Сергей Бодров давно живет и работает в Голливуде, но регулярно приезжает в Россию — в том числе для того, чтобы снимать кино. Режиссер разъяснил «Известиям», почему взялся за фильм о Калашникове, как скандал с Харви Вайнштейном меняет индустрию, а также рассказал о Георгии Данелии, Терренсе Малике и съемках «Брата 3».
— У вас в фильмографии — «Кавказский пленник», одна из самых сильных антивоенных картин в новейшей истории. А совсем скоро стартуют съемки вашего нового фильма «Калашников», который расскажет о создателе знаменитого автомата. Выбор материала кажется несколько удивительным.
— Меня привлекла удивительная судьба этого человека. В биографии Калашникова были детали, которые он долгие годы скрывал, иначе бы его просто не допустили ни к какому оружию. Он родился в большой крестьянской семье, которую потом раскулачили и отправили в Сибирь. В 15 лет вынужден был подделать документы. Его ловят, он пускается в бега, скитается, просит милостыню на станциях, пока знакомые не дают ему приют в Казахстане.
А в 1938 году он был призван в армию. Начинается война, и оказывается, что наше оружие просто неконкурентоспособно. У немцев «шмайсеры», а у нас — одна винтовка на троих, которую и то постоянно клинит. И он, полуграмотный, в общем, человек, придумывает оружие для своего брата солдата — простое, надежное, пригодное в любых условиях. Калашников хотел сделать оружие Победы, но из-за бюрократических проволочек автомат поступил на вооружение уже после войны.
Мне кажется, это очень русская история. Думаю, мало есть на свете великих конструкторов, которые начинали свою биографию с милостыни на улице.
— В этом году вы стали президентом фестиваля «Зеркало» — почему? Это же не фиктивные обязательства. Надо тратить время, силы.
— Я дал согласие во многом потому, что фестиваль носит имя Тарковского. Он жил здесь, на Волге, в городе Юрьевец. А Тарковский — это икона. В конце 1960-х годов я был на «Мосфильме» осветителем и видел, как он работает. Конечно, из-за разницы статусов никаких особых разговоров у нас с ним не было и быть не могло. Но одного взгляда было достаточно, чтобы понять — человек это совершенно неординарный.
Уже позднее, когда я стал сценаристом и жил в знаменитой «башне» на Мосфильмовской, мне с 12-го этажа был виден дом, где жил Тарковский. Я знал точно окно его квартиры (кажется, она была на шестом этаже). И, как сейчас помню, там всегда по ночам горел свет. Бывало, встану часов в пять утра, а он все горит. В этом было что-то успокаивающее…
Словом, Тарковский — это первая причина. Вторая — сам фестиваль. Жители Иванова гордятся тем, что на их земле жил такой человек. И это кажется очень правильным — показывать на родине Тарковского хорошее качественное кино. Местная публика вообще очень образованная.
Ну, и наконец, фестиваль — хороший повод приехать в Россию с семьей, провести время с людьми, которых ты знаешь.
— Режиссер Александр Рокуэлл стал членом жюри благодаря вам? Лет 20 назад он снял фильм по вашему сценарию.
— Да, он мой давний-давний приятель. Ему тогда были нужны деньги, и мы вместе написали сценарий, который стал фильмом «Тот, кто влюблен». Вообще Алекс отличный парень. Мы давно не виделись, и я предложил встретиться здесь. У него дедушка русский (Александр Алексеев, пионер игольчатой анимации. — «Известия»), а он еще ни разу не был в России. На фестивале мы покажем мультфильмы деда, а также замечательную картину самого Алекса «В супе», которая получила Гран-при «Сандэнса».
— Нет ли в планах воспользоваться «коррупцией дружбы» и пригласить еще кого-то, например Терренса Малика? Он ведь помогал вам со сценарием фильма «Медвежий поцелуй».
— Я очень уважаю и люблю Терренса и горжусь, что мы друзья. Но я ни за что не попрошу его о чем-то подобном. Он панически боится публичности, у него во всех контрактах стоит: никаких интервью, никаких фотографий. Это надо уважать. Я вообще стараюсь его сильно не тревожить, не звоню часто, но когда мы встречаемся, можем проговорить часами. Его обычный вопрос: «Сергей, а что ты сейчас читаешь?» (смеется)
Терренс — настоящий книжник и большой знаток русской литературы. О ней он готов говорить в любое время. Однажды 20 человек актеров сидели и слушали, как мы с ним обсуждаем Чехова. Иногда он на них отвлекался, спрашивал: «А вы этот рассказ читали?» Но они, как правило, не читали (смеется).
