Как выглядела Москва в XVIII веке, известно по старинным гравюрам и картинам живших тогда художников. В их поле зрения Страстной бульвар, которого еще не существовало, не попал, как и строения, теснившиеся у стен Белого города, уступившего место кольцу бульваров. Ни одного дома, пережившего пожар 1812 года, на нем нет. Между гостиницами у ворот Белого города, сооруженными по повелению Павла I, среди владений дворян и мелких купцов выделялась усадьба, которой владели известные в России фамилии — Апраксины и Голицыны. Вблизи от усадьбы в палатах Новгородского подворья жил архиепископ Феофан Прокопович, сподвижник Петра I, поэт, публицист и философ.
Где они жили? На углу Сретенского бульвара и Большой Лубянки ничем не выделяется трехэтажное строение XIX века. Это типичный «дом с лавками». Внизу торговали в лавках, на верхних этажах жили. С тех пор подобное разделение функций сохранилось с той разницей, что государственные магазины времен СССР сменили частные. А жильцы, как до октября 1917 года, снова обитают в квартирах, одни на правах собственников, другие на правах арендаторов.
На месте этого дома в XVIII веке барской усадьбой владели Апраксины. Они считались не самыми знатными, поскольку вели свой род не от призванного на Русь варяга Рюрика, основателя княжеской, ставшей царской, династии. По фамильному преданию, знатный татарин Салхомир приехал из Золотой Орды и стал служить князю Олегу Рязанскому. За него князь выдал свою сестру и пожаловал вотчину. Правнук Салхомира, по прозвищу Опракса (так называется река в Нижегородской области. — «МК») положил начало династии Апраксиных.
У ворот Белого города в конце Большой Лубянки владел усадьбой граф Петр Матвеевич Апраксин. Он был родным братом царицы Марфы, жены царя Федора Алексеевича, ставшей вдовой в год замужества. «Советская историческая энциклопедия» утверждает, что родство с Романовыми «сыграло решающую роль в карьере А.», то есть Петра Апраксина. Но это явное предубеждение, выражаемое историками в СССР всегда, когда давалась оценка выдающимся деятелям России, бывшим в родстве или в фаворе у царей и императоров.
(По этой причине принижалась историческая роль князя Григория Потемкина, возлюбленного Екатерины II. Об эскадренном миноносце «Потемкин», «Князь Потемкин-Таврический», где произошло восстание матросов в дни революции 1905 года, очерк энциклопедии в два с лишним раза большем, чем очерк «Потемкин, Григорий Александрович, рус. гос. и воен.», деятель, ген.-фельдмаршал, фаворит Екатерины II».
Акцент делается не на заслугах: присоединении Крыма и Новой России, основании Черноморского военного и торгового флота, городов и портов на Черном море, выигранных сражениях, а на том, что «не обладая крупным стратегическим дарованием, действовал нерешительно и во многом мешал А.В.Суворову, сковывая наступательные операции русских войск», командуя русской армией. Как мог Потемкин при таких недостатках побеждать на суше и на море, вести успешные переговоры с Турцией, стать «незаменимым помощником Екатерины II». У Суворова осталось другое мнение о своем начальнике: «Великий человек и человек великий: велик умом, велик и ростом». А в стихотворении написал:
Одной рукой он в шахматы играет,
Другой рукой он народы покоряет.
Одной рукой разит он друга и врага,
Другою топчет он вселены берега.
Фаворитом Потемкин пребывал несколько лет, а успешно служил России десятки лет до и после охлаждения влюбленности императрицы. Та же энциклопедия признает, что именно Потемкин «реализовал свой проект присоединения Крыма к России, получив за это титул «светлейшего князя Таврического». И добавляет, что «по инициативе П. была ликвидирована (без единого выстрела. — Авт.) Сечь Запорожская и ее войско», точно названная Екатериной II «политическим уродством», напоминающим мне злополучный Майдан. Давно-давно пора генерал-фельдмаршалу князю Потемкину-Таврическому, родившемуся в Москве, установить памятник в столице России, так многим ему обязанной.)
Родство с царицей Марфой имело особое значение, когда Петра Апраксина пожаловали в стольники к царю Федору Алексеевичу, чтобы прислуживать ему за столом при пирах, сопровождать в дороге. А после кончины государя он перешел стольником к девятилетнему царевичу Петру и стал комнатным, ближним стольником, обслуживал его, когда он ел один, играл роль особы, приближенной к государю.
Для такой придворной роли требовался и ум, и такт. Далеко не все родственники царя и царицы жаловались стольниками. А за пределами Кремля возвыситься, стать окольничим, иметь право возглавлять приказы и полки, стать боярином и занимать высшие должности в государстве возможно было только за успешные дела. Петр Апраксин в Северной войне громил шведов. Служил воеводой в Новгороде, астраханским, казанским губернатором. Проявил себя дипломатом, заключил договор с калмыками, и они мирно вошли в состав России. Помнят историки Петра Апраксина не за родство с царями, а за победы на Балтике и в Крыму, исполнение сложных и неожиданных приказов Петра: то срочно прислать в новую столицу лес для строящихся кораблей, то доставить лошадей для регулярной армии, формируемой вместо стрелецкого войска.
