1994 год. Президентом республики Крым становится бывший следователь прокуратуры Олег Носков, пытающийся вернуть полуостров в состав России.
У Носкова нет опыта ведения государственных дел, и слабостью власти пользуется мафия. Впереди приватизация здравниц Южного берега Крыма.
В драку за лакомые куски вступает крупная банковская структура России.
В основе сюжета — реальные события, участником которых был сам автор (в книге — Яшин, советник президента Крыма).
СЕРИЯ 5
1994-Й ГОД, ЯНВАРЬ-ФЕВРАЛЬ
Голодовка проходила в «Кундузе» — штаб-квартире общества воинов-афганцев, расположенного в странном здании. Чтобы войти, нужно было подниматься, как на голубятню, по наружной лестнице. А внутри все напоминало канцелярию: письменные столы, шкафы, стулья.
Носков, Цуканов и Гусев лежали на спальниках в самом большом кабинете. Было утро, в спертом воздухе трудно дышалось, но никому не хотелось встать и открыть форточку.
Гусев, с бородой, как у Карла Маркса, и толстой нижней губой, взял термометр и смерил себе температуру. Оказалось, тридцать пять и девять.
— Что-то я стал плохо слышать, — пожаловался Гусев.
— Эдик, как же мало ты знаешь, — насмешливо произнес Носков. — Голодание влияет, причем необратимо, и на слух и на зрение. Но у голодания, Эдик, есть свои плюсы. Пониженная температура омолаживает организм. Есть вообще вредно. Знаешь, чем человек копает себе могилу? Ложкой и вилкой. Думай о женщинах, Эдик. Заглушай один голод другим.
Гусев ничего не ответил, и Носков начал поддевать Цуканова.
— Витя, ты часто с женой кувыркаешься? Как положено – раз в неделю? Или чаще?
— Отстань, — сказал Цуканов.
Носков заливисто рассмеялся.
— Не завидую твоим врагам, Витя. Тебя ж не возьмешь ни на каком компромате.
Он был прав. Цуканов был неправдоподобно серьезным и положительным мужчиной.
— Ты как учился, Витя? — не унимался Носков. — Сдается мне, учился ты на тройки. Надо ж быть такой закономерности: каждый второй политик – бывший троечник.
А снаружи телевизионщики настраивали у подножия лестницы камеры. Слышалась иностранная речь: английская, польская, итальянская. Начали собираться зеваки. Среди них выделялось несколько молодых парней бравого вида с характерными для западных украинцев отвислыми усами.
В сторонке сидела на лавочке Галина Носкова с дочерью Ларисой. А в небольшой группе зевак стояла Алла и рассматривала жену и дочь Носкова. У Аллы, как у всякой любовницы, было преимущество: она знала жену возлюбленного в лицо. Изредка они встречались взглядами, и Галина нутром почуяла, что эта молодая, стильно одетая женщина появилась здесь не просто так.
Наконец, в дверях нарисовались Носков, Цуканов и Гусев. По их бледным исхудалым лицам и замедленным движениям было ясно, что голодовка дается им непросто. Они медленно спустились по лестнице вниз, держась за перила. Пресс-секретарь Партии независимости быстрый остроглазый юноша по имени Вадик вынес стулья, и они сели.
— Как вы себя чувствуете? – спросила бойкая итальянка.
Носков ответил шутливым тоном:
— Теоретически предельный срок полного голодания 70 дней. Стало быть, до конца осталось 64 дня.
Журналисты вежливо рассмеялись, но такой ответ их не удовлетворил.
— Чего вы добиваетесь? — спросил польский телевизионщик.
— Проведения президентских выборов, — ответил Цуканов.
— Но конституция Крыма не утверждена Верховной Радой, — сказал поляк. – И едва ли будет утверждена.
— Крым такая же суверенная республика, как и Украина. И поэтому может не оглядываться на Киев, — сказал Гусев. – А вот Киеву не мешало бы подумать, что может произойти здесь у нас, если нам не дадут провести выборы.
