Как Обама «сшивал» США: к 55-летию американского президента

Это произошло на пустынном восточном краю Кубы. Тюрьму Гуантанамо покрыла ночь президентских выборов 2008 года. Когда стало ясно, что демократ Обама побеждает республиканца Маккейна, узники тюрьмы с нарастающей силой начали скандировать: «Обама! Обама! Обама!». Они верили в то, что с победой Обамы придет и их избавление. Это ему принадлежали пылкие слова: «В темных коридорах Абу Граиба и в тюремных камерах Гуантанамо мы скомпрометировали наши наиболее дорогие ценности».

На второй день своего президентства — 22 января 2009 года — Обама издал указ, в котором говорилось, что тюрьма Гуантанамо будет ликвидирована в течение одного года. Казалось, что это уродливое наследие эпохи Буша—Чейни приказало долго жить.

Но вот подходит к концу последний — восьмой — год пребывания Обамы в Белом доме, а тюрьма Гуантанамо и ныне там. Справедливости ради необходимо сказать, что в ее казематах сейчас находится не семьсот семьдесят девять узников, а лишь семьдесят шесть. Однако сама тюрьма — позор демократической Америки — по-прежнему уродует восточную оконечность Острова свободы.

В марте этого года Обама посетил Кливленд, столицу штата Огайо. Школьник-семиклассник спросил его на встрече с ним, какой совет он дал бы самому себе, если бы он в третий раз стал президентом? Обама ответил: «Мне кажется, что я закрыл бы Гуантанамо в первый же день своего пребывания в Белом доме».

Сказка про белого бычка продолжается…

Ричмонд, штат Вирджиния, был до окончания Гражданской войны между Севером и Югом столицей Конфедерации. В конце города, где кончалась печально знаменитая «Тропа рабов», высится здание ХIХ века из красного кирпича с греческими дорическими колоннами. Здесь когда-то находилась первая в Америке негритянская баптистская церковь. Когда афроамериканец Дуглас Вайлдер был избран первым черным губернатором Соединенных Штатов, он решил, что лучшего здания для Национального музея рабства в США просто не придумаешь.

 

 

Но вот прошло 25 лет, из них 8 при президентстве Обамы, а воз и ныне там. Два года назад разочарованный Вайлдер заявил на пресс-конференции в Капитолии Ричмонда, что решил удовлетвориться более скромным проектом. Но и этот скромный проект отбрасывает лишь свою тень. Как показывают налоговые документы за 2014 год, на «скромный проект» было «пожертвовано» 0 долларов!

Мэр Ричмонда решил в пику губернатору создать Музей рабства на месте бывшего рынка рабов, называвшегося «Пол-акра земли Дьявола».

Сказка про белого бычка продолжается. Вот только бычок-то черный!..

На выборах 2008 года Обама боролся не только с Хиллари Клинтон и Джоном Маккейном. Ему приходилось сражаться со среднеамериканской версией расизма. Без этого его победа была немыслима. Это сражение было весьма своеобразным. Оно состояло в уступках Обамы. С шахматной доски политики исчезали сначала радикальные фигуры, а затем вполне «респектабельные».

В ходе предвыборной борьбы 2008 года Обаме пришлось пожертвовать своим наставником — преподобным Иеремией Райтом. Соперники били по Райту и рикошетом по Обаме. Они требовали от него отказаться от Райта. Ситуация сложилась кризисная. Только отказавшись от Иеремии Райта и столкнув его в дантов ад, Обама мог рассчитывать на продолжение президентской битвы.

Отряд не заметил потери бойца. Но враги Обамы заметили и наметили следующую жертву. Им стал гарвардский профессор Корнел Уэст. Полицейский, заподозрив в нем террориста, не пустил его в собственный дом. В отличие от Райта Уэст не был радикалом и больше походил на другого гарвардского профессора, ставшего президентом.

