Редакция "1001" сегодня предлагает познавательный и очень талантливо написанный материал о профессии, название которой вы слышали, но, так сказать, боялись спросить - о водителях кобыл. Читайте, удивляйтесь, познавайте и комментируйте!
Кто-то из классиков сказал, или, по крайней мере, мог бы сказать: «Везёт, когда тебя везут». Вот так, прикрываясь классикой, мы решили поговорить о транспорте старой Одессы — кто, что, на чём и почём по её улицам возил. Все грузы в Одессе всегда делились на две категории: те, что лежат мёртвым грузом, и те, что сидят живым. Извозом последних занимались извозчики, а подвозом первых — биндюжники.
Грузите апельсины бочками
Профессия извозчика была в Одессе уважаемой, но не самой почитаемой, потому что таковой была профессия биндюжника, родившаяся из сочетания трёх ответственных составляющих: коня, воза и человека с кнутом, трезво смотрящим на жизнь пьяным взглядом. Вообще, о биндюжниках можно сказать много хорошего, но напечатать всё то, что можно о них сказать и особенно от них услышать, нельзя никак, ибо ничего хорошего это не сулит.
Становление этой профессии началось во времена порто-франко, головную боль с которым подкинул градоначальнику Ланжерону, дюк де Ришелье, испросивший у императора разрешение на введение в Одессе беспошлинной торговли. С тех пор вся необъятная Российская империя только тем и занималась, что пыталась отыскать в Одессе хоть один неприбыльный товар. Но легче было бы отыскать Тунгусский метеорит, упади он на век раньше. Но, конечно, были у тех, кто столкнулся с порто-франко, то есть у всей Одессы, и проблемы. О них остались воспоминания тех, кто торговал тогда без всякой пошлины. Дед известного одесского биндюжника Лейбы Фукса, который основал династию биндюжников и работал во времена порто-франко в порту, жаловался внуку:
— Лейба, это был кошмар! Мы не успевали вывозить и разгружать возы. Слушай сюда, дед откроет тебе секрет, чем те возы были гружённые. Только наперёд прими стакан водки, чтоб не гепнуться мозгами — возы были гружённые деньгами.
Да, Одесса процветала, и наперёд других процветала хлебная торговля. Очевидцы рассказывали, что биндюжники, перевозя деньги возами, прикуривали от взятых с воза пятирублевок. Прикуривали и приговаривали:
— Ша, без хипежа! Тартаковский не обеднеет!
Так в Одессе была заложена добрая традиция легко прожигать состояния, особенно состояние Тартаковского. И это не шутка — кто в Одессе шутит с деньгами!
Видимо, Остап Бендер, отправил Корейко телеграмму «Грузите апельсины бочками» не с бухты-барахты, а, памятуя про бухту, какою был во времена порто-франко одесский порт. Скорее всего, он услышал эту фразу от своего папы турецко-подданного, а тот не раз слышал её уже от деда, правда, еврейско-подданного, но чего только не случалось в исконно украинском городе Одессе. Кстати, именно на этих бочках с апельсинами и стоит Одесса, после того, как они попали в Петербург к императору Павлу І в качестве взятки, и он соизволил дать согласие одесситам строить город (как будто, если бы Павел не соизволил, кто-то бы его слушал).
Попутная жизнь
Но не следует думать, что биндюжники и их верные помощники, парнокопытные биндюги, использовались только в порту, чтобы увозить и подвозить грузы. Возить негабаритные грузы биндюжников нанимали простые одесситы, особенно весной и осенью. Это было связано с одесской традицией снимать на лето дачу. Съём дачи был отработан и налажен в лучших традициях крестовых походов и с теми же интервентскими последствиями. Нет сомнения, прикидывая, что полезнее: завоевать Иерусалим или снять дачу поближе к будущим одесским пляжам, крестоносец долго колебался, какой из этих двух подвигов праведнее и полегче. Так ведь не было в те времена биржи биндюжников, которые, если хорошо поторговаться, готовы были ехать что на Большой Фонтан, что к Гробу Господню — главное, деньги вперёд.
Но вот пришёл ХІХ век, и уже никто не колебался. А нанимался биндюжник с площадкой, как поэтично называли телегу, в которую загружалось всё, что требуется на даче для полноценного отдыха вдали от дома. Во-первых, пианино и фикус. Было ещё и «во-вторых», но здесь не хватит места перечислить всё, что входило в тот бесконечный, расширенный перечень — то была куча каких-то узлов, причём, их наполнение было для всех загадкой. Распаковывать их никто и не собирался, чтобы осенью потом снова не запаковывать. И площадка отправлялась в путь. Это был очень опасный момент, ибо вещи на час оставались без хозяйского глаза.