— А что может произойти? – быстро спросила итальянка.
— Мы все равно проведем выборы. Но превратим их в референдум по вопросу немедленного возвращения Крыма в состав России. Пусть в Киеве попробуют не посчитаться с волей почти трехмиллионного населения.
— У голодающих нарушается психика. Чего с них взять? – с усмешкой бросил кто-то из молодых парубков с отвислыми усами.
— А вы спросили Ельцина, захочет ли он ссориться с Кравчуком? – с яростью выкрикнул другой парубок.
Носков зябко поежился:
— Ну, вот видите, ребятки из УНСО (УНСО – организация западно-украинских националистов – авт.) уже здесь. Но пока только тявкают. – И продолжал, отвечая на вопрос. — Мы направили наше требование господину Кравчуку. Естественно, обозначили срок, который истекает. Леонид Макарыч должен ответить буквально с минуты на минуту. Возможно, вы все будете свидетелями этого события.
— А если не ответит? – спросила итальянка.
— Тогда мы выведем людей на улицы. За нас 80 процентов населения. Это будет впечатляющая картина. Кроме того, уверен, что нас поддержит вся Восточная Украина.
— Но это есть шантаж, — заметил англичанин.
— Это политическая борьба за свои права в рамках правил, — ответил Цуканов.
Стоя в толпе, Яшин разглядывал Носкова. На вид ему было лет пятьдесят. Густая проседь, мелкие морщины по всему лицу, крупные зубы и металлическая коронка во рту, которая предательски блестела всякий раз, когда он начинал говорить. А в целом Носков был довольно привлекательным мужчиной. Его не портил даже вызывавший определенные ассоциации зачес волос справа налево.
Из штаб-квартиры «Кундуза» спустился парень в камуфляже и с торжествующим видом вручил Носкову какую-то бумагу.
— Факс из Киева, Олег Степанович,
Носков неожиданно звонким голосом прочел телеграмму из Киева, в которой говорилось, что Верховная Рада не будет препятствовать проведению президентских выборов в Крыму, но возможные негативные последствия этой акции возлагает на Партию независимости и лично на ее председателя Олега Носкова.
— Вы прекращаете голодовку? – спросила итальянка.
— Немедленно, — отозвался Носков. – Эта голодная перистальтика у меня уже вот где, — он провел по горлу ребром ладони.
— В таком случае вот вам, — итальянка протянула яблоко.
Носков ответил взглядом, в котором читались не только благодарность, но и чисто мужской интерес к красивой женщине.
Когда журналисты разошлись, Носков, Цуканов и Гусев бросились друг другу в объятия.
— Мы победили, — сказал Цуканов.
— Еще как! – Носков заливисто рассмеялся.
— Ну, что? Теперь надо выступить с заявлением, — сказал Цуканов.
Носков покачал в сомнении головой.
— Рановато. Верховный Совет должен сначала принять решение о проведении выборов, назначить дату.
Цуканов махнул рукой:
— Процедура-дура. Нельзя ждать, когда Кузьмин созреет. Он будет тянуть резину, советоваться то с Кравчуком, то с Ельциным. А если ты сейчас объявишь, он заторопится.
— Кузьмин не будет тянуть, — возразил Носков. – Какой смысл? Ведь он наверняка тоже будет выдвигаться.
Яшин подошел к Носкову, они познакомились, и через полчаса уже сидели в помещении общества афганцев втроем: Носков, Алла и Яшин.
— Публикация в российской газете – это хорошо, — сказал Носков. – Но вы ведь, Андрей Васильевич, вроде не журналист. Как, говорите, ваша профессия называется?
— Политтехнолог, — сказал Яшин. — Не извольте сомневаться. Все будет написано, как надо. Если будет рассказано, как надо.
— Расскажем, — тихо пообещал Носков, думая о чем-то своем.
— Рассказывать про свои подвиги мы страсть, как любим, — с мягкой иронией вставила Алла.
