1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 13
1994-Й ГОД, ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ
Максим зря считал Женьку человеком, которому с помощью папаши все сходит с рук. От суда Кузьмин сына действительно спас, а потом помог выехать в Италию – это точно. Но дальше Женька выкручивался исключительно благодаря собственным способностям. Хотя в определенной степени судьба сама пошла ему навстречу. В Милане он познакомился в одном из баров с Желько Ражнятовичем по кличке Аркан. Они посмотрели друг на друга и остолбенели: их сходство было поразительным. Единственное, что их различало – возраст. Желько был на восемь лет старше.
Дружки Аркана пришли в неописуемый восторг: благодаря такому двойнику можно проворачивать фантастические дела. Вскоре Ражнятович загремел за дерзкое ограбление универмага. По совокупности других совершенных преступлений ему грозил срок не меньше десяти лет. И тогда дружки разработали целую операцию. Подкупили охранников, инсценировали в коридоре суда скандал, и Зуев подменил собой Аркана. За этот жертвенный акт ему, конечно, пришлось посидеть самому, но, в общем-то, сущий пустяк – всего полгода. За подмену ему хотели припаять срок побольше, но адвокаты отстояли. Аркан сбежал в Швецию. Там они и встретились, когда Женька отбыл свой срок. Там и начались их гастроли по всей Европе.
Их вооруженные ограбления магазинов и банков журналисты расписывали во всех красках, как романтические похождения Робин Гудов, что, впрочем, было недалеко от истины. Даже потерпевшие не могли упрекнуть их в чрезмерной алчности или вопиющей жестокости. Ребята знали меру и не переходили границ. Отчасти это объяснялось их происхождением. Отец у Аркана тоже был шишкой -генералом Югославской армии.
Аркан и Зуев придерживались здорового образа жизни: не пили, не курили, не употребляли наркотики. Единственное излишество, которое себе позволяли, были красивые женщины. А их излюбленной забавой были розыгрыши, когда один подменял в постели другого. «Я был озорным молодым человеком», – скажет позже в одном из интервью Аркан. То же самое мог бы сказать о себе и Зуев, но он не общался с журналистами, скромно держался в тени, охраняя жизнь своего сербского друга как от врагов, так впоследствии и от бывших друзей.
Аппетиты их банды росли, ограбления становились все более дерзкими, с магазинов гангстеры переключились на банки. Но Аркан был вынужден отдавать больше половины добычи каким-то высоким покровителям, снабжавшим их безупречно выправленными документами. Этот таинственный дележ некоторым ребятам Аркана на понравился. Начались конфликты, которые переросли в смертельную вражду. Бывших своих сообщников Аркан и его охрана боялись больше, чем полиции.
В 1987 году благодаря предательству своих Желько и Зуев были схвачены за ограбление банка в Швеции и получили по десять лет. Но через четыре года подкупили надзирателей и сбежали, преодолев шестиметровую стену. На их поиски были брошены лучшие силы полиции Европы и Интерпола. Но они благополучно преодолели восемь границ и нашли убежище в Югославии.
Шел 1991 год, после смерти Тито страна разваливалась на куски. Сербы пытались сохранить статус государство образующей нации. Другим народам, населяющим Югославию, это не понравилось. И началась гражданская война. В Аркане неожиданно взыграли националистические чувства. Он надел военную форму, повесил на грудь огромный православный крест и довольно быстро сколотил военизированную группировку, назвав ее вначале пафосно «Сербской добровольческой гвардией», а потом попроще – «тиграми»
Очень скоро тех, кто хотел бы видеть главаря «гвардии» мертвым, стало намного больше тех, кто хотел бы с ним позавтракать. Аркан и его боевики перебили кучу усташей и четников, албанцы называли «тигров» не иначе, как бешеными псами. Они сеяли страх не только среди врагов, но и среди отказывавших им в поддержке «несознательных сербов». Начав как защитники попранных прав соотечественников, они быстро превратились в самых настоящих мародеров, грабя банки, магазины. А Аркан стал со временем владельцем сети казино, кондитерских, пекарен, импортировал нефть, занимался продажей сигарет и удобрений, опираясь в основном не на собственную деловую хватку, а на военную силу и свои связи в государственном аппарате Сербии.
