В русском языке нет приемлемой и корректной формы обращения к пожилому человеку: например, слова «бабушка» и «дедушка» скорее указывают на родственные связи, а «старик» и «старуха» часто имеют отрицательную коннотацию. Журналист Светлана Файн, поэт Александр Тимофеевский, эссеист Дмитрий Воденников, писатель Мария Галина и сценарист Надежда Шахова объясняют, как и на каком языке говорить на эту тему.
Светлана Файн
журналист, координатор движения «Друзья общины святого Эгидия»
Как назвать человека старше определенного возраста? Я провела такой совершенно не репрезентативный опрос — сначала среди моих друзей из пансионата для ветеранов труда, а потом среди друзей помоложе. Что отвечало старшее поколение:
— Как назвать? «Пожилой человек»?
— Нет, слушайте, «пожилой», «отживший» — это ужасно.
— «Люди преклонного возраста»? Это нейтрально.
— Нет, это вообще не нейтрально, это официально
— Может быть, «бабушка»?
— Какая я вам, простите, бабушка? Я бабушка только своим внукам.
— «Старик»?
— Ну, разве что с иронией… Но нет, нет, только не «старик».
У людей помоложе включилась активная фантазия: «зрелые», «мудрые», «люди в возрасте», «люди ретро», «преждерожденные», «люди золотого возраста».
Язык отражает культуру, и у нас есть проблемы с местом пожилых людей в обществе. Пожилые люди, старики даже в словаре себе места не находят. И мы, когда говорим и думаем о нашей старости, не находим себе места. Вот из моего опроса видно, как люди мечутся. Дело в первую очередь в реакции на эти слова. Почему они воспринимаются как оскорбительные? Почему моя знакомая при одной мысли о том, что через 30 лет в автобусе кто-нибудь о ней скажет: «Уступите место старушке!» — приходит в ужас и трепет? Потому что старость связана с проблемами и слабостью? Но, простите, а с младенцами сколько проблем? А с подростками? И ничего. Может быть, потому что старость связана с отсутствием будущего, с каким-то тупиком? Все эти слова, которые говорят о старости, становятся средоточием всевозможных негативных стереотипов, какой-то отрицательной категорией — всего дряхлого, больного, ненужного, никчемного, одинокого, бестолкового. За словами о старости стоят наши всеобщие очень глубокие страхи. Причем парадоксальные страхи. Потому что мы все, с одной стороны, хотим жить дольше, но при этом панически боимся старости.
У общества тоже есть тенденция — отделять пожилых людей от остальных, собирать их где-нибудь в гетто и там о них заботиться. ПВТ — пансионаты ветеранов труда, ЦСО — центры социального обслуживания. Иногда там даже хорошо заботятся, поют песни под баян. Хотя сейчас подходит (если уже не подошло) такое поколение пожилых, которым непонятно, почему нужно петь под баян, если всю молодость они пели под гитару.
С моей точки зрения, наша задача не в том, чтобы придумать какие-то сверхполиткорректные слова и таким образом дать людям место в обществе. По-моему, за стремлением что-то сделать со словами, обозначающими старость, стоит отчаянная попытка отрицать эту самую старость, с ее слабостью и ее ценностью. Как будто все одинаковые, как будто что 18, что 80, — все равно. Как будто старики как дети. А старики не как дети! Это такое стремление к вечной молодости: с лица убрать морщины и из языка стереть слова. А нужно признать старость, назвать ее своим именем и, думаю, реабилитировать. Интонации, честно говоря, тоже надо менять. Потому что если я говорю с любовью, то что бы я ни сказала, будет хорошо. А если я говорю с раздражением и смотрю на человека как на обузу, то могу быть изысканно-вежливой, но все же все понимают.
Построение культуры происходит в первую очередь через общение с человеком. И тогда это уже не «бабушка», это уже не «лицо преклонного возраста», а Валентина Петровна, Людмила Александровна или Лариса Сергеевна. Потому что поколения меняются, но имя остается чем-то очень-очень важным. В имени — индивидуальность человека. И старики иногда даже начинают плакать, когда их называют по имени. Потому что если я тебя называю по имени, значит, ты важен лично для меня. Ты не категория, ты — человек. Это дает стимул жить.
