Необходимость установки сигнализаций на временных выставках может стать большой проблемой для российских музеев, а к обстоятельствам громкого похищения картины в январе этого года по-прежнему много вопросов. Однако, чтобы избежать подобных происшествий в дальнейшем, на всех экспозициях Третьяковки будет организовано три рубежа охраны, взаимодействие с Росгвардией станет более интенсивным и ее присутствие в музее и перед ним расширится. Об этом гендиректор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова рассказала «Известиям». Разговор состоялся в преддверии открытия одной из главных выставок года — масштабной ретроспективы Ильи Репина, обещающей стать новым рекордсменом по посещаемости.
Главный художник
— Почему на выставку Репина должны прийти люди, которые видели многие из представленных работ в постоянных экспозициях Третьяковской галереи и Русского музея?
— Это самая масштабная ретроспектива Репина за последние десятилетия. В общей сложности — около 300 произведений: 170 живописных работ и 130 графических из 21 российского и семи зарубежных музеев, а также из семи частных коллекций.
Особо отмечу, что мы впервые так весомо демонстрируем позднее творчество Репина. С начала 1900-х он жил в Куоккале, которая на тот момент была частью Российской империи, а в 1918-м стала частью Финляндии. И Репин оттуда не выезжал, поэтому большая часть того, что им сделано после революции, оказалась за рубежом. В наших музейных собраниях совсем немного работ этого периода, и российский зритель практически не знаком с ним.
— В отличие от произведений русского периода, многие из которых стали хрестоматийными.
— Как ни крути, Репин — главный и самый известный отечественный художник. Соцопросы показывают: его имя людям приходит в голову в первую очередь, когда их просят назвать какого-нибудь нашего живописца. В советское время его искусство считалось истиной в последней инстанции и у многих возникало естественное отторжение. Но сегодня мы воспринимаем и интерпретируем его совсем по-другому, чем в эпоху СССР. Мы видим в нем то, чего не замечали или отказывались замечать десятилетиями. И это возвращает нас к той реакции на искусство Репина, которая была в момент его появления.
Репин был крайне актуальным художником. Поразительно, что это оборачивается актуальностью современной, потому что современное сознание тяготеет к более сложному комплексному анализу различных явлений и феноменов.
— Чего же мы не замечали в Репине раньше?
— В советское время подчеркивались социальная тематика его работ, критика современного общества. Но сегодня в самых известных полотнах на современные ему сюжеты — «Бурлаки», «Не ждали», «Перед исповедью», «Арест пропагандиста» — мы отчетливо видим то, что видели и его современники: отсылку к классическим формам мирового искусства и к евангельским темам. То же полотно «Не ждали» — парафраз на «Явление Христа народу» Александра Иванова и одновременно история блудного сына.
— Однако Репин традиционно считается художником антиклерикальным.
— Действительно, раньше такой акцент был. Глядя на «Крестный ход в Курской губернии», понимаешь мотивацию подобных точек зрения. Павел Михайлович Третьяков даже просил Репина переписать центральную фигуру полотна — вместо заплывшей барыни, которая несет чудотворную икону, поставить красивую, благообразную, глубоко верующую девушку. Репин, к счастью, этого не сделал.
Но сегодня мы видим, что центральная точка этого полотна — та самая чудотворная икона. В ее оклад бьет мощный солнечный луч, порождающий совсем не материальное свечение. Этот свет, исходящий от образа, — надежда на совершенствование этого общества в целом и каждого человека.
Мы сейчас снимаем столетнюю шелуху неверных интерпретаций и попыток подогнать Репина под нужды советской идеологической доктрины. Он с трудом в эти рамки помещался.
— К выставке Репина приковано особое внимание еще и в связи с вопросами безопасности полотен. Какие решения вы приняли для защиты экспонатов от похищения?
— В сложившихся обстоятельствах мы посчитали абсолютно необходимым на всех наших временных выставках установить третий рубеж охраны. Это индивидуальная сигнализация, которая подведена к каждой представленной на выставке работе, включая графику. Сигнализация срабатывает, если сильно дотронуться до рамы или до картины.
— А первый и второй рубежи охраны — это что?
— Мы не будем вдаваться в детали того, как организована система безопасности. Иначе получится прекрасная инструкция для тех, кто замышляет что-то плохое. Могу только сказать, что мы договорились с Росгвардией о дополнительных мерах охраны. Во время показа выставки Репина перед зданием Новой Третьяковки будет дежурить мобильный пост Росгвардии, а на входе и выходе из музея будут стоять вооруженные представители Росгвардии.
— А в самих залах?
— На выставке дежурит вооруженный представитель Росгвардии, который периодически делает обходы по всему периметру выставочных залов. Кроме того, мы увеличили количество смотрителей и сотрудников внутренней охраны Третьяковской галереи. Мы сейчас проводим дополнительный набор и увеличиваем штат службы безопасности галереи, чтобы обеспечить соблюдение всех норм безопасности и просматривание всех главных перспектив на выставке.
— Это касается только выставки Репина или будущих проектов тоже?
