В октябре прошлого года Лефортовский суд Москвы вынес жесткий приговор школьнице по обвинению в хранении и распространении наркотиков (ст. 228 УК РФ). Одиннадцатиклассница получила шесть лет колонии. Для сравнения: столько в среднем дают взрослому человеку за убийство.
Возможно, это была «показательная порка», чтобы московские подростки боялись даже думать о наркотиках. Но это не сработало: число несовершеннолетних, употребляющих наркотики и оказавшихся за решеткой по 228-й статье, растет.
До того как девочку задержали с наркотиками, мама не раз обращалась в полицию. Бить тревогу родительница стала после того, как нашла свою дочь, напичканную наркотиками, без сознания (если бы это случилось на полчаса позже, ее, по словам медиков, уже было бы не спасти). Мать сообщала правоохранителям, с кем дочка переписывается, чтобы купить и употребить, просила задержать наркоторговцев. Ни к чему это, увы, не привело. Один из приятелей девочки, тоже несовершеннолетний, погиб от наркотиков, сама она еще раз оказалась в коме после передозировки.
Об особенностях борьбы с наркоманией среди подростков — в материале обозревателя «МК».
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
На 1 января 2024 года в колониях для несовершеннолетних более четверти всех арестантов осуждены за наркотики, статья 228 УК РФ «Хранение, распространение наркотических средств». (27,5% от общей массы). Еще 13 лет назад их количество не превышало 1,5%.
Первая кома
Мама Алины (имя изменено) — интеллигентная женщина, которая за последние годы превратилась в воина. Она воевала за свою дочь. И хоть Алина за решеткой, она не хочет думать, что бой проигран. Мать теперь уже борется не только за нее, а за всех подростков в их районе.
Эта история в мае 2022 года прозвучала громко. Трое подростков, два мальчика и девочка, которая, как оказалось, была звездой известного телесериала, в Москве отравились метадоном, были доставлены в реанимацию больницы им. Филатова.
В итоге под судом оказалась только девочка. За ее судьбой я следила как правозащитник, поскольку не раз ее права за решеткой нарушались, и была реальная угроза ее жизни. Но сейчас вроде бы с девочкой все в порядке, если, в принципе, что-то может быть в порядке в тюрьме. И вот ее мама передо мной, чтобы рассказать всю историю сначала.
— Когда в реанимацию попали сразу трое несовершеннолетних, у меня сразу возник вопрос: как дети получили доступ к наркотикам?
— Наверное, я лучше расскажу, как мы узнали о том, что дочь принимает наркотики. Ночью 26 января 2021 года я зашла в комнату дочери и нашла ее без сознания. Это было страшно. Посиневшее тело с заостренным носом, скрученные руки, как при трупном окоченении... По «скорой» ее отвезли в реанимацию больницы им. Филатова. Выяснилось, что у нее передозировка то ли мефедроном, то ли морфином. Дочери тогда было 15 лет. Это была первая кома, первая госпитализация.
Я залезла в ее телефон, прочитала переписку. Нашла там фото мест с закладками (там прямо стрелочками указано, где лежат наркотики). Прислал ей эти фото совершеннолетний парень по имени Максим. Не знаю, где и как она с ним познакомилась. Была там переписка с другими школьниками, С. и В., по поводу наркотиков.
В общем, картина получалась такая. 26 ноября 2021 года Алина и еще двое подростков встретились в подъезде нашего дома. До этого наркотики нашли в «закладке» и принесли в подъезд эти двое. Все вместе употребили. Алина пошла домой, где потеряла сознание и где я ее нашла.
— Вы эту информацию сообщили в полицию?
— Конечно. Я сразу же передала фамилии, номера телефонов, всю переписку в отдел по борьбе с наркотиками. У них с самого начала были данные парня (он тогда являлся единственным совершеннолетним в этой компании) и подростков. Но, как я потом поняла, никто с этой информацией не работал или работал не в должной степени.
— Почему вы так думаете?