— Как получилось, что вы снялись в его фильме «Рыцарь кубков»?
— Совершенно случайно. Терренс оказался рядом с моим домом в Лос-Анджелесе и позвал на ланч. Мы пришли с женой, немного поговорили. А потом он вдруг говорит: «Сергей, можешь задержаться на пару минут? К тебе сейчас подойдет Кристиан Бэйл и будет просить деньги на сценарий, а ты как бы русский олигарх». Мне показалось, что я на олигарха не похож — с другой стороны, я вообще не знаю, как они выглядят — но согласился. Однако шутка подзатянулась. Действительно пришел Бэйл и мы на камеру сымпровизировали диалог.
Я думать про это забыл, а через два месяца мне звонит кастинг-директор: «Не могли бы вы приехать в Лас-Вегас? Терренс Малик хочет вас снять в одной сцене». Конечно, я не мог отказать. Приезжаю, из меня делают уже настоящего олигарха: одевают в белый костюм, вешают золотую цепь, а я даже не сопротивляюсь. Снова что-то импровизируем с Бэйлом, и на этом все. А потом выходит фильм, но я долго боялся смотреть, лишь недавно пересилил и посмотрел на себя (смеется).
Теперь мне периодически приходят чеки с денежными отчислениями. После «Рыцаря кубков» я официально стал актером и получил членство в SAG (Гильдии киноактеров) со всеми вытекающими.
— На фестивале, который пройдет в июне, будет несколько специальных акций в честь 60-летия со дня рождения Алексея Балабанова. На одном из кинопорталов указано, что вы снимались в «Морфии». Это правда?
— Нет, это какая-то ошибка. Меня даже не было в то время в стране. Конечно, мы были знакомы с Лешей, но на его съемочной площадке я ни разу не оказывался. Мы много разговаривали по телефону в свое время. Я был очень скептически настроен насчет «Брата 2» и пытался его отговорить: «Леша, ты такую картину сделал. Зачем тебе эти хоккеисты, Америка?» А он парировал: «Ты не понимаешь». И оказался прав — вышел супербоевик, настоящая кассовая картина.
— Раз зашел разговор о сиквелах. «Брат» остается культовым фильмом, и крайне специфическое тому свидетельство — прогремевшая новость о якобы съемках продолжения, «Брата 3». Вы не считаете, что такие инициативы надо как-то пресекать?
— Знаете, вот совершенно не хочу это комментировать (ранее режиссер уже назвал идею продолжения странной и отказался от развернутого комментария. — «Известия»).
— «Морфий» по мотивам рассказов Михаила Булгакова был снят по сценарию вашего сына. Как так получилось, что Сергей сам его не экранизировал?
— Серега хотел его снимать как дебютный фильм и долго с ним мучился. И я, и Сережа Сельянов (продюсер фильмов Балабанова. — «Известия») ему твердили, что тема тяжелая (Гражданская война!), затрат много, просто не потянуть. Надо что-то попроще.
Я дал ему свой сценарий «Дочка бандита», основанный на реальном случае: «Почитай. Очень простая картина про двух девочек в бегах. Это ты снимешь». Сначала он отказался, а потом, уже года два спустя, приехал, взял сценарий и быстро за две недели под себя переписал. Приехал в Москву, дал Сельянову, тот сказал: «Давай снимать». Так появились «Сестры».
— Было объявлено, что на «Зеркале» также состоится показ вашего фильма «СЭР» (1989).
— Мы постараемся его показать, но фильм нужно запрашивать через Госфильмофонд и переводить в цифровой формат. Если не успеем, покажем «Кавказского пленника», который уже есть в «цифре». Оригинал «Пленника», кстати, потерялся в 1990-е, и копия чудом нашлась в американском архиве. Сейчас картина, к счастью, спасена и хранится у меня.
— «СЭР», я правильно понимаю, принес вам первую известность на Западе?
— Да. Это была, к всеобщему удивлению, самая продаваемая картина «Совэкспортфильма». Только официально СССР заработал на ней $6 млн. Да и сам я не ожидал успеха. Эту картину я сделал благодаря Георгию Данелии. Мы подружились, пока писали вместе сценарий «Француза». Свой следующий фильм, комедию, я должен был снимать у него на объединении «Ритм», но он меня отговорил. Сказал, стоит подумать еще.
