Коронавирус выведет на первый план всё, что связано с онлайн-индустрией, считают Наташа Меркулова и Алексей Чупов. Режиссеры и сценаристы, давние соавторы размышляют о том, как изменится жизнь в самоизоляции, к которой они в силу профессии вполне привычны. Об этом, а также об источниках вдохновения и актуальной повестке в кинематографе Меркулова и Чупов рассказали «Известиям» во время кастинга нового кинопроекта, детали о котором пока не раскрывают, но уже известно, что часть подготовительных работ будет вестись дистанционно.
— Как спасаетесь от эпидемии?
Наташа Меркулова: Готовимся отправиться на карантин. Вышли на один день на работу, чтобы сделать актерские пробы, а потом уходим в глухую самоизоляцию.
— Кажется, для сценаристов сейчас самое благодатное время: только собирай готовые сюжеты и истории отовсюду.
Н.М.: Да, у нас текущих историй пока слишком много, мы и с ними не успеваем справляться. А за эпидемию у нас уже есть кому отвечать (намек на недавний сериал «Эпидемия» Павла Костомарова. — «Известия»). Будут делать второй сезон, наверное (смеется). А нам некогда, мы для своих проектов набрали сценарную «комнату», у нас ребята работают, раньше мы раз в неделю обязательно встречались на «Мосфильме» для мозгового штурма, а теперь придется общаться удаленно, по скайпу. Попробуем.
Алексей Чупов: Мы часто обсуждаем друг с другом, как изменится киноиндустрия. Конечно, для онлайн-платформ это самое золотое время, люди сидят дома и смотрят. Для кинопроката всё плохо. Голливуд теряет миллиарды долларов из-за переноса премьер и остановки производства. Где-то читал, что это обходится студиям в $30 млн в день.
Н.М.: Сейчас как раз ведь самый сезон для производства, весна–лето, я не представляю, что будет со всем этим.
— Можно снимать себя дома, как иранец Джафар Панахи! Он за «Закрытый занавес» даже получил приз на Берлинале.
Н.М.: Не все такие талантливые.
А.Ч.: Можно придумывать сюжеты, где все актеры работают в масках. Новый жанр — маски-кино.
Н.М.: Если серьезно, я все-таки не думаю, что это надолго и что мы на несколько лет из-за пандемии будем заперты дома. Просто какая-то Третья мировая.
А.Ч.: Не знаю… Я читал, как проходила эпидемия «испанки» по окончании Первой мировой, в 1918–1919-м, и там всё было очень жестко. Только жителям России в то время некогда было особенно по этому поводу переживать, потому что у нас в то время шла Гражданская война и помимо эпидемий было еще много всего «веселого».
— А ведь вы предсказали всю эту историю с карантином в своем новом проекте «Колл-центр». Герои оказались взаперти, у людей крыша уже едет в четырех стенах.
Н.М.: Ой, а ведь и правда! Мы об этом не думали (смеется).
А.Ч.: Крыша у людей едет, потому что им делать нечего. А у наших героев такой проблемы нет. Я думаю, они позавидовали бы тем, кто сегодня сидит на карантине.
— Что говорит ваша интуиция, что ждет мир в ближайшие полгода?
А.Ч.: Колоссальный рывок всего, что связано с онлайном. Мы даже себе этого представить не можем. Резко вырос спрос на любые услуги в этом сегменте!
Н.М.: А когда всё закончится, люди не захотят из этого онлайна вылезать. Там ведь удобнее!
А.Ч.: Уже целые фестивали проводятся онлайн.
Н.М.: Когда пришел первый удар из Китая, я сразу для себя решила: это — апокалипсис, нам всем конец. И сразу успокоилась. Ну что можно сделать против апокалипсиса?
А.Ч.: То есть, на твой взгляд, апокалипсис — это просто изменение планов?
Н.М.: Тотальное. Выживет полпланеты — и слава богу. Хотя некоторые говорят, что всё пройдет, как обычный грипп.
А.Ч.: Так значит все-таки не апокалипсис?
Н.М.: Я своего мнения пока не изменила.
А.Ч.: Я так глобально, конечно, не смотрю, меня онлайн-аспект интересует. Я вижу, как буквально за несколько дней активизировались услуги онлайн-образования. Видимо, все кинутся учиться. Теперь можно будет получить образование онлайн и сразу найти себе работу по этой специальности, тоже онлайн. Кроме того, многие компании переводят сотрудников на удаленку. Возможно, это приведет к тому, что работодатели увидят: так удобнее, не нужны гигантские офисы.
— Загибаем пальцы: МГУ не нужен…
А.Ч.: Нет, это не так. МГУ — это культурная среда, она очень важную роль тут играет. Но если удастся создать такую среду онлайн, что вполне достижимо, то и вузы в современном их понимании могут исчезнуть. Одним из аргументов в переменах классических схем будет: вы ведь видели, что было во время эпидемии? Так ведь гораздо удобнее и безопаснее, не так ли?
— Но ведь такая изоляция позволит и манипулировать людьми онлайн до бесконечности!
Н.М.: Почему-то представляю себе что-то в духе фильма «Текст», когда тебе поступают сообщения от твоего приятеля, а он давно уже умер от коронавируса. В принципе это возможно. Так можно подменить пространство.