— Дочь после больницы попала в реабилитационный центр. А когда оттуда вышла, то сразу с ними связалась. И все продолжилось...
— Можно поподробнее об этих троих?
— Два мальчика жили в одном доме, дружили, вместе в школу ходили. Совершенно обычные. Про взрослого мне мало что было известно — кроме того, что он работал в сетевом супермаркете. Как мне потом в полиции говорили: «Да это просто бомж». Может, и бомж, но никто не предъявлял ему после трагедии с моей дочерью никаких обвинений. Его не взяли под стражу. А ведь, на мой взгляд, совершенно очевидным было вовлечение, склонение подростков к употреблению наркотиков. Это статья УК.
Уже потом, когда в 2022 году было возбуждено уголовное дело против моей дочери, я ознакомилась с материалами. Так вот, в деле есть переписка этих мальчиков, С. и В., датируемая, к примеру, апрелем 2021 года (то есть через три месяца после того, как мою дочь госпитализировали в реанимацию с передозировкой). Из нее следует, что они делали закладки, употребляли сами, пока Алина была в реабилитационном центре. То есть у них шла активная, бурная жизнь. Сколько подростков на районе они могли вовлечь? Почему никто их не остановил, зная их имена? Почему никому не было это интересно? Все материалы, что я передала, списали в архив.
Если бы тогда все это остановили, то страшной трагедии не случилось бы.
— Алина вышла из реабилитационного центра и снова стала употреблять?
— Да, и все с теми же ребятами, С. и В. Вот как это случилось.
В сентябре она пошла в школу. И я поняла, что она снова стала употреблять. Как догадалась? Она пропадала, вела себя странно. 9 сентября она ушла на занятия, а домой ни вечером не вернулась, ни даже на ночь не пришла. Мне написала, что будет ночевать у подруги. Но стало понятно: употребляет наркотики. Я ей звонила, писала, она не признавалась и отключила в итоге связь.
— В полицию обращались?
— Ну конечно! Пропал ребенок! У меня все «корешки» моих обращений в полицию сохранены. В общем, написала заявление на розыск. В ОВД заметили: мол, нечего волноваться, вероятно, у девочки склонность к бродяжничеству.
Потом я из ее телефона узнала, что 9 сентября она перевела 1990 рублей все тому же своему приятелю С. на покупку наркотического вещества. Он купил и ей привез.
На следующий день Алина пришла не домой, а в полицию. Она решила, что я не приму ее после всего. Из полиции я ее забрала, и мы поехали в отделение Московского научно-практического центра наркологии. Там она провела месяц. Но это не помогло. 14 октября она вышла оттуда. А уже 17 октября ее опять не было дома. Прислала мне смс такого содержания: «Максим Л. меня украл. Это шутка. Я поехала опять употреблять. Прости. Не могу удержаться».
Я сразу поехала в полицию.
— Нашли Алину быстро? Сегодня же система «Безопасный город» позволяет обнаружить кого угодно в считанные минуты.
— По видеокамерам увидели, что Алина все в той же компании и плюс еще двое подростков из другого района. Я дала оперативнику телефон С. Он ему позвонил, сказал, чтобы Алина пришла в отдел полиции. Тот ему ответил: «Ее здесь с нами нет». То есть соврал. Она в итоге пришла в школу, откуда ее забрали полицейские. Дочери снова потребовалось медицинское лечение.
— А других подростков задержали? Опросили? Что стало с Максимом Л.?
— В том-то и дело, что никаких оперативных мероприятий не было проведено. По крайней мере, о них мне неизвестно и в материалах дела против Алины их нет. А в том же месяце скончался от наркотиков мальчик — Николай М., который был в той же компании. Алина его знала.
В декабре 2021 года я передала всю имеющуюся у меня информацию на взрослого Максима, а также подростков С., В. и других (с которыми переписывалась Алина по поводу наркотиков) в отдел по контролю за оборотом наркотиков. Более того, я нашла переписку, из которой следует, что Николай М. покупает наркотики у В.! Но ни меня, ни мою дочь никто даже не опросил. Я совершенно уверена: если бы тогда проводилась необходимая работа, то можно было предотвратить смерть Николая.
