требование прекращения планирования государством хозяйственной жизни колхозников, освобождения крестьян от выполнения государственных обязательств; 4). распространение провокационных слухов о том, что Конституция - фикция; 5). требование возвращения кулаков с мест высылки и возвращения им имущества; 6). требование открытия всех церквей, запрещения антирелигиозной пропаганды, высказывание антисемитских настроений и т.п.». Наконец, «особого внимания заслуживают факты обработки к.-р. элементом колхозников за необходимость объединения крестьян в специальные политические организации с целью противопоставления их государству». В специальном сообщении управления НКВД по Ростовской области от 4 июля 1938 года о ходе подготовки к выборам в Верховный Совет РСФСР среди множества случаев антисоветской агитации приводился следующий: «…если бы умер Сталин, то мы праздновали бы целый год, а когда бы умерли и остальные - Молотов, Каганович, Ежов, то тогда зажили бы вовсю еще лучше». - (Колхозница Чеботарева - арестована)».
Не имели коммунисты популярности и в той социальной группе, которую они якобы представляли. Даже в 1957 году доля рабочих среди осужденных пролетарским государством за контрреволюционные преступления составляла почти 47%. Последняя вспышка народных выступлений против якобы народной власти относится к началу 60-х (Краснодар, Муром, Александров, Бийск), пиком ее стали знаменитые события в Новочеркасске в 1962-м. Налицо был своеобразный рубеж, «после которого волна кровавых и массовых столкновений народа и власти постепенно пошла на убыль. В 1963-1967 годах еще фиксировались отдельные рецидивы волнений, при подавлении которых власти применяли оружие. Но, начиная с 1968-го и вплоть до смерти Брежнева (1982-й), оружие не применялось ни разу. В 1969-1976 годах КГБ СССР вообще не зарегистрировал ни одного случая массовых беспорядков. Другими словами, брежневский режим научился обходиться без применения крайних форм насилия и, как правило, гасил периодически вспыхивавшее недовольство без стрельбы и крови» (В.А. Козлов).
Важно отметить, что волнения 30-60-х годов происходили сугубо стихийно и никак не были связаны с какой-либо организованной политической оппозицией режиму, ибо таковая была превентивно и успешно зачищена. И здесь важнейшая причина того, что они так и не переросли в общенародное освободительное движение. Возникшее в 60-е годы малочисленное диссидентство практически не имело связи с народным большинством и влияло почти исключительно на интеллигентские умы, да и больше интересовалось темой еврейской эмиграции, чем повседневными проблемами рабочих и колхозников.
Автор: Сергей Сергеев