Не отреагировать на инцидент с Уэстом Обама не мог, тем более что он уже обитал в Белом доме. Пули ложились слишком близко от него. И вот он разрешил конфликт с помощью юмора. Обама пригласил в Белый дом и Уэста, и полицейского на «пивной саммит». Инцидент был запит пивом, но и Уэст исчез с шахматной доски Обамы.

Именно в то время я написал портрет Обамы в памфлете, который назывался «Летучая мышь». Идя по стопам Лафонтена и Крылова, я назвал президента США «летучей мышью», вокруг которой образовалась пустота. Ни птицы, ни мыши за свою ее не считают, и никакие уступки ни тем, ни другим не могут изменить этот «отпихнизм».

И вот подходит к концу второй срок президентства Обамы. Появляется еще один идеолог афроамериканизма — Майкл Эрик Дайсон. Между Дайсоном и Обамой уже нет никакой разницы, и вдохновленный этим Дайсон пишет политическую биографию Обамы. Книга вышла только что. Называется она так: «Черное президентство. Барак Обама и расовая политика в Америке».

Контрапункт книги состоит в том, что американцы живут под черным президентом не столько потому, что цвет его кожи черный, а скорее потому, что президентство Обамы связано с правилами и ритуалом «черной респектабельности» и «белого превосходства». Даже человек, которого считают лидером «свободного мира», вынужден подчиняться ожиданиям белых. (Дайсон не исключает и того, что Хиллари Клинтон в случае победы в этом году может сделать для черных куда больше Обамы.)

Но чернота Обамы удобна и выгодна белой Америке, ибо помогает ей лучше воспринимать «национальные демократические идеалы и обещания». Достижения Обамы, пишет Дайсон, «указывают на то, чего не допускало государство на высшем уровне до того, как он появился, — равенство возможностей, справедливость в демократии и справедливость в обществе».

Оптимизм Дайсона мельчает, когда речь заходит о взглядах белой Америки на расизм. Вернее, автор эту тему почти не затрагивает. Дайсон связывает свои надежды скорее на импровизированные шоу Обамы о расовой солидарности.

Но среди этих «импровизированных шоу» я знаю и помню только одно, когда Обаму наконец прорвало. Это было после убийства негритянского юноши Трэйвона Мартина. Обама, расхриставшись, заявил, что в убитом тинейджере он видит и себя. Гнев его был подлинным, прорвавшимся наружу.

Но вообще речи Обамы строятся по принципу «и нашим, и вашим». Далеко не случайно, что среди его спичрайтеров нет ни одного чернокожего. Эти речи — наглядный пример размешивания вины белых в культурной патологии черных, результатом которого становится возложение вины на черных, которые-де ответственны за антипатию белых.

Последнее время дает довольно яркие примеры раскачивания таких расовых «качелей». Как ни старается Обама соблюсти равновесие между убийствами чернокожих юношей и полицейских, чаша весов все-таки склоняется в пользу «синих», а не «черных». Нигде Обама не поддерживает лозунг «Жизнь черных тоже что-то да значит».

В своей книге Дайсон пишет, что «равнодушный антирасизм» Обамы проистекает из его прагматизма, а не из его каких-то глубинных идеологических завихрений. Более того, он считает Обаму «антиидеологом» и пишет, что именно его антиидеология сделала его «избирательным».

Однако принцип разделения властей бьет сильно по темнокожему президенту. Вот что говорит по этому поводу сам Обама: «Я должен ассигновывать доллары на любые программы через многие комитеты конгресса, где доминируют люди, которые не читают ни Корнела Уэста, ни Майкла Эрика Дайсона».

О Корнеле Уэсте я уже говорил. А как складывались взаимоотношения Обамы с Дайсоном? Если читать невнимательно книгу последнего, то он с Обамой не разлей вода. Вот они вместе в калифорнийском замке Опры Уинфри во время сбора средств на ведение избирательной кампании Обамы в 2007 году. Дайсон обменивается репликами с Бараком и Крис Роком. А вот Дайсон на частном самолете и во внедорожнике, дающий совет Обаме, как «зачернить» стиль его риторики. А вот Дайсон в VIP-секции на церемонии по случаю похода на Вашингтон или на ужине ассоциации корреспондентов Белого дома. И так далее, и так далее. Читатель убежден, что Обама и Дайсон — одно целое. Они похлопывают друг друга по плечу, шутят, улыбаются. Таким образом, Дайсон предстает перед читателем как беседующий на «ты» с Историей, то есть с Бараком Обамой.