Вторая кома
— Тяжелая история. Что было потом?
— Алина прошла медицинскую реабилитацию. Потом попала в реабилитационный центр, где пробыла до конца апреля 2022 года.
— Через сколько месяцев после этого она снова стала употреблять?
— Дней. Не месяцев, а дней! Оказавшись дома, она связалась все с теми же С. и В.
23 мая 2022 года Алина вместе с С. на улице нашли закладку. Употребили ее вместе Алина, С. и В.
24 мая я нашла дома дочь без сознания. Это было еще страшнее, чем в первый раз. Теперь уже и дыхания ее я не могла проследить, и пульс не прощупывался. Одна рука была раздута (она на нее завалилась, перекрыла доступ крови, начался процесс омертвления ткани).
Когда еще в машине «скорой» везли, медики говорили: «Мама, вы готовьтесь к худшему». В реанимации сказали, что из-за руки началось заражение крови, отказали почки. Ох, это все невыносимо даже вспоминать... В какой-то момент стоял вопрос об ампутации руки. Спасибо врачам, они вытащили дочь буквально с того света. Два месяца Алина была в реанимации. Теперь у нее группа инвалидности.
— А что было с мальчиками С. и В.?
— Их доставили в тот же день в ту же больницу. Обоих в реанимацию, как и Алину. Выжили оба.
— После этого наконец началось серьезное расследование?
— Да. Уголовное дело завели только на Алину. При том, что из материалов следует, что моя дочь передала наркотик – метадон – С., а тот отправился с ним домой к В., где они вдвоем употребили. В итоге получилось, что один и тот же наркотик, поделенный на три части, употребили трое подростков. Согласно приговору именно Алина была инициатором. Кстати, ей только-только исполнилось 17 лет, В. и С. — 16 и 17 лет. В итоге С. и В. проходили по делу как потерпевшие (напомню, что по переписке умерший от наркотиков мальчик Николай получил их именно от В.). Как ее уговаривали признать вину! Угрожали посадить в СИЗО (Алина была под домашним арестом), хотя у нее рука вся была в жутком состоянии. Она отказалась, чем разъярила следователя. В общем, мы боялись, что в СИЗО она руку потеряет, и она написала то, что потребовал следователь. На суде от этих признаний отказалась. Потерпевшие С. и В. давали на суде ложные показания – я пыталась привлечь их за это, но получала отовсюду только отписки.
Суд назначил ей шесть лет лишения свободы по статьям 228.1, 228 и 230 «Склонение к употреблению» УК РФ. Алина в итоге попала в СИЗО №6 «Печатники», оттуда – в СИЗО Ижевска.
Цитата из приговора:
«Несовершеннолетняя П. сформировала преступный умысел на незаконную передачу наркотического вещества несовершеннолетним С. и В., заведомо зная их возраст. Она сбыла посредством дарения С...
Несовершеннолетний С. в период с 19.00 до 21.00 лично передал ранее знакомому несовершеннолетнему В. посредством дарения на безвозмездной основе наркотическое вещество — метадон».
— Откуда Алина брала деньги на наркотики?
— В их компании, как опять же я поняла из материалов дела, каждый что-то доставал. То один мальчик старый телефон из дома вынесет, и они на это купят дозу (она стоит 2–3 тысячи), то другой что-то продаст. Покупали они в основном так называемую «соль», мефедрон.
— Неужели такая сильная зависимость у дочери была?
— Как я поняла, зависимость от этих наркотиков сильнейшая с первого раза (при употреблении происходит бешеный выброс эндорфинов, и человек именно психологически хочет этого снова и снова). Эти наркотики сильно влияют на голову. Дочь сама осознавала, что у нее стала нарушаться память, что она плохо с учебой справляется. Но отказаться уже не могла.
— Некоторые родители, чьи дети стали употреблять наркотики, потом признавались, что мало ими занимались.