Расскажу свою любимую историю. Прихожу как-то в больницу к одной нашей любимой бабушке, которая умирает (она умерла на следующий день). Ей очень плохо, и я начинаю суетиться вокруг, а она лежит и что-то пытается мне сказать, голоса почти нет уже: «Я люблю стихи». И я даже знаю какие: Марья Федоровна всегда говорила, что есть много хороших стихов, но лучше Пушкина все равно никого нет. Я останавливаюсь и начинаю читать ей Пушкина. Потому что она кто? Умирающая старуха или Марья Федоровна, ценительница поэзии? Важно остановиться и увидеть человека — какой он. Тогда появляются другие коннотации, связанные со старостью. Старость становится связанной с мудростью, зрелостью, глубиной, с какой-то особой красотой (если честно, человек в старости часто красивее, чем в молодости, я таких много знаю). Тогда сквозь одиночество мы видим искусство общаться и дорожить общением, а сквозь неспособность вспомнить, что было пять минут назад, — живую историю и память, которая пронизывает десятилетия. У очень многих пожилых людей из опыта жизни, из боли одиночества, из пустоты дней рождается такое мощное умение любить, что оно, действительно, способно призвать к жизни.
Александр Тимофеевский
поэт и писатель
Никак не могу в это дело врубиться и понять: вот есть 13-летние, 20-летние, 40-летние, 50-летние. А мне через месяц будет 83 года, и я не хочу чувствовать себя стариком, мне это неинтересно. Неизвестно, у кого когда начинается старость. Ленина в 50 лет называли стариком, Максимилиан Волошин в 54 года был глубочайшим старцем, во времена Пушкина люди в 40 лет уже были стариками. Когда начинается старость? И почему человеку нужно какое-то звание? Просто — «уважаемый господин». Так можно обращаться к пожилым людям: уважаемая дама, уважаемый господин — и все, нет никаких проблем.
Иное дело семья. Вот в семье радость для детей — дедушка и бабушка, потому что они более свободны, они могут уделить ребенку больше ласки, чем мама или папа, которые все время на работе. Поэтому от дедушки и бабушки внуки все время ждут подарка, радости встречи, общения. Но, дорогие мои, никому из вас я не дедушка! Так получилось, что у нас с вами, к сожалению, нет родственных связей.
Мне кажется, надо начинать с покупки коня, а уже потом заниматься сбруей и уздечкой. Что такое «конь» в данном случае? Это нормальная, сносная жизнь для стариков. В идеале я бы сделал не дома престарелых, а дома творческого отдыха. Потому что пожилым обязательно нужно творчество, и они сами могут кого-то научить. Главное, что спасает в старости, — это труд. Пока работаешь — живешь. И, конечно же, общение. Оно необходимо, потому что мы теряем друзей, а это самое страшное, что может случиться.
И не надо новых слов — можно просто изменить буквы! Вместо того чтобы к старости относиться небрежно, надо относиться бережно. Смотрите: одну букву поменяли, и все встало на свои места. Старость не должна быть убогой — она должна быть богатой, и все будет нормально. Старческий возраст, особенно в нашей стране, — это, конечно, не наслаждение, а трудность, которую надо преодолеть. К трудностям надо относиться с улыбкой. Например, как я об этом говорю: «Знаешь, что такое старость? Старость — когда в сердце лед. Водка с праздника осталась, но ее никто не пьет». Надо улыбаться.
Дмитрий Воденников
поэт и эссеист
Мне очень не нравится нынешний дискурс и нынешнее время тем, что оно очень жалостливое. Когда я говорю о безжалостности, я не имею в виду, что надо подойти и пнуть беззащитного, кого-то оскорбить. Просто мы почему-то очень стали себя жалеть. Мне кажется, этот путь приведет нас к еще большей слабости.