— И контролировать сознание, как в «Матрице», «Мире Дикого Запада» или вашем «Колл-центре».
Н.М.: А у нас там и была задача — проследить, как меняется психология человека в процессе манипулирования.
А.Ч.: И проанализировать различные аспекты абсолютной власти.
— При этом вы по-фонтриеровски играете со зрителем. Террористы «Колл-центра», Папа и Мама, воспринимаются зрителем как посредники между ним и сюжетом. Как будто это вы себя так представили, а остальные персонажи — просто марионетки, модели для создания тех или иных персонажей.
А.Ч.: Папа и Мама — это не мы! Это — наши персонажи.
— В титрах не сказано, кто их играет, зато написано, кто авторы фильма. Простите, но всё сходится! Кажется, что в конце картины вы выйдете к зрителю.
Н.М.: Та степень свободы, которая была у фон Триера в сериале «Королевство», его легкость в обращении с мотивациями — это просто взрыв мозга! В этой дичи было столько реальности, правды и искренности, что мы себе тоже сказали: надо перестать думать о том, что скажут зрители, понравится ли это продюсерам, лишь бы нас штырило.
А.Ч.: Сериалы у нас разные. У фон Триера — магический реализм, у нас нечто другое. Но вот сам прием, когда режиссер заставляет зрителя поверить в совершенно невероятные вещи на экране, нам очень нравится. У нас тоже много на первый взгляд невероятного в сериале творится. Посмотрим, поверят ли во всё это зрители.
— Вот странная вещь: по нашим меркам «Королевство» фон Триера — артхаус, а в Дании это народный сериал, его воспринимали как комедийный. Очевидно, у датчан есть какое-то особое чувство юмора. Вы в сериалах «Гоголь» и «Колл-центр» работали со страхом. Есть что-то, чего боятся только у нас, особые русские пугалки?
Н.М.: «Гоголь» — фольклорный российский хоррор, выросший из наших легенд. Классно, что есть такая славянская традиция. Но мы работаем скорее со стереотипами. Так было в «Человеке, которых удивил всех», и так мы сделали в «Колл-центре». Например, интересно поработать с темой ксенофобии, поэтому мы осознанно вводили девушку из Средней Азии и мужчину с Кавказа в славянскую команду колл-центра. Чтобы все участники были вместе и стало понятно, что они равны. Особенно когда голые. Что им делить?
А.Ч.: На любую аудиторию действует страх физической боли. На нем строится большинство фильмов ужасов. Но если бы мы использовали только этот рычаг, получилось бы скучно. Мы постарались вложить в сюжет как можно больше душевной боли персонажей, и она иногда гораздо сильнее физической. Что касается «пугалок», то мы старались их базировать на актуальных для современных людей, живущих в России, темах.
— Когда смотришь сериал, такое ощущение, что авторы идут прямо по информационной повестке оппозиционного издания: Турция, Сирия, торговля органами, коррупция, БДСМ, религиозные фанатики, киднеппинг…
Н.М.: Конечно, мы бывшие журналисты-«новостийщики». Я, например, ушла из профессии, потому что мне стало понятно, что этой профессии не стало. Сидеть и переписывать чужие пресс-релизы было неинтересно. Кино дает возможность прожить несколько жизней разом. Там смотришь вниз — бездна, смотришь вверх — тоже бездна. Ни потолка нет, ни пола. Такая профессия мне подходит. А когда у тебя есть шанс использовать что-то из современной, пульсирующей жизни, это очень соблазнительно.
А.Ч.: Кроме того, это дает еще и правдоподобие. Часто смотришь сериалы, особенно российские, и не веришь им. Потому что не понимаешь, где это всё происходит, потому что такого не бывает. А актуальная тема тебе говорит: это происходит здесь и сейчас. Этим пользуются и «Карточный домик», и «Родина», и куча других сериалов.
— Вы словно перебираете актуальную тематику, пока не найдется что-то, что точно зацепит зрителя. У нас ведь очень просто: многим неинтересно про харассмент, потому что он их не коснулся и не коснется.
Н.М.: Секундочку, а кого он не коснулся?
— Ну, фермеров каких-нибудь. Какой там харассмент?
Н.М.: Да нет, вот там он как раз вовсю процветает! Фермеры — это как раз группа риска. Там можно унижать друг друга и вообще делать что угодно. Это же герметичное общество, как только вы туда попадаете, сразу обнаруживается иерархия. И становится понятно, кто кого психологически и физически насилует.
А.Ч.: Как в «Догвилле» того же фон Триера!
— Почему же все так по-разному реагируют на дела Харви Вайнштейна или Романа Полански?
Н.М.: Потому что все разные, и каждый по-своему со всем этим разбирается. Кто-то может публично выступить и сказать о том, что с ним происходило. И его никто не убедит, что Вайнштейн получил слишком большой срок. Теперь все знают, что если ты лезешь в трусы к другому человеку, не получив от него стопроцентного согласия, то имей в виду, что однажды ты тоже за это поплатишься. Мы же не знаем, сколько жертв Вайнштейна покончили с собой или много лет после его приставаний боялись мужчин.
А.Ч.: Вся эта история с #metoo — она не о Вайнштейне, а о том, что психологический ущерб наконец-то начал восприниматься миром всерьез. Он становится вровень с физическим и материальным. Это важный шаг в духовном развитии человечества.
Сергей Сычев
