В эссе «Величайшие в мире» М. Осоргин писал: «У нас в литературе три мировых имени: Толстой (наша гордость), Достоевский (наше несчастье) и Горький (наша злободневность)». С ним перекликается В. Розанов, который в 1904 году заметил: «Максим Горький весь — современность, и притом только современность». Эти оценки, сделанные в период расцвета таланта писателя и после его смерти, фактически совпадают. Значит ли это, что Горький в ХХI веке будет восприниматься как писатель, злободневный для своей эпохи и устаревший сегодня? Обратимся к другому высказыванию М. Осоргина из статьи «Максим Горький»: «Горький был неизмеримо шире и независимее в своих взглядах, чем политический деятель», поэтому «правильнее считать его не последним по времени в ряду классиков старого типа, а первым в новом литературном периоде, характер которого ещё не вполне поддаётся определению».
Горький — фигура сложная и противоречивая, познать и оценить которую нельзя, руководствуясь узкими личными пристрастиями и политической предвзятостью. Роль писателя в литературном процессе конца ХIХ — первой трети ХХ вв. и его значение сегодня только в последние двадцать лет стали рассматриваться
За последние годы в России и за рубежом всё большее число учёных и писателей обращаются к сложному, во многом уникальному явлению, именуемому Максимом Горьким. Можно сказать, что его творчество фактически изучается заново. В итоге пришло понимание того, что Горький — одна из ключевых фигур мировой литературы ХХ века, без изучения творчества которого невозможно понять историю, идейно-философскую борьбу и общественно-культурную жизнь этого периода. Волновавшие писателя вопросы о движущих силах истории, назначении человека и смысле жизни, соотношении личности и коллектива, веры и религии, свободы и необходимости, гуманизма и жестокости продолжают занимать умы людей ХХI века, ибо мир вновь оказался на пороге кризиса и глобальных перемен.
Ощущение неумолимости надвигающихся катаклизмов в конце ХIХ — начале ХХ века привело к глобальной переоценке ценностей. В философии и социологии это выражалось в развитии марксизма, с одной стороны, ницшеанства — с другой, с третьей — в попытке соединить то и другое. Гегелевское пророчество о конце истории, утверждение Ницше, что Бог умер, и марксистский «призрак коммунизма» порождали гремучую смесь, которая взрывала традиционные взгляды.
Характерной особенностью раннего творчества Горького является синтез романтизма и реализма. Но не только. Н. Михайловский обнаружил в его рассказах «тонкие и острые иглы декадентства», современный исследователь М. Нике считает, что Горький «со своим ницшеанским неоромантизмом» близок своим современникам — модернистам. Правда, замечает он, «в отличие от Горького Ницше не создавал новых богов». Как бы ни называть творческий метод Горького, ясно, что он был новаторским и положил начало литературному направлению, которое в
Возрождение романтизма в конце ХIХ — начале ХХ вв. наблюдалось не только в России, но и в литературах Западной Европы. Говоря об изменении метода, сменившего аристократический плащ Чайльд Гарольда на демократическую рубашку мужика, критик Вогюэ писал, что «возрождение романтизма происходит по всей Европе: Горький, Д%u2019Аннунцио, Редьярд Киплинг, Гауптман, Сенкевич — это всё родные братья одного духовного отца — Ницше». Предчувствие надвигающихся перемен, распадение устойчивых общественных и семейных связей порождало проблему «собирания мира» вокруг человека и поиск романтического идеала. В русской литературе начала ХХ века в связи с глобальной «переоценкой ценностей» проблема личности приобрела особую остроту. Одних писателей привлекала ницшеанская идея «истинного человека», живущего по собственным законам, свободного от всех норм общественной жизни, других — идея И. Тэна об активной личности, преодолевающей власть среды, в соединении с учением К. Маркса о зависимости человека от экономических факторов.