Но в действительности Обама отталкивает от себя Дайсона, как в прошлом Райта и Уэста. Дайсон почти не имеет доступа к Обаме-президенту, у которого сейчас совсем иные цели. Дайсона можно встретить на вечеринке с Обамой, но не за столом Овального кабинета.

 

 

Когда Билл Клинтон наговаривал хронику своего пребывания в Белом доме, он вызвал к себе спичрайтера Тэйлора Брэнча и просидел с ним 150 часов в ходе 78 встреч. Такое Дайсону даже не снилось. Он долго просиживал в передней Овального офиса, но тщетно. Наконец Обама сжалился и назначил Дайсону 10-минутную аудиенцию. Дайсон «вежливо отказался» — по его словам. Вместо этого он стал обивать пороги ближайшей советницы Обамы Валери Джарретт и через нее вымолил 20-минутную встречу с президентом, которая растянулась на… полчаса. И это все для книги в 350 страниц…

Каким президентом был Обама для Америки?.. Если здесь поставить точку вместо многоточия, то мы получим портрет чернокожего, который ради Белого дома запродал Дьяволу душу и отвел для своего народа — чернокожей Америки — лишь 10–20 минут своего времени, продлив их до получаса.

Но восемь лет — не 10–20 минут, и даже не полчаса. Восемь лет, с другой стороны, и не 55 лет. Вот что сказал еще 20 лет назад Обама фотографу Мариане Кук: «Всю мою жизнь я сшиваю воедино свою семью рассказами или воспоминаниями друзей и моими идеями».

Сшивать Обаме было что. Своего ушедшего за горизонт отца-кенийца. Своего индонезийского отчима Лоло Соеторо. Свое хождение по мукам сквозь различные имена и географические названия. С отцовской стороны он был кенийцем, с материнской — белым. Он провел свою юность в Азии, отрочество на Гавайях, студенческие годы — в Калифорнии и Нью-Йорке, наступающую зрелость — в Чикаго.

Но еще важнее то, что он «сшивал» свой характер, некую объединяющую идею и рефрен — Соединенные Штаты Америки. Выступая на съезде Демократической партии в 2004 году, он говорил: «Ни в одной другой стране на земле история моей жизни невозможна».

Это было его первое появление на национальной сцене. «Не существует черной Америки и белой Америки, латино-Америки и азиатской Америки. Существуют лишь Соединенные Штаты Америки», — говорил он на съезде в Бостоне. Страна «открыла» Обаму.

С тех пор прошло 12 лет, но месседж Обамы не изменился. Выступая на днях в Филадельфии на съезде Демократической партии, он вновь говорил об американских ценностях, которыми руководствовались его канзасские дедушка и бабушка и семья его жены Мишель. Они показали всему миру, что дети иммигрантов такие же американцы, как и их собственные дети, не важно, какие головные уборы они носят — ковбойские шляпы или ермолки, бейсбольные кепи или хиджаб.

Обама был на вершине своего «рукоделия». Он открыл для себя Америку и после многих годов скитаний за океаном «сшил» ее со своим опытом и страстью путешественника и интеллектуала. И у него получилось то, что для многих других лишь пустые слова, — жизнь, свобода и поиск счастья.

Но Обама не верит в эгоистичных и пустопорожних «спасителей», таких как Дональд Трамп. «Мы не хотим, чтобы нами верховодили», — говорил Обама в Филадельфии и приводил первые слова Конституции страны: «Мы, народ». В этом сила Америки. В этом сила самого Обамы. Он получил ее как самый ценный подарок, вернее, завоевал, и даже отвоевал.

