Не успели дожди потушить лесные пожары, как в Россию пришла новая беда: резкий рост цен на продовольственные товары. Нельзя сказать, что его не ждали. Правительство вроде все сделало заранее: и эмбарго ввело на экспорт зерновых, и сетевикам пригрозило, и прокуроров с антимонопольщиками настропалило.
И на тебе — растет.
Хлеб пока терпимо и не по всем регионам, хотя в Москве ФАС уже обнаружила подозрение на картельный сговор (см. «Новую газету», № 93). А вот с гречкой — беспредел. По всей России крупу сметают с полок магазинов, будто завтра война, а цены увеличились в широком диапазоне — от 25 до 350%.
Это, конечно, можно объяснить — хоть неурожаем из-за жары, хоть сговором-заговором производителей и сетевиков.
Но обе версии при детальном рассмотрении несостоятельны.
Новый урожай гречки подойдет только в сентябре, и это будет хороший урожай. Основные производители культуры в России — Краснодарский и Ставропольский края, а также Алтай и еще ряд зауральских регионов. Ни одна из этих территорий от климатических аномалий серьезно не пострадала.
Что до сговора, то он возможен на рынке с ограниченным количеством крупных участников. На рынке же гречки у нас много мелких сельхозпроизводителей и оптовиков, в верхнем ценовом сегменте также много конкурирующих между собой брендов, доля которых и пяти процентов не превышает. Сетевиков обвинять и вовсе смешно: гречка в их обороте на уровне погрешности, и навлекать на себя гнев ФАС и прокуратуры ради максимизации ее продаж по завышенным ценам было бы самоубийственно.
Между тем рыночная сила, определившая рост цен на гречку по всей стране, есть. Это перекупщики. Промежуточное звено между производителями и крупнооптовыми поставщиками. Мелкие фирмы, а иногда и вовсе частные лица.
Но перекупщики ведь были на этом рынке всегда. Почему же их сейчас как с цепи сорвало?
Причина аномального поведения — в запрете на экспорт зерна. Ведь это был их основной, извините, хлеб. И если крупные экспортеры спокойно могут подождать осени-зимы, когда производители вынуждены будут продать им зерно дешево (см. «Новую газету», № 87), то перекупщики остались ни с чем. Чтобы жить, им надо торговать. И они принялись торговать гречкой.
Перекупщики хорошо знают структуру зернового рынка и давно подметили, что гречка предельно эластична по цене. Иными словами, ее покупают даже при условии трехкратного роста цен (как это было, к примеру, в 2002 году из-за настоящего неурожая).
Более того, чем быстрее дорожает гречка, тем больше ее покупают. Это уже психология нашего народа, который сметает с полок дефицит, как только товар становится «дефицитом». Сарафанное радио здесь самый действенный инструмент прямого маркетинга. И оно работает тем лучше, чем больше по телевизору говорят, что роста цен на продукты не будет.
Перекупщикам жизненно важно не только распродать товарные запасы прошлых лет, но и установить ценовую планку для нового урожая. Ведь как показывает практика, раз поднявшись, цены уже всерьез не опускаются. Это значит, что удастся вдвое повысить прибыль от продаж не только населению, но и крупным бюджетным потребителям: больницам, школам, детским садам, армии.
Действия перекупщиков в данном случае на руку и сельхозпроизводителям, которых подкосило все то же эмбарго. Цены на горючее и электроэнергию в этом году по традиции выросли, а продать собранный урожай экспортируемых культур, в первую очередь пшеницы, не получится. Тогда можно будет хоть гречку продать: ее не экспортируют, потому что никто за границей ее не ест, поэтому эмбарго гречке нипочем.
Для потребителя же это дурной знак. Без гречки, собственно, прожить можно. Но она выступает застрельщицей общего роста цен. И что хуже всего, запускает механизм борьбы с этим ростом со стороны властей, который приводит к обратным результатам.
Во-первых, любая такая активность формирует ажиотажный спрос. Во-вторых, провоцирует розницу повышать цены, пока их не заморозили. Наконец, включает у той же розницы компенсаторный механизм: если ограничивают рост по одним товарным категориям, надо увеличивать цены на другие для сохранения нормы прибыли.
В целом мы имеем естественную реакцию рынка на грубые и неловкие попытки командовать им со стороны государства. Если бы не ввели эмбарго, ажиотажный, вызванный предчувствием грядущего неурожая спрос снялся бы за счет затоваривания нашим зерном внешних рынков. Производители выгодно продали бы невеликий урожай, и не пришлось бы им компенсировать убытки за счет гречки и других товаров. Стабилизировать цены на внутреннем рынке можно было бы за счет государственных интервенций (при необходимости для пополнения интервенционного фонда часть зерна можно было бы приобрести и за границей — мы, между прочим, не в осажденной крепости находимся). А уж с локальными попытками взвинтить цены можно бороться усилиями ФАС и прокуратуры.
Но надо ведь проявить политическую волю — ввести эмбарго, потом заморозить цены.
Плохо, когда воля затмевает разум.
Алексей Полухин