— Всех выставок. То же самое будет происходить на выставке Эдварда Мунка, которая откроется в апреле в Инженерном корпусе. Мобильный пост Росгвардии будет дислоцирован в Лаврушинском переулке.
— И все-таки за безопасность экспонатов на выставках будет отвечать Росгвардия или внутренняя служба безопасности?
— Отвечает за все генеральный директор Третьяковской галереи (улыбается). У нас заключен договор с Росгвардией, в котором прописаны ответственность и обязательства каждой из сторон. Перед выставкой мы заключили дополнительный договор, чтобы обеспечить залы необходимым количеством сотрудников Росгвардии. Мы будем очень внимательно досматривать всех, кто входит в здание.
— После январского инцидента с похищением картины вы говорили, что планируете досматривать посетителей и на выходе тоже. Почему не стали этого делать?
— Мы долго взвешивали все за и против. В итоге решили, что досматривать на выходе будет все-таки излишним. На выставке нет полотен такого размера, чтобы можно было поместить их в дамскую сумочку. Хотя на всякий случай мы даже прекратили продажу репродукций в рамах в магазинах Третьяковской галереи.
— Все же вернусь к вопросу ответственности. У Росгвардии ответственность теперь больше, чем раньше, или такая же?
— Думаю, для Росгвардии сейчас в какой-то степени будет делом чести обеспечить абсолютную безопасность и для посетителей, и для художественных произведений на выставке. Мы проводили совместные учения с ними. Наша внутренняя служба безопасности будет взаимодействовать с Росгвардией гораздо более тесным образом.
— Меры, которые вы перечислили, в частности, оснащение сигнализацией, стоят денег. Какая это сумма в случае с выставкой Репина?
— Несколько миллионов рублей. Это только сигнализации. Но помимо этого мы застеклили большую часть произведений из собрания Третьяковской галереи. Всё это сделано за счет спонсорских средств, которые мы получили дополнительно.
— Вы решили застеклить работы после недавних событий?
— Мы всегда хотели их застеклить, но нам не хватало для этого бюджета. Когда всем стало понятно, что нужно усиливать меры безопасности, мы обратились к спонсору за деньгами на третий рубеж охраны и на застекление работ из Третьяковской галереи. Мы получили средства и всё это сделали.
— В дальнейшем сигнализации на выставках будут появляться тоже за счет спонсоров?
— Да. Мы делаем выставки целиком за спонсорские деньги, за исключением тех случаев, когда нам не удается собрать нужную сумму — тогда приходится вкладывать свои внебюджетные средства.
— Как в целом на музейную отрасль повлияет новая реальность, новые требования к безопасности? Можно ли сказать, что мы получим меньше интересных выставок, потому что организация каждой из них обойдется дороже?
— Второе абсолютно верно — организация каждой выставки обойдется дороже. Будем ли мы делать меньше выставок, зависит от ситуации. Пока можно говорить о трех ближайших проектах Третьяковской галереи: это ретроспективы Репина, Эдварда Мунка и Бориса Голополосова. Мы получили дополнительное финансирование от спонсоров на все эти проекты.
— Когда музей дает на выставку свою картину, он может указать в договоре необходимость установки сигнализации?
— Да, но раньше никто этого не делал.
— Когда вы будете выдавать работы, станете указывать в договоре это требование?
— Если мы начнем прописывать это во всех договорах, боюсь, Третьяковская галерея перестанет участвовать в выставках в российских музеях, поскольку нет никаких гарантий, что они смогут это обеспечить.
— Получается, для российской музейной отрасли это слишком затратная вещь?
— Да, хотя и необходимая. Выставки в региональных музеях делаются на очень ограниченные бюджеты. И это может быть действительно проблемой. Будем думать, что делать.
— Государство это как-то регулирует?
— У нас существуют инструкции, в соответствии с которыми, в понимании Министерства культуры, мы должны обеспечить три рубежа охраны — все музеи.
— Эти инструкции появились после недавних событий?
— Они были раньше. Поясню: по поводу третьего рубежа охраны там ничего специально не сказано, но из текста в целом следует, что мы должны обеспечить три рубежа охраны. Как с этим быть, думаю, пока не понимает никто. Я знаю точно, что не во всех музеях страны тремя рубежами охраны обеспечена даже постоянная экспозиция.
— Правильно ли я понимаю, что все выставки, которые были не только у вас, но и в других российских музеях до 2019 года, формально не соответствовали требованию инструкции?
— Это сложный сюжет, о котором говорить лучше с Министерством культуры.
— Как продвигается расследование январского похищения картины?
— Расследование не завершено. Подозреваемый задержан еще на два месяца. Насколько я знаю, проводится экспертиза его душевного состояния.
— Существует много конспирологических теорий по поводу этого инцидента...
— До окончания следствия я не могу ничего комментировать.
— Тогда скажите, в глобальном плане вам всё понятно по поводу обстоятельств этого дела?
— Нет, конечно.
— То есть у вас по-прежнему осталось много вопросов?
— Полагаю, они есть не только у нас.
— Поговорим о будущих весенних проектах. Появилась информация, что в этом году Третьяковка впервые примет участие в Венецианской биеннале.
