И Кирилл с Кириллом говорит… Клейменов — с Серебренниковым. Что это было? Каким образом самая главная, статусная программа нашего любимого ЦТ на самом Первом канале вдруг устроила несанкционированный митинг в прямом эфире и пошла против линии партии? Что бы это значило? Какой еще в лесу медведь сдох? Мы думали, это весна, а это оттепель.
Программа «Время», 21.00. Самый прайм-тайм. Заместитель гендиректора Первого, руководитель информации Первого Кирилл Клейменов без дураков на голубом глазу произнес буквально следующее: «В России судьба художника бывает драматична. Бывает и трагична, говоря прямо. Чего уж. Но это всегда судьба. Большими буквами. А не биография». Представляете?
И еще г-н Клейменов заявил, что до вынесения приговора не может знать, причастен ли Серебренников к хищению. Вот это да!
Ну и наконец, смертельный номер: «Он (Серебренников) глубоко порядочный человек и очень одаренный режиссер». «И отличный работник!» — захотелось тут же закричать голосом Ронинсона в защиту Юрия Деточкина. «Берегись автомобиля», одним словом.
«Он виноват. Но он не виноват. Отпустите его, граждане судьи», — сказал на том же суде (по делу «Седьмой студии»?) следователь Максим Подберезовиков. Или Кирилл Клейменов?
Деточкин крал автомобили у жуликов и воров, а деньги отдавал детям. Серебренников ставил спектакли (да, сейчас в прошедшем времени) на радость людям. И здесь пути их сошлись.
Официальная версия: Серебренников — вор. Он хуже чем вор, он покусился на святое — на государственный бюджет. Официальный телевизор всегда эту версию поддерживал руками и ногами. Да и языком, конечно. Потому что телевизор — верное орудие партии и правительства. Он объединяет Россию. И чтобы не было разногласий в одной голове (шизофрении), если партия говорит «надо», телевизор отвечает «есть», в момент прикладывая руку к этой самой голове. Пустой.
Но тут случилось чудо: друг спас друга. Кирилл спас Кирилла. Или хотел спасти. Он хотя бы попробовал.
О чем это я? О той самой шизофрении. В хорошем смысле. О плюрализме (привет Михаилу Сергеевичу!) и даже, о боже, о свободе слова. Свободе мнений, собраний, митингов. А еще о тех самых кремлевских башнях, которые борются между собой.
Но у народа уже эту башню снесло. Народ теперь не знает, кого слушать. Ведь если по ящику всю жизнь говорили, что Серебренников, а также примкнувшие к нему Итин, Малобродский, Апфельбаум — враги народа, захребетники, значит, так тому и быть. Многие верили.
Но тут Клейменов… Да он круче Навального! Да он р-р-революционер! Во пригрели-то змия.
Клейменов, который всю жизнь клеймил наших недругов. От души клеймил, от сердца. И вдруг переобулся на лету…
Это бунт. Либералы окопались в важнейшей властной структуре под названием телевидение. Несистемная оппозиция, не меньше.
А может, все гораздо проще, и не надо строить теорию заговора. Клейменов просто человек. И Константин Эрнст, его начальник, тоже человек. Они просто подумали: какой бред! Какой бред — этот суд над художником, этот домашний арест, этот якобы распил государственного бабла, этот «Сон в летнюю ночь», который на самом деле был — и его, может, посмотрели тот же Эрнст с Клейменовым. А может, кто и повыше. Во сне?
Нормальные, думающие люди всегда понимали, что это бред. Всегда знали, что эти пресловутые 133 миллиона — лишь повод. Что судят Серебренникова за что-то другое. Совсем другое.
Но будем реалистами, потребуем невозможного. Кирилл Клейменов сам по себе никак не мог такое сказать в лучшей программе всех времен и народов. Он должен был получить санкцию, разрешение на столь смелый демарш. И значит, получил. А потом сел в камеру (в хорошем смысле) и сказал все, что думает по этому поводу. Ну хоть так!
Хотя в принципе это всего лишь наша гибридная демократия в действии. Кафка с Оруэллом. Война — это мир, свобода — это несвобода. Серебренников — это… Ой, я уже совсем запутался.
Александр Мельман
