«Сегодня прекращается работа в зданиях ЦК КПСС», — сообщил 23 августа 91-го голос из громкоговорителя работникам Старой площади. Решение президента СССР озвучил тогдашний директор Департамента мэра Москвы Евгений Савостьянов. Мы попросили его вспомнить этот исторический день.
— Как вы узнали о том, что принято решение закрыть ЦК КПСС? — Шел второй день после подавления путча. Мы собрались, чтобы обсудить, как вернуться к будничной жизни и какие возможности и задачи стоят перед нами в создавшейся ситуации. Были мэр Москвы Попов, председатель московского правительства Лужков и я. В кабинет с довольно хитрой улыбкой, держа в руках листочек бумаги, вошел управляющий делами правительства Москвы Василий Шахновский. Отдал листочек Попову. Попов его прочел, хмыкнул и отдал Лужкову. Лужков прочитал, хмыкнул и отдал его мне. Это была известная записка о том, что идет уничтожение документов в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади и что надо приостановить работу зданий. Стоит подпись — Бурбулис (ближайший соратник Бориса Ельцина, был госсекретарем РСФСР. — «МК») печатными буквами и сверху отчетливая резолюция Горбачева: «Согласен». Попов мне говорит: «Идите, выполняйте». Задача не вполне тривиальная — закрыть здания ЦК КПСС. (Смеется.) Я позвонил начальнику московской милиции и попросил выделить мне две роты ОМОНа, чтоб окружить комплекс зданий, заблокировать входы и выходы. Позвонил начальнику московского КГБ и сообщил коллегам, охранявшим комплекс зданий, что я приеду с письмом генсека, подлежащим исполнению. Когда мы с Шахновским приехали, руководитель охраны проводил нас к управляющему делами ЦК Кручине. Я его спрашиваю: «Николай Ефимович, вы почерк своего генсека знаете?» Он несколько опешил и говорит: «Знаю». Прочитал записку, сначала стал красным, потом пунцовым. Начался долгий разговор, я видел, что никакого желания выполнять команду нет. Когда я понял, что Кручина успокоился, — резко ударил кулаком по столу и заорал: «Не валяй дурака, делай, что тебе говорят». Меня проводили в будку трансляции системы гражданской обороны ЦК, чтобы я оттуда смог сделать объявление. Там мне сказали, что ключи неизвестно у кого и открыть будку не могут. Я говорю: «Сейчас 14.15, в 15.00 я арестую всех, кто останется в здании». Сразу нашелся радист с ключами.
Я страшно боялся, что, когда буду делать объявление, горло перехватит, ведь я понимал историческую значимость момента. Меня попросили повторить объявление и назвать свое имя. Я думаю: «Вот дурак, исторический момент, а я даже не представился и не вписал себя в анналы». (Смеется.) В тот момент шло собрание партактива ЦК КПСС, из динамиков прозвучало объявление, собрание сразу закрылось, и они побежали. Поначалу на выходе их встречал и обыскивал народ. Я вышел и говорю: «Ребят, кончайте, это ни в какие ворота не лезет». А они отвечают: «Посмотрите, они же с собой колбасу и копченую рыбу тащат». Перед тем как разбежаться, сотрудники успели опустошить буфет. Я говорю: «Вы им не мешайте, они в последний раз». — Было ли решение закрыть здание ЦК КПСС неожиданным для вас? — Было понятно, что мы их закрываем. Когда снесли памятник, люди жадными глазами посматривали и на здание ЦК. Вопрос был, в какой форме это произойдет. Либо это будет разгром и поджог зданий в революционной традиции, либо в культурной форме более или менее организованно, как это удалось сделать нам. — Бывший глава пресс-центра ЦК КПСС Николай Зенькович писал: сотрудники ЦК боялись, что их растерзает собравшаяся у здания толпа, он даже звонил сыну и просил в случае чего беречь мать и 10-летнюю сестру. Откуда люди вообще знали, что проходит закрытие здания?
— Люди шли в сторону Лубянки и не знали, куда они повернут, к зданию КГБ или к зданию ЦК. Поскольку у нас работала городская связь, то до тех, кто шествовал во главе толпы, дошли сведения о том, что в этот момент мы закрываем комплекс зданий. И они, понимая, что при разгроме КГБ будет гораздо больше драматических последствий, сумели толпу повести к зданию ЦК и устроить надлежащий хор в стиле античных трагедий. — Как удалось нивелировать недовольство толпы? — Когда пошутили, что сотрудники ЦК в последний раз несут бутерброды, люди засмеялись и стали пропускать их беспрепятственно. Единственное, первому секретарю горкома партии Прокофьеву отвесили оплеуху. — Еще один интересный момент: помощник Горбачева Анатолий Черняев написал, что его эвакуировали из здания на правительственной ветке метро и доставили в Кремль. Как определялось, кто пойдет в толпу, а кого отправят в Кремль? — Я не буду обсуждать детали. Скажу, что были определенные специальные возможности, доступные не для всех сотрудников аппарата ЦК. Отдельные товарищи сумели ими воспользоваться. Большая часть рядовых сотрудников, конечно, нет. Непонятно, чего вообще они боялись — если бы Черняев вышел в толпу, ему бы там пожали руку. — Закрытие зданий ЦК КПСС имело символическое значение? Как вы оцениваете эти события? — Примерно так же, как и закрытие Учредительного собрания матросом Железняком. Это в огромной степени символический акт. Закрытием монументального комплекса зданий, символизировавшего самую кровопролитную в истории человечества диктатуру, был подведен итог августовским событиям. Но был и практический смысл, потому что закрытие зданий, системы связи и документооборота препятствовало любым возможностям восстановления КПСС. |