— Мы везем в Венецию выставку Гелия Коржева, но она не будет участвовать в биеннале. В этом году куратор Венецианской биеннале максимально ограничил количество проектов параллельной программы. Однако открытие нашей экспозиции в Университете Ca' Foscari (крупнейший и старейший вуз Венеции. — «Известия») совпадает с открытием биеннале.
Для меня лично выставка Коржева — не первый проект сотрудничества и с Венецией, и с Ca' Foscari. В 2014 году, когда я работала директором РОСИЗО, мы сделали в музее Коррер во время проведения архитектурной биеннале проект «Палладио и Россия». В том же 2014-м мы показали в Ca' Foscari работы Виктора Попкова.
Ca' Foscari — одна из самых интересных площадок для нас. В Университете существует серьезный центр по изучению русской культуры и русского языка. Они готовят прекрасных специалистов-переводчиков, у них даже читается спецкурс по соцреализму. Покажите мне российское учебное заведение, где есть такой спецкурс! И они постоянно организуют выставки русского искусства.
Кстати, и для искусства Коржева это не первое появление в Венеции. В 1961 году, когда художнику было всего 36 лет, его работы были отправлены для показа в советском павильоне Венецианской биеннале. Факт, о котором стоит задуматься. Это к вопросу о зрелости художника. Мне постоянно задают вопрос: «Как вы можете покупать молодых художников»? Так вот, 35–36 лет — это серьезный зрелый возраст для художника, по крайней мере, в те годы это было так.
— ГМИИ имени Пушкина в этом году уже второй раз будет участвовать в параллельной программе Венецианской биеннале. И, насколько я понимаю, у них в планах это делать постоянно. Есть ли у вас подобная долговременная программа?
— Пока нет. Это очень сложная задача. Отдаю должное смелости и настойчивости Пушкинского музея, потому что делать выставку в Венеции безумно сложно. Там очень жесткие ограничения. Почти все здания — памятники, объекты ЮНЕСКО, достояние человечества. Сделать серию таких проектов на самом высоком уровне — серьезнейший вызов, который для нас сегодня не может быть приоритетом.
— Тем не менее Третьяковка все активнее делает зарубежные проекты. Совсем недавно у вас была выставка в ватиканском Соборе святого Петра — тоже знаковое место, теперь — в Ca' Foscari. Это новый курс или просто совпадение?
— Мы действительно делаем сейчас больше зарубежных выставок. Как мантру повторяю: русское искусство в мире неизвестно, оно недооценено. Каждый раз, когда я провожу даже по классической коллекции Третьяковской галереи своих зарубежных коллег, первые вопросы от них: «Почему я ничего этого никогда не видел и не знал? Почему имя этого художника неизвестно?» А сейчас особенно важно постоянно показывать русское искусство за рубежом.
Вы вспомнили ватиканскую выставку, но это часть обменного проекта. Точно так же в 2016 году в Лондоне была показана выставка портретов из собрания Третьяковской галереи, и это был ответ на выставку британских портретов из собрания Национальной портретной галереи. И в том, и в другом случае обе стороны представляли лучшее из своего собрания, поскольку понимали, что это обеспечит им высочайший уровень того, что они получат.
Такая же история с выставкой Мунка, которая у нас откроется в апреле. В конце февраля мы представили в музее Мунка в Осло выставку «Царевна-лебедь. Русское искусство рубежа XIX–XX веков», заглавная картина на которой — шедевр Михаила Врубеля. Тема выставки очень интересна для Норвегии. Вся Скандинавия и Россия в конце XIX века не были в мейнстриме художественного развития, но интересно, что именно в России возник «Черный квадрат», а в Норвегии Эдвард Мунк написал «Крик».
— И тем самым предугадал появление экспрессионизма.
— Конечно. Сколь бы ни важна была роль немецкого экспрессионизма, всё равно главная и первая вещь этого направления — «Крик». У нас мы покажем первую графическую версию этого произведения. Его и другие исключительные работы мы смогли получить в ответ на нашу выставку в Осло.
Кстати, сокращенный вариант выставки Репина мы покажем в 2020 году в Париже, а затем в Хельсинки. Для Финляндии интерес к творчеству Репина понятен, поскольку он последние годы жизни провел на территории этой страны, очень дружил со многими финскими художниками. Работы Репина находятся в постоянной экспозиции музея Атенеум и прекрасно соседствуют там с произведениями Сезанна и Ван Гога. Никого это не смущает.
— А чем Репин интересен французам?
— Для Парижа сегодня важно обращение к живописным традициям, которые раньше считались маргинальными. Увы, такое отношение было и к нашему искусству, и к скандинавскому. Но теперь французы хотят понять, почему именно «на периферии» появились знаковые течения XX века.
Мы же со своей стороны заинтересованы в показе национальных школ, малоизвестных у нас и плохо представленных в собраниях российских музеев. Поэтому за выставкой Мунка к нам приедут работы Аксели Галлен-Каллелы из собрания Атенеума, который, кстати, до Репина еще примет выставку Наталии Гончаровой
Сергей Уваров