Я считаю, что это ханжество — обсуждать, как мы должны называть старую женщину. «Дама преклонного возраста» — это ханжество, «уважаемая дама» — это ханжество. «Бабушка» — это, действительно, в некоторой степени отсылка к семейным отношениям. Но мне кажется, что «старуха» и «старик» — это очень сильные, хорошие русские слова. У Татьяны Бек было стихотворение «Я буду честная старуха». Я уверен: Анна Ахматова вообще спокойно относилась к тому, что ее называли старухой. Белла Ахмадулина, с которой я два раза встречался, называла себя старухой. «Только старости недостает. Остальное уже совершилось» — написано, кстати, совершенно не в старческом возрасте, а когда ей было 40 лет. А когда она уже была старая, она говорила: «Сейчас, когда я читаю эти стихи, я говорю: „совершенности недостает, остальное уже совершилось“, потому что, уж простите, старости — чего есть, так вдоволь». Если я доживу, я не хотел бы, чтобы меня называли мальчиком элегантного возраста.
Вы знаете, ничто не дает тебе так прокашляться, как интернет. Я однажды, когда прогуливался, сфотографировал какую-то совершенно прекрасную старуху: она была очень сухая, худая, в ярких юбках, у нее были короткие широкие рукава, а на иссохших, морщинистых обнаженных загорелых руках были очень красивые браслеты. Она была потрясающая, в нее можно было влюбиться! Я написал: «Увидел красивую старуху». Боже мой, что тут началось! «Зачем вы так говорите? Какая же она старуха?!» Но она была старуха, ей было лет 70! Мне кажется, что нет ничего хуже, чем вот это словесное ханжество. Понятно, что есть какие-то слова, которые мы не должны употреблять: мы не должны называть чернокожего — ниггером, гомосексуала — педиком, женщину — телкой, например. Но есть какие-то вещи, за которые, я думаю, стоит бороться. Мы пытаемся заменить самые натуральные и естественные слова, обозначающие старость. А «старик» и «старуха» — это и есть слова, с которых надо смахнуть паутину ханжества.
Мария Галина
писатель, поэт, заместитель руководителя отдела критики и публикаций журнала «Новый мир»
У нас вообще не выработан нормальный язык обращения к любому человеку. Кроме возрастной маркировки, в общем, ничего не существует: мальчик — молодой человек — мужчина, девочка — девушка — женщина, потом идут бабушка и дедушка. Это ненормально, и в более-менее адекватных странах есть обобщающие формы обращения к людям: «сэр», «мадам», «пани». Пани может быть 20 лет, а может быть 70 лет — она все равно пани. У нас этого нет. Но что интересно? Когда мы называем немолодую женщину девушкой, она говорит: «Ах!», а когда мы называем ее бабушкой, она очень расстраивается. Давайте посмотрим правде в глаза. У нас коннотация старости — негативная. Я боюсь, что мы, к сожалению, ничего не можем с этим сделать, потому что старость в процессе нашей жизни — это явление, на самом деле, печальное.
Но мы можем по-разному к этому относиться. Тут я должна сказать, что я, во-первых, атеист, во-вторых, по образованию биолог и, в-третьих, профессионально занимаюсь анализом научной фантастики. Был такой рассказ в свое время одного из наших авторов не первой руки о какой-то планете, где очень долго жили разумные существа. Они содержали маленьких домашних животных, очень их любили, но в какой-то момент, через 20–30 лет, эти животные начинали как-то странно болеть. У них выпадала шерсть, тускнел взгляд, они делались слабыми и в конце концов умирали. Смертельная болезнь. Ученый, который начал исследовать эту смертельную болезнь, открыл старость. Таким образом, мы можем признать, что старость — это некая форма биологической болезни. Болезни нескольких биологических видов. Мы знаем существ, которые не стареют. Это не только одноклеточные — это рыбы. Кто видел старую рыбу? Они просто растут. Кто видел старую черепаху? Они не стареют и платят за это медленным обменом веществ. Есть животные, которые стареют медленнее, чем люди: у слона три-четыре раза в жизни меняются зубы. У нас есть способы воспринимать старость как болезнь, относиться к ней соответственно и бороться с ней как с болезнью.
Почему старость особенно трагична сейчас? Раньше старики транслировали опыт молодым. Они учили оттачивать каменное зубило, раскидывать сети, расставлять ловушки. Старики были живыми богами, накопителями опыта. Что случилось сейчас? Пожилые люди перестали быть трансляторами опыта. Сейчас молодые учат старых общаться с фейсбуком, со скайпом, с гаджетами. Ситуация совершенно перевернулась. В архаических обществах старик уважаем, потому что он глава клана. У нас нет и этого, у нас традиционно в советское время человек воспринимался как винтик, как часть системы: пока он работает, он полезен, как только перестает работать, делается бесполезным.