— Понимаете, у меня ребенок не был запущен никогда. Она с детства занималась спортом. Сначала синхронное плавание, потом перешла на прыжки в воду. Занимала призовые места. Потом увлекалась тхэквондо. И тоже успешно. В какой-то момент мы с ней обе бегали на стадионе. И там увидел нас тренер по пожарному спорту, предложил ей пойти к ним. Она пошла на пожарный спорт. Везде у нее получалось, везде грамоты есть.
Потом она стала в фильмах сниматься. Это было для нее что-то новое, интересное. Представитель съемочной группы говорил, что у нее способности, но просил с ней это не обсуждать. И я не обсуждала. Вообще съемки не поддерживала.
Мне было удивительно потом читать в одной газете слова начальника отдела по работе с несовершеннолетними, где она говорила про Алину (без фамилии, конечно), что все случилось из-за того, что властная мать вопреки ее воле заставляла ее сниматься в фильмах, а девочка хотела быть психологом. В том же материале она рассказывает, что якобы направила девочку на лечение. Но это не она сделала, мы сами добивались.
— А кто вообще помогал вам пройти через весь этот ад?
— Замечательная психолог в ЦСО. Вот она как-то нас (и Алину, и меня) «на плаву» поддерживала. ЦСО помогал со своей стороны отправить в реабилитационный центр. Попасть туда — большая проблема, там может находиться одновременно порядка 20 человек. Недавно открыли еще один, но там только для мальчиков, и тоже человек на 20. А проблема достигла масштаба эпидемии.
Пока я не окунулась в это, то думала: ну, есть один-два подростка-наркомана в Москве. А потом я стала изучать, кто с кем переписывается, их страницы в соцсетях. И поняла, что наш район Лефортово погряз во всем этом. И не только он. Никто серьезно не занимается профилактикой наркомании у подростков, и это в Москве! Реабилитационных центров недостаточно, попасть туда часто нереально (мы ждали своей очереди больше месяца).
— За решеткой Алина проходит лечение и реабилитацию?
— Операцию ей должны были сделать в Москве, в период ее нахождения в СИЗО №6. Обо всем уже договорились с гражданской больницей. Но в последний момент почему-то отправили на этап (до вступления приговора в законную силу). В итоге операцию провели в другом регионе, но главное — сделали. А по поводу наркозависимости... Тюрьма от тяги к наркотикам не избавляет.
Полагаю, что С. и В. и взрослый Максим продолжают распространять наркотики среди несовершеннолетних в нашем районе. В последний раз я написала обращение в ОМВД по району Лефортово 23 сентября 2024 года. В октябре 2024-го я обратилась в прокуратуру с заявлением, что все мои жалобы руководителю лефортовского МРСО и в ГСУ СК РФ по Москве на бездействие органов следствия или оставлены без фактического рассмотрения, или мне даты ответы «разъяснительного характера». Из ответа ГСУ СК по Москве следует, что жалобы на бездействие следствия перенаправлены... в следственный орган, проводивший следствие. Как такое возможно? Я прошу провести расследование против всех фигурантов продажи наркотиков, которые были замешаны в деле моей дочери.
ИЗ ДОСЬЕ «МК»:
Каждый наркоман втягивает от 4 до 15 человек в потребление наркотиков.
Может быть, мне не стоит во все это лезть. Но моя дочь рано или поздно освободится, она приедет домой. А тут ее спокойно ждет все та же компания. К этому времени они могут вовлечь сотни подростков.
Таких историй по всей стране — тысячи. Родители говорят о мефедроновой эпидемии. Сегодня подростку купить наркотики проще, чем алкоголь (паспорт никто не спрашивает). История Алины примечательна еще и тем, что семья благополучная, сама девочка — киноактриса, снималась в известном сериале. Но ни этот факт, ни две комы, которые пережила девочка, не избавили ее от наркотического плена. А сколько еще таких, но никому не известных девочек по всей Москве? По всей России?..
Прошу считать эту публикацию официальным обращением к главе СКР России и главе МВД России.
Ева Меркачёва