Первая половина жизни Петра Апраксина прошла в Москве, позднее он редко мог появиться в своей усадьбе у стен Белого города, потому что его жизнь протекала в походах, боях и морских сражениях.
Победами на море прославился родной брат Петра — Федор Апраксин, генерал-адмирал, командовавший Балтийским флотом. Его корпус весной прошел из Кронштадта по льду Финского залива и овладел крепостью Выборгом. За это удостоился ордена Андрея Первозванного и золотой шпаги с алмазами. В память о его победах на монетном дворе отчеканили медаль с профилем адмирала на лицевой стороне и строем линейных кораблей перед сражением на тыльной стороне. Братьев Апраксиных Петр возвел в графское достоинство.
Пережил генерал-адмирал незаслуженную опалу. Его заподозрили в государственной измене, пособничестве царевичу Алексею в бегстве из России в Европу. Арестованного и униженного доставили в Москву и лишили имения. Следственная комиссия полностью его оправдала. Ему вернули все утраченное, назначили членом Верховного суда, расплетавшего нити заговора Алексея против отца. Подпись Петра и Федора Апраксиных стоит под смертным приговором, вынесенным сыну царя.
С тех пор москвич Петр Апраксин больше не воевал, не управлял губерниями, а переехал в роли министра-президента Юстиц-коллегии в Санкт-Петербург, где пережил Петра на три года.
В московском доме графа Петра Апраксина родились две дочери, Елена и Екатерина, и два сына. Александр по примеру родственника служил на флоте капитан-лейтенантом. Алексей на гражданской службе карьеры, как отец, не сделал, чина выше камер-юнкера не заслужил. Вместе с детьми Петра Матвеевича рос в его доме после смерти отца дальний родственник Степан Апраксин, получивший, как пишет его биограф, «хорошее воспитание». Очевидно, это ему помогло в жизни. Начал служить рядовым в Преображенском полку. Стал офицером и генералом. Отличился при взятии Очакова и Хотина. Служил послом в Персии, вице-президентом Военной коллегии. Заслужил орден Андрея Первозванного. В этом ему помогли, как могло показаться, не высокопоставленные родственники, к тому времени давно умершие. Во главе действующей армии генерал-фельдмаршал Апраксин нанес поражение войскам Фридриха II под Гросс-Егерсдорфом, за что получил в свой герб «две пушки, накрест положенные». Но продовольствия и фуража обессиленная армия не дождалась и по его приказу фельдмаршала, одобренному всеми генералами, спешно отступила на зимние квартиры в Россию. За «бесславную ретираду Степана Апраксина заподозрили в государственной измене, подкупе Фридрихом II. Подозрения во время затянувшегося следствия не подтверждались, но полного оправдания генерал-фельдмаршал не дождался: во время допроса он упал и скоропостижно скончался. Дочь генерал-фельдмаршала Елена Апраксина вышла замуж за князя Якова Голицына, капитан-лейтенанта. От нее московская усадьба перешла к мужу и таким образом стала принадлежать князьям Голицыным, одной из самых славных фамилий Российской империи. Родоначальником ее считают сына литовского князя Гедимина. У его праправнука Ивана, по прозвищу Булгак, наделенного им за живость и непоседливость, сын Михаил получил прозвище Голица. Так называлась кожаная рукавица без подкладки. Это слово стало корнем фамилии княжеского рода. В русском государстве стольники Голицыны имели особую привилегию, возводились в бояре, минуя чин окольничего.
В истории Московии, как называлось русское государство до начала XVIII века, князья Голицыны оставили неизгладимый след: служили воеводами, министрами, губернаторами, послами, возглавляли армию и правительство, выступали против самодержавия. Назову только трех из многих известных. О них всех рассказать — одной книги мало. В «Московской энциклопедии» Голицыным посвящено 20 статей.
Основанную в 1802 году в Москве бесплатную «больницу для бедных» называли до 1917 года Голицынской. (Ныне это Голицынский корпус Первой городской клинической больницы, ее москвичи называют Первой градской.) Великолепную лечебницу построили по замечательному проекту Матвея Казакова в образе усадебного дворца на средства Дмитрия Михайловича Голицына. Тридцать лет служил чрезвычайным послом в Вене князь и завещал средства «на устройство в столичном городе Москве учреждения Богу угодного и людям полезного». Он же подарил больнице собрание картин эпохи Возрождения, ставшее первым музеем в Москве.
Без малого четверть века с 1820 года безупречно управлял Москвой военный генерал-губернатор Дмитрий Владимирович Голицын, сын Натальи Петровны Чернышевой, послужившей Пушкину прообразом «старой графини» из «Пиковой дамы». Этот генерал-губернатор запретил в центре Москвы строить дома в дереве. При нем восстановлен сгоревший в пожар 1812 года Большой театр; построены Малый театр и Манеж; потекла в подземном русле Неглинка, и появилась улица ее имени, а также Софийка, Театральный проезд и Манежная площадь; возведены Триумфальные ворота; после Тверского бульвара — разбиты все другие бульвары и Александровский сад. На месте Земляного вала проложили улицы Садового кольца. Заложен храм Христа Спасителя; сооружено множество особняков в стиле ампир. Москва вернула прежнее великолепие, утраченное после нашествия Наполеона.