Она сидела рядом с Носковым на диване, и при этих словах взяла его за руку.
— Аллочка, ты еще здесь? – насмешливо спросил ее Носков.
— Молчу, — сникла Алла.
Носков обратился к Яшину:
— Вот вы видели интервью с журналистами. Какое у вас впечатление, как у политтехнолога?
— В таких случаях требуется предельная откровенность. Ведь вам нужна правда о себе и только правда. А мы едва знакомы, — сказал Яшин.
Носков вынул из ящика письменного стола бутылку мадеры, разлил по двум бокалам, себе плеснул какого-то сока. И предложил:
— Давай, Андрей Васильевич, выпьем и перейдем на «ты». Тогда тебе будет проще резать правду-матку.
Выпили, и Носков вперил в приезжего москвича вопрошающий взгляд.
— Я понимаю, — сказал Яшин, — сейчас трудное время. Многие из нас ходят в поношенных костюмах и поношенных туфлях. Но туфли должны быть начищены. Даже если на улице грязь, твой телохранитель должен постоянно иметь при себе влажную тряпку. Чтобы перед встречей с людьми ты мог вытереть себе обувь. И носки должны быть длинные, закрывающие голени. Ведь ты можешь сидеть, закинув ногу на ногу. Это – как минимум.
— А максимум? – спросил Носков.
— По максимуму кандидат в президенты должен испытывать удовольствие от своего внешнего вида.
Носков хотел что-то сказать, но промолчал.
— Дальше, — продолжал Яшин. — Ты смеешься в слишком высоком диапазоне. Точнее, не смеешься, а хихикаешь. Этого не должно быть в принципе. И еще покашливаешь. Простыл, что ли?
— У меня всегда, когда выступаю, першит в горле, — признался Носков.
— В таком случае пей перед выступлением теплый чай с лимоном.
— А если я вообще малость теряюсь перед аудиторией?
— Лучшее средство снять робость – сказать людям, что ты волнуешься. И попросить их не судить тебя слишком строго.
— Еще? – спросил Носков.
— Держи подбородок чуть приподнятым. Как Горбачев. Он это делает правильно.
— Ты ему посоветовал, что ли? – насторожился Носков.
— Горбачев — не мой уровень.
— Еще?
— На женщин не пялься, — вставила Алла.
— Отчасти это правильно, — подтвердил Яшин. – Желательно переводить взгляд с одного лица на другое, а не смотреть на кого-то одного. Каждый слушатель должен чувствовать, что ты обращаешься к нему лично.
— А можно чуть подробнее об упаковке. Какой должна быть одежда? – спросила Алла.
— Цвет костюма лучше всего серый, — сказал Яшин. — И ни в коем случае не черный. Серый цвет – означает спокойствие, доверие и успех. Светлая серая рубашка всегда лучше, чем чисто белая. К тому же она не должна быть слишком узкой. Многие предпочитают ярко-красный галстук, якобы он олицетворяет власть. Но это не так. А желтый цвет вообще, на мой взгляд, ужасная безвкусица. Лучше приглушенно-красные тона с добавлением винно-красного цвета. Булавка для галстука, как правило, выглядит старомодно.
— Вот! – наставительно произнесла Алла. Видно, Носков был большой любитель булавок.
— Ну, и последнее, — сказал Яшин. — Ты – бывший следователь. Привык скрывать свои эмоции. Отсюда мышечная невыразительность лица, особенно глаз. У нас избиратели программы не читают. Они смотрят в глаза. Надо работать перед зеркалом, ставить взгляд.
— То есть? – не понял Носков.
— Ну, как тебе сказать, — замялся Яшин. – Есть такое правило: мало быть честным, надо казаться таковым. А еще надо так выглядеть, чтобы простому избирателю захотелось выпить с тобой.
— Я не пью, — сказал Носков.
— На здоровье, не пей. Но кажись мужиком, с которым хочется выпить и поговорить за жизнь.
Носков вздохнул и покачал головой.
— Будем работать, — тоном жены пообещала Алла.