Горький принадлежал к тем писателям, кто воспевал человека активного, посвятившего себя борьбе за социальную справедливость и переустройство жизни на более разумных началах. Однако его, бесспорно, привлекали идеи самосовершенствования, освобождения человека от сковывающих его моральных и этических норм, а главное — идея перевоспитания личности или рождения «нового человека». Иными словами, в философском плане мысль писателя блуждала между двумя крайностями, пытаясь соединить их воедино и найти синтез. Горьковская концепция личности сформулирована в его письмах рубежа двух веков. 24 ноября 1899 г. он писал И.Е. Репину: «Я не знаю ничего лучше, сложнее, интереснее человека. Он — всё. Он создал даже Бога /…/ Я уверен, что человек способен бесконечно совершенствоваться, и вся его деятельность — вместе с ним тоже будет развиваться, — вместе с ним из века в век. Верю в бесконечность жизни, а жизнь понимаю как движение к совершенствованию духа». Заметим, не к совершенствованию социального строя, а к совершенствованию духа и самого человека. Уже одно это свидетельствует о том, что Горький не был правоверным марксистом. Он прямо признавался в письме к А.М. Скабичевскому: «Я — не марксист и оным не буду вовеки». Истинной верой Горького на всю жизнь стал Человек с большой буквы.
Горьковская программа в поэме «Человек» при всей её декларативной риторике напоминает вовсе не лозунги социалистов и не заповеди Заратустры, а универсалии Разума, понимаемые в традициях философии Просвещения. Считая историю процессом эволюционным, Горький искренне верил, что человеческие разум и воля могут многое изменить в развитии жизни. Полностью отвергая горьковскую концепцию мира и человека, критики либерального лагеря заявили о «конце» писателя, ибо истиной, по их мнению, является познание Божественного Промысла, а не проповедь человекобожия. Д. Философов упрекал Горького в том, что, «отрицая бессмертную абсолютную личность», он подменяет жажду бессмертия «суррогатом веры в будущего сверхчеловека», и советовал ему обратиться к православной религии. Однако писатель считал, что у человека будущего должна быть иная религия. Идея религиозного обновления, популярная среди философов и писателей конца ХIХ — начала ХХ века,
Горький понимал социализм как новую религию, т. е. как проявление духовной жизни. Сблизившись с большевиками и с 1902 года всячески помогая им, он тем не менее не стал ортодоксальным марксистом. Горьковская «Мать» вызвала критику В. Ленина именно потому, что рабочее движение изображалось в повести как путь к новой вере, а герои напоминали евангельских святых. Повести «Мать» и «Исповедь» стали отражением богостроительских взглядов Горького, которыми он увлёкся, прочитав работы А. Луначарского «Религия и социализм» и «Будущее религии». Осмысляя итоги 1905 года, познакомившись в Европе и Америке с разного рода социал-демократическими течениями и новейшими философскими теориями, Горький приходит к выводу, что само понятие «революция» следует углубить и расширить, включив в него идею духовного обновления человека посредством новой религии. Летом 1906 г. Горький слушал в Америке лекции известного философа-прагматиста У. Джемса, автора книги «Многообразие религиозного опыта», познакомился с профессором Д. Дьюи, физиком Э. Резерфордом, президентом Гарвардского университета Ч. Элиотом. Интерес к последним научным открытиям и новейшим религиозным течениям усилился в Италии, где он сблизился с так называемыми левыми большевиками. Вслед за А. Богдановым, В. Базаровым, А. Луначарским и их единомышленниками Горький пытается освоить новые философские течения начала ХХ века и связать социализм с богостроительством. Его занимает идея «собирания» пролетариев в единого могучего Человека, становящегося «Богом-народушкой».