Хрестоматийно известна честность одесских биндюжников — ещё никогда ни одна вещь не пропала. И вы вправе спросить: так в чём же заключалась опасность? Поскольку дорога предстояла долгая, возница заезжал «заправиться» в один из попутных трактиров. Увы, нынешние автозаправочные станции, то есть АЗС, скопировали с тогдашних трактиров, прежде всего, главное их завоевание — темпы «заправки». Одним словом, заглянув на «заправку» в мае, могло так получиться, что фикус и пианино прибывали на место уже только к концу августа. Но от этого в накладе не был никто, особенно биндюжник. Осенью при расчёте хозяин отваливал ему огромные премиальные — но, согласитесь, всё лето без пианино и без фикуса того стоили.
Да, люди, носящие гордое имя «биндюжник» были в Одессе всегда востребованы и уважаемы. Это естественно, большинство биндюжников были с Молдаванки, а на Молдаванке всегда был крепок генофонд. Но главным их достоинством было благородство. Вы сомневаетесь, а мы развеем ваши сомнения каверзным вопросом: «Подумайте, будь это не так, стал бы такой человек как Исаак Бабель воспевать в своих рассказах биндюжников от Фроима Грача до отца Бени Крика?». Врождённое благородство подтверждает такой казалось бы незначительный штрих: когда к биндюжнику приближалась женщина, он замолкал. Кто-то может подумать, что терял дар речи. Да, виновата была речь, но совсем по другой причине — речь биндюжника была многоэтажна, забориста и нецензурна. Другой, к сожалению, он не был обучен. Но одесский биндюжник не лишён был собственного достоинства, вот почему замолкал при приближении женщины. Жаль, что ныне некоторые наши женщины, позаимствовали у тех биндюжников не достоинство, а только речь.
Лихие лихачи
Но пора перейти ко второй группе людей с кнутом, занимающимся извозом, к извозчикам. Они составляли совершенно иную общность людей. Самым интересным в деятельности извозчиков был, пожалуй, предварительный договор с клиентом о плате за проезд, которая никогда не была постоянной, как и настроение договаривающихся.
Извозчик, торгуясь, учитывал массу факторов: внешний вид седока, торопится тот или нет, приезжий или местный, вооружён или очень опасен, но главное, один или с дамой. Отдельно учитывался вес дамы. Отметим, что в одесских экипажах сиденья всегда были более широкими, чем в других городах, ибо в Одессе таки имели, чем сидеть. При этом самым несущественным было, куда ехать.
Седок, в свою очередь, тоже оценивал ситуацию: много ли на стоянке извозчиков, удобна ли пролётка, женат ли извозчик, замужем ли кобыла. И вновь самым несущественным было то, что пассажир, вообще-то, никуда ехать и не собирался.
Да, торг в Одессе был высоким искусством! Все испортила сконструированная одесским извозопромышленником Хаимом Дронгом легкосъёмная оглобля (патент № 276008). Отныне извозчик пару раз применял патент, то есть оглоблю, и клиент легко становился сговорчив. С появлением оглобли, искусство торга многое утратило.
Особую категорию извозчиков составляли «лихачи» — эти всегда ждали выгодного случая, чтобы подвезти или офицера с дамой, или пьяного с шиком. Приятно, что и того, и другого в Одессе долго ждать не приходилось. Кстати, для коротких, как летние манёвры, офицерских свиданий существовали специальные пролётки на ритмичном ходу. Существенной технологической деталью пролётки являлся её откидной верх. Поначалу в самом интересном месте верх пролётки поднимался, дабы не разлетались предметы туалета из импровизированного гнездышка. Затем экипаж останавливался в самом неинтересном месте, т.е. в самом людном, и верх как бы случайно, опускался, и тогда уже разбегались глаза у заждавшихся зрителей. Это стоило увидеть — стоимость была по договорённости.
Особое отношение было и к лошадям. Весной, когда расцветала акация, её гроздья вплетали в гривы, крепили к конской амуниции. Летом для предотвращения солнечного удара им одевали соломенные шляпки, а гривы для проветривания заплетали в косы. Это рождало ряд досадных недоразумений у приезжих курортников. Тёмными летними вечерами, завидев эффектную шляпку да ещё с косой, они тут же начинали заезжать к её обладательнице. Так что слова «неравный брак» приобретали на курорте совершенно особый смысл.
А как уважительно величали лошадей! И Марья Ивановна, и Феодосия Парфёновна, и Двойра Фроимовна, — то есть одесские извозчики давали кобылам преимущественно имена своих тёщ. После этого было особенно приятно с криком «А ну, пошла, хол-л-лера!» клячу по-родственному протянуть хлыстом по бокам.
Так в Одессе бок о бок жили биндюжники, извозчики, их лошади и тёщи. Как ни горько, но все эти достопримечательности старой Одессы не дожили до наших дней. Все, кроме одной. Да, дожили только тёщи, потому что оказались всё-таки самыми выносливыми. И по сей день тянут они на себе и груз семьи, и тяжести кухни, и кошёлки с базара. Причём такие кошёлки — «что лошади оборачиваются». Но такую красивую фразу мог нам подарить только великий одессит, и он её подарил. Спасибо, Михал Михалыч!
Источник: odessa-life.od.ua