Мы столкнулись с очень серьезной проблемой. С моей точки зрения, она абсолютно нерешаема: это такая снисходительная благотворительность, и больше ничего. Требуются, конечно, все усилия общества, чтобы старики благополучно жили, процветали. Но требуется другой, более кардинальный способ решения этой проблемы. Он заключается в развитии биологии, в успехах, которые помогут людям дольше оставаться полноценными, молодыми, здоровыми. Это развитие медицины, фармакологии, генной инженерии. К сожалению, наше общество, конкретное общество, находится не на том этапе, чтобы прямо сейчас решать такую проблему, учитывая, что у нас запретили продукты с ГМО. Вот это, я считаю, гораздо более важная тема для разговора, чем то, на каком языке говорить о старости.
Надежда Шахова
сценарист, руководитель студии «Синхрон Продакшн»
Мы делали для одного телеканала проект, который так и назывался — «Старость». Ведущими были психотерапевты: они разработали тренинг, и мы провели его для участников. Надо сказать, что когда мы искали героев, то приглашали людей всех возрастов, но в итоге в проекте были только женщины (от 28 до 69 лет). Например, было такое задание: мы собрали фотографии всех участниц, взяли самую простую компьютерную программу, которая состаривает черты лица, показывает, как оно, предположительно, будет выглядеть в старости. Так вот, была одна героиня чуть за 50, очень активная женщина. Когда она увидела, как было обработано ее лицо, она сказала: «Мне кажется, ваша программа ошибается». Причем ее смутило не то, что она увидела морщины, а выражение: «Нет, у меня не может быть такого высокомерного злобного лица». И это очень характерно, потому что программа просто усилила те мимические складки, которые были на фото. Видимо, женщина столкнулась с тем, что в ней есть, но что ей очень сложно в себе признать. Я считаю очень важным этот вопрос, который в психологии называется «самопринятие».
Мне кажется, в нашем обществе существует много заблуждений по поводу психологии и психотерапии. И они очень живучие — особенно среди людей социально незащищенных, которые в силу возраста сталкиваются с проблемами. Вся их жизнь прошла в ситуации, когда профессии «психолог» не было. С корнем «псих» была только одна ассоциация — психиатр, и она была маркирована как суперопасная: если ты попадаешь к психиатру, то твоя жизнь (вне зависимости от того, сколько тебе лет) может просто разрушиться, ты не вернешься к работе и будешь изгоем. Такое восприятие есть и сейчас, причем у людей всех возрастов. И действительно, есть определенный шанс угодить либо к шарлатану, либо к человеку, который очень формально выполняет свои обязанности — к примеру, будучи на какой-то государственной работе.
Я как документалист, как человек, который работает с этой темой и занимается просвещением, считаю существенным, что очень важные категории, которые есть в психологии, остаются и в языке, и в нашем сознании чем-то условным, канцелярским, наукообразным. Например, границы личности — что это? На русском литературном языке это как-то не звучит, но если мы исследуем, что это такое, мы увидим, что это важнейшее понятие. Оно включает уважение к себе и другим, к людям разных возрастов, понимание того, где зона моей ответственности, а куда мне не надо вмешиваться. Это очень важная вещь, которой редко учат в семьях, о которой не говорят в школе.
Если мы общаемся с пожилым человеком, то можно просто выяснить, как он хочет, чтобы его называли: по имени-отчеству или без, каких отношений он хотел бы. У нас в обществе разрушены социальные ритуалы — кто как к кому обращается, что уместно и ожидаемо, а что нет. Это не только общение с пожилыми людьми, это пронизывает все сферы жизни. И тема страха перед немощностью и перед смертью тоже не относится напрямую к возрасту, она относится к мировоззрению. Граница между системой ценностей и уважением, общением, социальными ритуалами очень важна. К сожалению, пожилые люди выросли в оценочной культуре, которая не уважает границы личности. Но то, что мы можем дать этим людям, зависит от нашей грамотности и от того, что мы считаем ценным для себя.
Источник: theoryandpractice.ru