Справедливости ради нужно сказать, что группировка Аркана была не единственной в своем роде. Уже на первом году гражданской войны журналисты стали задаваться вопросом: кто больше контролирует сербский режим: официальная власть или военизированные формирования с уголовным уклоном? Аналитики окончательно склонились ко второму варианту, когда на одной из фотографий увидели за спиной Милошевича улыбающегося Ражнятовича.
Дело дошло до того, что руководитель американской дипломатии на международной конференции по Югославии Лоренс Иглбергер, ссылаясь на информацию ЦРУ, обвинил Аркана и его формирование в этнических чистках и массовых убийствах, указывая конкретные цифры: в одном только городе Брчко вырезано 3 тысячи мирных жителей.
Зуев понял, что пора, пока не поздно, уносить ноги. Это решение окрепло после, казалось бы, незначительного скандала. Увидев на шее жены Аркана, певицы Цецы, ожерелье, одна из зрительниц потребовала его вернуть, утверждая, что эта вещица исчезла из ее квартиры после налета боевиков ее муженька. Вроде бы, мелочь по нынешним временам, но Зуев ощутил, что у Аркана земля горит под ногами, а значит несдобровать и ему.
...Переезд Носковых в санаторий «Россия» был проведен глубокой ночью и со всеми предосторожностями. Яшину раньше приходилось наблюдать несуетливых сотрудников «девятки». Поэтому он с улыбкой наблюдал, как Федулов вживается в роль главного президентского охранника, вертит головой по сторонам, держа руку под мышкой, где прячет ствол.
Ехали на трех машинах. Яшин был в первой и, сидя рядом с Федуловым, слушал его разглагольствования.
— Наша машина называется таран, — с важным видом объяснял Федулов. – В случае чего принимает удар на себя. Вторая за нами машина, где едут мои ребята, это – живец. Все думают, что важная персона там. На самом деле Олег Степанович – в последней машине.
У санатория уже поджидали какие-то люди. Они открыли ворота, причем с таким подобострастным видом, что Яшин не удержался и сказал «н-да». Федулов принял междометие, как комплимент и подтвердил.
— Вышколенные ребятки.
Крыло санатория, отданное Носковым, было похоже на дворец. Широкие лестничные марши, огромные комнаты, высокие потолки с большими люстрами, шикарная мебель.
— Классно, — то и дело повторяла Лариса.
А Галина делала вид, что безразлична к роскоши.
В одной из комнат был накрыт стол персон на двадцать, уставленный деликатесами. Неприхотливый в еде Носков пожевал какие-то салаты и увлек Яшина в кабинет. Надо было закончить прерванный разговор.
— На чем мы остановились? – сев в кресло, спросил Носков, делая вид, что не помнит. На самом деле из его памяти не выпадала никакая мелочь.
Яшин повторил вопрос:
— Олег, я спросил, как ты будешь выполнять предвыборные обещания. Ну, переведешь стрелки на московское время. Нет ничего легче. А референдум о двойном статусе Крыма и двойном гражданстве? А ликвидация в течение двух-трех месяцев оргпреступности? Какими силами ты это сделаешь, если милиция – в руках Валебного, а Валебный подчиняется напрямую Киеву?
Носков усмехнулся какой-то своей мысли.
— Андрей, я отлично понимаю, что избиратель голосует не столько за политика, сколько за его лозунги. Я знаю также, что в политике важны не намерения, а результаты. Не поверишь, я уже думаю, что удастся сделать за первые сто дней, а что не удастся. Так вот… Я сделаю борьбу с преступностью публичной. И народ будет сам делать выводы: что делается и что не делается. Если Валебный будет ставить мне палки в колеса, а Киев — смотреть на это сквозь пальцы, крымчане скажут: ага, вот кто мешает покончить с бандитами! Борьба с преступностью всегда была делом политическим. В Крыму она будет политической втройне. Если Киев будет мне мешать, мы просто изменим конституцию Крыма. Переведем министерство внутренних дел в прямое подчинение либо Верховному Совету Крыма, либо, что всего вероятней, мне как президенту.
Яшин мысленно соглашался с Носковым. Он был рад, что между ними устанавливаются доверительные, товарищеские отношения. Сама судьба дарила ему случай поработать рядом с человеком, который может в чем-то пойти впереди других политиков стран СНГ. И неважно, что Крым – всего лишь автономия. Главное – масштаб и потенциал руководителя.