Америка всегда была страною Завтра. Вчера ее мало интересует. За все приходится платить. Недаром Лессинг говорил: «Настоящее, рожденное от прошлого, является родителем будущего».

Так Барри Соеторо родил Барри Обаму, а тот — Барака Хуссейна Обаму, который поначалу был «худющим парнем со странно звучащей фамилией».

Но этот «худющий парень» заступил на капитанский мостик Америки в те годы, когда раскол Америки оказался куда глубже, чем это предполагалось.

Вот почему он стал ненавистен белому рабочему классу страны, который теряет рабочие места, теряет безопасность, теряет свою гордость и проигрывает войны. Этот белый рабочий класс чувствует, что его оставили где-то позади, в обозе. И он обвиняет в этом президента Барака Обаму.

Обама еще не успел опериться, когда ему присудили Нобелевскую премию мира. Он понимал, что это только аванс. Но аванс, который необходимо, безусловно, оплатить. Он понимал, что он не чета Мартину Лютеру Кингу или Нельсону Манделе. Он пытался. Но из этого не всегда выходила Нобелевская премия мира. Более чем два с половиной миллиона американских военнослужащих было брошено в Афганистан и Ирак за последние 15 лет. В глазах значительного большинства этих двух с половиной миллионов и их семей Обама не смог оценить сделанного ими. Он не смог сказать «простите» каждой семье, в которой войны унесли кормильцев.

 

 

Обаме не повезло и с экономикой. Глобальный экономический контекст его президентства, который подмял многие политические и культурные реалии, чуть ли не задавил президента. Он был не в состоянии волшебно вывести страну из состояния великой депрессии.

Не знаю, выдержал бы Обама это напряжение, если бы не его восхитительная семья, и в первую очередь первая леди — Мишель. Еще много лет назад она заявила, что ее муж «слишком хороший парень для такой брутальной политики».

Без семьи Обама как без панциря. И Мишель, и его две дочери, Малия и Саша, всегда приходят ему на помощь. Они иногда заряжают его, а иногда, наоборот, расслабляют. Это знание — большая сила. Как руководить страной, если ты не можешь руководить своей семьей? Обама потому руководит страной, что умеет руководить своей семьей. И наоборот: он умеет руководить своей семьей, потому что умеет руководить своей страной.

Обаму часто обвиняют в том, что он слишком много извиняется за Америку. Его даже прозвали верховным главноизвиняющимся. Но в действительности он извиняется за прошлое, а не за будущее своей страны. Он извиняется за рабство. Он извиняется за Хиросиму и Нагасаки. Нельзя забыть фигуру Обамы на том отрезке берега, с которого в Америку уходили корабли, груженные, именно груженные, рабами. И как было ему после этого не извиняться? То же самое можно сказать и о Хиросиме. Где он формально не извинился, но сделал все, чтобы дать понять Японии и человечеству, что Америка совершила преступление, сбросив атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.

Обаме приходится «сшивать» не только частное с общественным и государственным. Он «сшивает», точнее, пытается «сшивать» то, чему угрожает сейчас Дональд Трамп, а он угрожает американскому девизу «E pluribus unum» — «Один из многих». Трамп не один из многих. Он один из тех немногих, которые действительно угрожают Америке и против которых восстает Обама.

После того как Обама покинет Белый дом, он переселится в дом, находящийся от Белого в полутора-двух милях. Сейчас трудно гадать о том, каким будет его будущее. Но уже заметно, что он, сделав Хиллари Клинтон наследницей своей политической линии, будет следить за тем, чтобы та не уклонялась от нее.

Борьба за равноправие черного населения в Америке еще не закончилась. Мне кажется, с уходом Обамы из Белого дома она начнет еще больше нарастать, поскольку его не будут отягощать президентские доспехи. Без этих доспехов, надеюсь, он будет еще более настойчивым, «сшивая» то, что разорвал в Америке расизм.