Мосгорсуд на днях признал законным и обоснованным арест многодетной матери, преподавательницы Ольги Раслиной и ее мужа, соответственно, также многодетного отца, юриста Виктора Раслина (обвинены в экономическом преступлении). Ничем не оправданная жестокость, причем вроде бы базирующаяся на строгом соблюдении закона.
Вряд ли история Раслиных — исключение из правил. В одной из камер, где содержались подозреваемые в ненасильственных преступлениях женщины, я попросила поднять руки тех, у кого двое и больше малолетних детей. Скажу вам страшное: был лес рук.
«Почему меня не забирают из садика мама и папа? Они меня бросили?!» устраивает истерику малышка, которой 5 лет.
«Мама! Ма-ма! Ма!» - кричит братик, которому 4 годика. Он инвалид, и «мама» - единственное слово, которое он научился произносить.
«Мама? Папа? А какие они? Они скоро приедут ко мне?» — спрашивает самый маленький, которому только исполнилось два годика и который почти не помнит родителей, но уже отлично болтает.
История с заключением под стражу многодетных родителей, обвиняемых в ненасильственном преступлении сама по себе — чудовищная. Ведь российское законодательство стоит на страже интересов детей, и даже для тех матерей, которых суд признал виновным, оно предоставляет отсрочку. Как это выглядит на практике: допустим, женщине назначили 6 лет колонии, но тут же дали отсрочку исполнения наказания до момента, когда ребенок достигнет 14 летнего возраста.
«Конечно, я много раз давал отсрочку матерям», — примерно так мне отвечали судьи, которых я опросила (на условиях анонимности). Мне рассказали несколько историй, когда отсрочку получали даже женщины, признанные виновными в убийстве. Судья рассуждал примерно так: если женщина адекватна, и она — хорошая мать, то интересы ребенка должны быть соблюдены в первую очередь.
А вообще закон об отсрочке родился не на пустом месте. Мудрые люди во власти пришли к выводу: восстановление здоровья (в том числе психического) детей, насильственно лишенных родителей, слишком затратно (и не всегда предсказуемо) для государства и общества. Проще говоря, при любой возможности лучше оставить ребенка хотя бы с одним из родителей.
И тем удивительнее, когда заключают под стражу еще на стадии следствия, то есть даже не признанных виновными.
Об истории Ольги Раслиной я узнала от нее самой. Точнее дело было так: во время проверки одной из камер женского СИЗО № 6, где сидят подозреваемые в экономических преступлениях, заключенные вытолкнули вперед небольшую женщину со словами: «Рассказывай!». Она заговорила про детей, которых у нее оказалось... пятеро, в том числе четверо несовершеннолетних! Брать под стражу многодетную мать можно, думается мне, только в случае, если она кого-то убила, если она представляет угрозу для своих детей. Но ничего подобного. Ольга всю жизнь преподавала, была советником одного из ведомств. Вся ее «угроза» в том, что не дает нужных следствию признательных показаний (а дело ведет аж центральный аппарат СК, даже еще при сопровождении спецслужб).
А потом суд арестовал еще и мужа Ольги. Оба родителя в СИЗО. Детей поделили между собой бабушки. И вот как немолодые женщины описывают их состояние.
— Когда маму посадили, самому маленькому было год и три месяца, — рассказывает бабушка. — Недавно мы отметили его день рождения — два годика. Родителей он почти не помнит. Научился говорить, причем, очень хорошо, и все время про них спрашивает: «Где они? Когда приедут?». Мы придумываем разные версии, но сердце сжимается... А мальчик-инвалид, которому 4 года, умеет говорить только одно слово: «мама». И он с утра до вечера зовет маму! Ольга с рождения занималась его лечением. Я, конечно, делаю все возможное, но я не могу ему ее заменить. Есть медицинские документы, где сказано, что он очень привязан к матери, что после расставания его состояние ухудшилось и может наступить «точка невозврата».
— Девочка, которой пять, уверила себя, что мама и папа ее разлюбили и бросили, — рассказывает другая бабушка. — Она не может понять, почему они вдруг перестали жить с ней, больше не забирают из детского садика. «Бабушка, с тобой хорошо, но я очень люблю маму и папу и хочу быть с ними! Почему они меня бросили? Я что — плохая?» — говорит она. Объяснить ребенку, что родители в тюрьме, мы не можем. Каждый день девочка плачет... Сил на это смотреть нет.
Тяжело переносит арест и старшая девочка, которой уже 13 лет. Казалось бы, все понимает, может справиться. Но нет. У девочки-подростка начались сильнейшие проблемы со здоровье, вызванные стрессом на фоне ареста родителей.
Еще раз: 2, 4, 5 и 13 лет — это возраст несовершеннолетних детей четы Раслиных. Они ни в чем не подозреваются и никаких злодеяний не совершали. Но государство в лице следствия и суда их наказало так, как не наказывают самых страшных преступников. У них отобрали обоих родителей.
— Большая надежда была на апелляцию, — рассказывает адвокат. — Когда избирали меру пресечения Ольге, на свободе еще был папа. И Пресненский суд посчитал, что раз один родитель остается с детьми, то можно ее арестовать. Но потом ведь взяли и папу под стражу, причем, в том же суде. Выходит, прежний аргумент уже не работает. Но апелляция посчитала, что все правильно.
Прокурор (кстати, женщина, и наверняка тоже мать) заявила, что оставшись на свободе, Раслина может скрыться (с малолетними детьми?) и надавить на следствие (на СК и ФСБ?).
Апелляционная инстанция оставила Раслину и ее мужа под арестом. Напомню, что чуть раньше эта же апелляционная инстанция признала законным арест больного подозреваемого в растрате, который ко времени судебного заседания уже три дня как скончался в камере...
Председатель СКР Александр Бастрыкин столько раз говорил, что он стоит на страже детства. Но как он относится к тому, что его подчиненные требует арестовывать до приговора обоих родителей несовершеннолетних детей?
Ева Меркачёва