Переписка Горького с А. Богдановым и В. Базаровым, ставшая известной в самое последнее время, позволяет понять глубинные истоки его разногласий с Лениным, которые особенно остро проявятся в бурные дни
В годы советской власти горьковская концепция мира и человека изменилась, но её основные составляющие остались прежними: социализм как условие духовного расцвета личности, коллективизм — основа успехов в труде, воспитание нового человека и мечта о гармоническом устроении мира: борьба с природой, «перековка» преступников, достижение долголетия. Одной из тем горьковской публицистики стало обоснование «пролетарского гуманизма». Известна его реакция на доклад А. Блока «Гейне в России» и статью «Крушение гуманизма», где говорилось о неизбежном изменении гуманизма в эпоху вихрей и бурь, когда на арену истории выходят народные массы. Выступая на обсуждении доклада 25 марта 1918 г. во «Всемирной литературе», Горький переосмыслил идеи Блока, утверждая, что в годы революции традиционная христианская идея на время отступит. Предполагалось, что её сменит «новый гуманизм», который впоследствии назовут пролетарским.
В 1929 г. он писал: «Я не сторонник террора, но не могу отрицать права человека на самозащиту», а в статье 1934 г. «Пролетарский гуманизм» (авторское название «Гуманизм пролетариата») утверждал: «Человечество не может погибнуть оттого, что некое незначительное его меньшинство творчески одряхлело и разлагается от страха перед жизнью и от болезненной неизлечимой жажды наживы». В условиях растущей угрозы фашизма, когда православная церковь на Западе объявила крестовый поход против СССР, защита общечеловеческих ценностей требовала суровой беспощадности к врагам. Горьковское утверждение «Если враг не сдаётся, его уничтожают» относилось именно к врагам, а не к невинно пострадавшим людям. Жестокая логика «пролетарской ненависти» казалась писателю единственно возможной, когда под угрозу ставился сам принцип существования СССР. Однако, теоретически признавая право на жестокость, Горький тем не менее пытался сдержать нараставший террор, спасал от преследования и гибели многих людей, пытался примирить Сталина с членами оппозиции, выступал против перегибов коллективизации.
Поиск синтеза, проблема обновления человека и его сознания, идея религиозного возрождения свойственны не только концу ХIХ, но и началу ХХI века. Приведём высказывание архиепископа Волоколамского митрополита Питирима: «Россия представляется мне экспериментальным полем Творца. Ей уготован исторический путь синтеза. Мы всё время синтезируем. В Х веке мы восприняли христианство и византийскую культуру в высшей точке её развития. Произошёл первый синтез — нашей славянской самобытности и христианства. Возникло государство Киевская Русь. В ХIII веке Русь была завоёвана ордами монголо-татар. Это было бедствие, но тем не менее она прошла и через это испытание, осуществив некий новый синтез — преодолела раздробленность и научилась ценить мощное централизованное государство, ставшее началом великой империи. Затем, при Петре Великом, мы восприняли европейскую, возрожденческую культуру опять-таки в высшей точке её развития — и, как результат синтеза, возникла русская культура
Горький действительно стал первым классиком нового направления в русской литературе. Он попытался создать принципиально иную модель мира, в которой сочетались современные научные теории с извечной народной мечтой о счастье и новой жизни. Пройдя несколько этапов освоения традиционных и авангардистских художественных систем, он пришёл к утверждению метода, базирующегося на видении действительности с высоты идеалов будущего. Социальный романтизм писателя, синтез реализма и модернизма обусловили его новаторство. Мифический Человек с большой буквы со временем превратился в реального «маленького человека» Страны Советов, а «бог-народушка» — в народ, строящий социализм.
В наши дни Горький стал осознаваться как провозвестник грядущей России, не только советской. Поздравляя его с пятидесятилетием, Р. Роллан писал: «Вы родились в конце зимы и на пороге весны, в пору весеннего равноденствия. И это совпадение довольно символично, ибо вся Ваша жизнь связана с концом старого мира и возникновением среди бурь мира нового. Вы были как бы гигантской аркой между этими двумя мирами, между прошлым и будущим, да и поныне служите аркой между Россией и Западом. Я склоняюсь перед аркой. Она возвышается над дорогой. И те, кто придёт после нас, ещё долго будут видеть её, даже когда она останется далеко позади».
Лидия СПИРИДОНОВА, доктор филологических наук, зав. отделом изучения и издания творчества Горького ИМЛИ РАН