Вошел глава службы безопасности Лев Сергеевич Иванов, склонился к уху Носкова.
— Говори вслух, у меня от Андрея Васильевича секретов нет.
Иванов сказал полушепотом:
— Но мы еще не осмотрели помещение.
Носков включил транзистор. В комнату ворвалась английская речь. И на этом фоне Иванов начал доклад:
— Позвольте озвучить срочное сообщение моего человека из Киева. Он уточняет информацию о планируемом на вас покушении. Это должно произойти прямо на телецентре, после ваших дебатов с Кузьминым перед вторым туром.
Несколько секунд Носков раздумывал. Потом сказал:
— Вы обеспечите мне безопасность?
— Силами охраны Федулова – едва ли.
— Что же мне делать?
— Отказаться от дебатов.
Носков сделал отметающий жест рукой.
— Об этом не может быть и речи. Запомните на будущее, подполковник. Вы не должны давать мне советы, которые могут привести к падению моей репутации.
— Но существует реальная угроза вашей жизни! – тихо воскликнул Иванов.
— Да черт с ней, этой угрозой. Как вы это себе представляете? Кузьмин приходит на дебаты, а я где-то отсиживаюсь? Это разрушение имиджа, политическое самоубийство. Неужели вы это не понимаете?
— Видимо, мне нужно привыкнуть как-то иначе мыслить, — пробормотал Иванов.
— Хорошо, что вы хоть это понимаете, — отрезал Носков. – Итак, я пойду на теледебаты, и вы будете рядом со мной.
— Естественно, я буду рядом с вами, но…
— Что «но»?
— Я уже сказал: силами существующей охраны полностью обеспечить вашу безопасность невозможно.
Иванов сделал движение шеей, как человек, который потеет сразу всем телом. Другой бы на его месте вынул носовой платок и вытер бы пот со лба. Но сказывалась привычка: подполковник, хотя и был не в мундире, не мог себе этого позволить.
— Насколько надежен ваш источник? – мрачно спросил Носков. – Можно ли вообще ему верить? Я могу согласиться, что меня хотят грохнуть. Но чтобы прямо на телецентре… Спецслужбы работают по-тихому, а тут какой-то цирк намечается.
— Источник сообщает, что в Безпеке используют фактор вашей конфронтацией с крымским криминалитетом. Хотят свалить это покушение на уголовников.
— А уголовники? Какой фактор используют они? Фактор моей конфронтации с Киевом?
— Вероятно, так.
— Что значит, вероятно? Вы знаете, что замышляет Безпека, но ничего не знаете о замыслах криминалитета?
— Пока нет, — честно ответил Иванов.
Яшину стало жаль его. Человек работает без году неделя. И, вероятно, не имел раньше никакого касательства с уголовным миром. Откуда ему черпать нужную информацию? Этого не мог не понимать Носков. Тогда какого лешего катит бочку? Срывает раздражение? Неужели боится? Бесстрашный Носков боится покушения? А почему нет, если до власти всего один шаг?
— Давайте сюда Федулова, — приказал Носков.
Иванов вышел и тут же вернулся с Федуловым. Казалось, тот стоял под дверью и только ждал, когда его позовут. В руках у него был какой-то сверток.
— Что это? – спросил Носков.
Федулов развернул сверток.
— Бронежилет скрытого ношения, Олег Степаныч. По нашему, броник. Вес всего полтора килограмма. Спасает от Макарова. Хотите примерить?
Носков даже не прикоснулся к бронежилету.
— А от автомата закроет?
— Нет, от автомата может закрыть только 10-килограмовый жилет.
— А от тэтэшника?
Федулов вздохнул.
— У тэтэшника другой тип пули.
— Ну и зачем ты мне его приволок? – неожиданно взвился Носков. — Где ты вообще его взял? Он же, наверно, немалых денег стоит? – Он оглядел поочередно Иванова и Федулова и продолжал их распекать. — Вы, ребята, просто детский сад. Так невозможно работать. Мне не бронежилеты нужны. Они не спасут от серьезной акции. Мне нужна информация: где, когда, какими силами меня хотят грохнуть? Игорь, у тебя ж прорва информаторов и среди «синих» и среди новых русских. Я не велю тебе передавать свою агентуру Льву Сергеевичу. Но ты можешь хотя бы узнать, кто меня заказал из уголовников?