Последним председателем Совета министров России являлся до Февральской революции 1917 года бывший губернатор Архангельска, Калуги, Твери, Николай Голицын, расстрелянный большевиками по вымышленному делу в 1925 году.
Как установил главный библиограф библиотеки Московского университета, знаток Москвы автор книги «Белый город» Виктор Сорокин, владение 2 на Сретенском бульваре принадлежало Голицыным в 1820–1830 годы. Позднее оно сдавалось различным торговым людям. В XIX веке принадлежало купцам Колобашкиным и Никифору Акиянову. В этом доме уроженец Балкан учитель Антоний Осипович Корси содержал школу для глухонемых мальчиков и девочек, из них многие были детьми военных. Это несчастье выпало на долю трех детей генерал-майора Святогора-Штепина, сына московского коменданта генерал-лейтенанта Карла фон Сталь.
До революции 1917 года владение графов Апраксиных и князей Голицыных находилось в руках купца Николая Ивановича Дедова. Его потомкам оно принадлежало сорок лет. Они заказали в 1894 году архитектору Леониду Херсонскому надстроить главный дом усадьбы третьим этажом и прежний ампирный фасад заменить модной эклектикой. Это архитектор — автор проектов доходных домов и особняков, построенных в начале XX века до мировой войны. Они сохранились в Сытинском переулке, 4, на Большой Молчановке, 13, и, как другие его здания, признаны ценными градостроительными объектами, памятниками архитектуры. Они защищены законом от сноса. Судьба самого архитектора после революции неизвестна, как сотен других зодчих, я не преувеличиваю, работавших в городе в начале XX века. Им не досталось заказов у победившей власти. В справочнике «Зодчие Москвы (1830–1917 годы) вопросительный знак после даты рождения архитекторов, неизвестно когда и где умерших, значится почти на каждой из трехсот страниц книги.
Как установил Виктор Сорокин, в доме 2 по Сретенскому бульвару до 1917 года помещались популярная «Лубянская аптека» и «Российский зубоврачебный союз». В это объединение входили известные стоматологи. Одному из них, Павлу Дауге, члену партии с 1903 года доверял свои зубы «председатель Совета народных комиссаров товарищ Ленин», когда советское правительство из Петрограда переехало в Москву. Вождь подписал старому товарищу по партии, члену коллегии Наркомата здравоохранения РСФСР, ведавшему стоматологией, «охранную грамоту», позволившую жить в отдельной квартире, не подлежащей подселению пролетариев.
Эту справку из книги «Ленин в Москве и Подмосковье» неожиданно подтвердил, когда открылись ворота ГУЛАГа, посетитель «Московской правды» на Чистопрудном бульваре. В редакцию вошел с печатью тюрьмы на лице пожилой мужчина, с нескрываемым любопытством разглядывавший молодых репортеров. На мой вопрос: «Вы кто?» — ответил: «Я эсер, бывший член партии социалистов-революционеров». У меня от любопытства и страха перехватило дыхание. Такого ответа я не ожидал, хорошо зная по урокам в школе и на лекциях в университете, что это партия — контрреволюционная, ее члены «враги народа» после мятежа эсеров летом 1918 года расстреляны.
Оказалось, не все расстреляны. Наш гость получил свое, отсидел в лагерях десятки лет. Еще более неожиданным был его ответ на вопрос, чем занимался до ареста: «Я служил в ВЧК, охранял Ленина, пока наша партия состояла в правительстве. Ленин приезжал в машине на ваш бульвар. Он выходил из автомобиля и один шел в Архангельский переулок к доктору Дауге. В квартире у него был зубной кабинет. Я шагал в отдалении за ним так, чтобы он меня не слышал за спиной, потому что не любил, когда за ним ходят по пятам. Это ему напоминало слежку агентов охранного отделения…»
Доктор Дауге известен не только тем, что был личным стоматологом Ленина. Он, как считают историки медицины, в 1920-е «сформулировал взгляд на зубоврачевание как медицинскую науку». Благодаря его настояниям все зубные врачи в СССР обязаны были получить высшее образование в медицинских институтах. Дауге придавал особое значение профилактике народа. Все дети в СССР до войны в обязательном порядке регулярно осматривались и лечились дантистами, прикрепленными к школам. Это я могу подтвердить на собственном опыте: в первом классе все по очереди вставали во время урока с парты и шли в зубной кабинет.
В «Российском зубоврачебном союзе» заседал Илья Коварский, основатель и директор Первой московской зубоврачебной школы». После 1917 года эту частную школу, как все подобные, закрыли. На ее основе родственник директора, и столь же уважаемый специалист, Михаил Коварский, организовал первую государственную Московскую зуботехническую школу. Ну, а что сегодня находится в доме на Страстном бульваре, 2, каждый может, придя к нему, увидеть сам.