А у меня уже несколько лет не выходила из головы школа для малолетних правонарушителей. Я оказался там, когда искал детей для своей второй картины «Непрофессионалы». И ужаснулся: я увидел пацанят, у которых просто нет будущего. Наши классики — Толстой, Достоевский — говорят, что в человеке все закладывается в первые четыре-пять лет жизни. А эти ребята в свои годы ничего хорошего не видели.
И я решил: дай-ка напишу о том, что видел. Придумал сюжет: мальчик из спецшколы ищет отца. Сел и за три недели, может, меньше, написал сценарий — 42 страницы. Приехал в субботу к Данелии домой. Он сказал: «Иди пока, посмотри телевизор, я прочту». Вышел через час, а в глазах — слезы. «Сегодня у нас суббота? С понедельника я тебя запускаю».
И я очень ему благодарен за это — за то, что он развернул меня в правильную сторону.
— Вас выпускали вместе с фильмом за границу?
— Не сразу. Какие-то фестивали он объехал без меня, а потом нашелся организатор из Денвера и устроил мне трехмесячную поездку практически по всем Штатам — в Америке в каждом городе есть фестиваль. Тогда меня в первый раз вызвали в комитет и сказали: «Какой-то чудак прислал тебе приглашение, поезжай».
— Недавно читал воспоминания одного кинематографиста, который также объездил полмира со своим фильмом в годы перестройки, и столкновение с западным укладом его просто раздавило. Насколько для вас это был травматичный опыт?
— Никакого отторжения, негатива у меня не возникло — я, в общем, толерантный человек. Но в то же время я понимал, что, например, остаться и жить там на тот момент я бы не смог. Да, мое кино резонировало со зрителем, были интересные встречи, знакомства, но… Я бы не прижился. И уехал обратно, чтобы потом вернуться спустя пять-шесть лет с «Кавказским пленником». И тогда уже все было иначе.
«Оскаровская» номинация открывает любые двери («Кавказский пленник» был номинирован как лучший иностранный фильм. — «Известия»). Мне звонили с разных студий, например, от Спилберга, и приглашали на разговор: спрашивали, что бы я хотел снять, предлагали уже готовые сценарии.
Творились и вовсе удивительные вещи. Однажды зазвонил телефон, а на другом конце провода — Терренс Малик, мой кинематографический бог. Его фильмы показывали на семинарах в болшевском Доме творчества, и я буквально благоговел перед ним. А тут сам бог звонит мне и просит показать мой фильм. После такого понимаешь, что реально в силах что-то делать и снимать.
— Этот лифт сейчас стал доступнее для людей из России, как считаете?
— В профессиональной среде политическая конъюнктура, в общем, не играет особой роли. Если ты снял действительно хорошее кино, пусть даже на телефон, тебя заметят. Никакого железного занавеса в нашем деле нет и не будет. По крайней мере, я никогда такого рода проблем не испытывал. Наоборот, всем интересно, что ты из России. Тем более, в Голливуде полно русских эмигрантов. Мой агент, Стив Рабинофф (он же представляет Альфонсо Куарона, например), помнит и знает, что дедушка у него приехал из Москвы.
Более того, можно сказать, что русские — русскоязычные, во всяком случае — и сделали Голливуд. Эмигрантов всегда привлекало кино. Люди, которые начали немного зарабатывать, условно говоря, на сборе металлолома, стали вкладывать в этот бизнес деньги. А потом решили переехать в это место, которое называется Голливуд, просто потому что здесь теплее. Местным это очень не нравилось (как будто какие-то цыгане понаехали!). Я находил в газетах 1920-х годов множество объявлений об аренде жилья: «Киношникам и с собаками не сдается». А вот как все обернулось.
— Что вы как человек, находящийся внутри индустрии, думаете о скандале с Харви Вайнштейном и вообще о движении #metoo?
— Что говорить, Харви Вайнштейн — продюсер от бога, но он был и остался свиньей. Я помню нашу первую встречу. Он видел в Торонто «Кавказского пленника» и пригласил к себе пообщаться. Его помощник назначил встречу на ранее утро, а потом несколько раз перезванивал и переносил: сначала 7:30 утра, потом в 8, 8:30… В итоге я пришел, и вижу — сидит в номере большой человек в белом халате и пьет кофе. То есть деловые вопросы он решал вот так.
Вайнштейн годами позволял себе невесть что, но платил за молчание. А когда все вскрылось, оказалось, что он такой далеко не один. В Голливуде много влиятельных престарелых мужиков, которые хотят наслаждаться жизнью. Сейчас на фоне этих скандалов вести себя так, как раньше, уже нельзя. Поэтому в каком-то смысле это оздоровительный процесс
Николай Корнацкий