— А я сейчас знаю, — невозмутимо ответил Федулов. – Никто. Никто вас не заказывал. Головой ручаюсь.
Носков был доволен ответом. Он верил Федулову и любил определенность. Если уголовники отпадали, оставалась одна Безпека или боевики УНСО, что, в общем-то, как он считал, почти одно и то же, поскольку все власть предержащие в Киеве соревнуются в национализме.
— Делись со Львом Сергеевичем информацией, выполняй его просьбы, одно дело делаете, — мягко сказал Носков, обращаясь к Федулову. И перевел взгляд на Иванова. — Сядьте и обсудите вместе, как лучше перекрыть телецентр во время дебатов. Если не хватит сил, я обращусь к адмиралу Балтину, он пришлет морячков. Работайте! Все можете идти. Мне надо голоса послушать.
Носков взял в руки транзисторный приемник. Ему хотелось узнать, что о нем говорят западные радиостанции.
Иванов тут же исчез по своим делам. Из своей комнаты вышла Галина и зазвала мужчин к себе, ей не терпелось что-то обсудить. Жена Носкова была в черной юбке, черной блузке и белой рубашке. «Ну, прямо как американская надзирательница», – подумал Яшин.
В просторной комнате, куда пригласили Яшина и Федулова, находилась Лариса и молодой человек интеллигентного вида в модном малиновом пиджаке.
— Денис Гаврин, — представился он.
У него был прямой честный взгляд и хорошие манеры. Он не сел в кресло, пока не сели остальные и смотрел почтительно, без малейшей спеси.
— Мы обсуждаем процедуру инаугурации, — сказала Галина, глядя на Яшина. – Вы должны нам помочь. Как вам мой наряд? Подойдет?
Яшин покачал головой.
— Ни в коем случае. Ведь на инаугурации наверняка будут иностранцы и вообще... – он замялся.
— Что вообще? – с легким раздражением спросила Галина.
— Я думаю, вам будет больше к лицу другой костюм.
— А чем вам не нравится этот?
— По-моему, маме очень идет, — вставила Лариса.
— Может быть, вам кажется, что мы занялись этим слишком преждевременно? – спросила Галина.
— Нет, я согласен, — ответил Яшин, — не стоит откладывать приготовления на последний момент. Тем более что сейчас такое время. Не так-то просто купить хорошие вещи. Я не против фасона. Он не старомоден и не экстравагантен. Нормальный фасон. Все дело в цвете. Какого цвета костюм будет у Олега Степановича?
— Скорее всего, серый.
— Отлично! В таком случае, ваш наряд должен быть темно-зеленым или светло-коричневым.
Лариса вытаращилась на мать:
— Мама, чур, я буду в зеленом!
«Боюсь, тебя не улучшит никакой наряд», — подумал Яшин, глядя то на Ларису, то на Дениса и пытаясь понять, на какой почве могла возникнуть связь сумасбродной и неказистой дочки будущего президента с красивым новым русским.
Ему стала скучна и даже противна эта суета. Захотелось уйти в свою комнату и посидеть у телевизора. Но он понимал, что это будет расценено именно так как есть: что ему скучно. И этого ему не простят. И он сидел еще не меньше часа, слушая пустую болтовню.
Потом он все же нашел повод уйти. В коридоре ему встретится странный парень, из команды охранников, с татуировкой на всю тыльную сторону ладони и синими перстнями на всех пальцах. Парень был, без сомнения, судимый и отсидевший срок.
Неожиданно дверь в конце коридора бесшумно открылась. Показалась старушка, Яшин сразу узнал ее: это была Клавдия Ивановна Лаврова. Она сделала знак рукой, приглашая войти. Это было ее служебное помещение. Здесь хранилось постельное белье, посуда и другие хозяйственные принадлежности.
— Я ночую здесь иногда, когда задержусь и не успеваю на троллейбус, — прошептала Лаврова. – Но знаете, здесь так страшно. Эти люди… Они не кажутся вам странными?
— Кажутся, — отозвался Яшин.
— А Олегу Петровичу? Ну, да, ведь он у нас бесстрашный. Или он этого не видит? Может, подсказать ему?
— Зачем? – многозначительно спросил Яшин. – Он не может этого не видеть.
— О, господи! — старушка перекрестилась.
