Монастырские кошки

О религии и, в частности, о монастырях сейчас пишут много. Пишут историки и богословы, благочестивые паломники и ехидные журналисты. Ещё в прошлом году в краеведческом музее маленького, но гордого города К. я прочитал на стене бессмертное советское: «Монастырь — важнейшее средство религиозной пропаганды, опирающееся на синтез искусств, на особенности человеческой психики». Однако рассказов о монастырских кошках я ещё не встречал. Попытаюсь заполнить этот пробел.

Несколько слов об отношении к кошкам религии. Прежде всего хочу заметить, что сказки о «злых чёрных котах» как представителях «тёмных сил» ни к православию, ни к религии в целом никакого отношения не имеют. Чёрными кошками пугают друг друга невежественные суеверные глупцы, психопаты и неврастеники, верящие в «сглаз» и прилипающие к телевизору, когда там показывают всякую псевдотаинственную лженаучную и антирелигиозную шизофрень. С богословской точки зрения вера в злых чёрных кошек — это неоязычество.

Есть только одно желательное ограничение со стороны русского православного христианства — не называть кошек и котов человеческими именами, прописанными в синодиках — ведь эти имена носят наши святые покровители.

Кошки живут и в монастырях, и при церквях, ловят мышей, выполняя свою прямую обязанность, но в то же время являются ласковыми друзьями человека, требующими заботы и сочувствия.

У протоиерея старца Николая (Гурьянова, %u20202002), что жил на острове Залита, двадцать восемь лет «состоял верным келейником» кот Липа, которого старец Николай, известный своей целительной силой, однажды отмолил от смерти.

Мой давний знакомый монах Филипп из маленького монастыря на Северо-Западе России несколько лет назад подобрал котёнка, который оказался на дороге и был почти раздавлен пронёсшимся мотоциклом. Котик потерял заднюю лапку, но остался живым. Отец Филипп выходил его, сам перевязывал маленькую культяпку. И какого же верного и ласкового друга он получил! Сейчас Фант — большой умный спокойный кот. Когда отец Филипп встаёт молиться — вычитывать иноческое правило, Фант садится, не шелохнувшись, рядом и внимательно смотрит на иконы. Когда же монах занят на послушаниях или работает в келье, Фант находится где-то в пределах видимости, а то, что он ходит на трёх лапах — почти незаметно, да и нужно ли верным друзьям замечать такие мелочи?

Вот уже двенадцать лет я каждый год приезжаю со своих чухонских болот в *скую п%FDстынь, что стоит на границе Калужской, Тульской и Орловской губерний — помолиться, поработать, смыть с себя грехи, суету и усталость большого города. Игумен Т., зная мой творческий зуд и будучи в курсе моих научных и публицистических статей и рассказов, шутя предложил: «А напиши-ка ты о наших монастырских кошках!» Шутка отца Т. попала на благодатную почву — я давно вынашивал эту идею и, видимо, отец игумен чувствовал это.

Итак… Однажды в июле после вечерни я сидел на игуменской скамье за Предтеченской церковью. Рядом на траве нежились две кошки, серая и рыжая. Яркое солнце клонилось уже к закату, в скиту стояла оглушительная тишина. Вдруг издалека стал приближаться звук падающей воды — всё громче и громче. Можно было определить направление, откуда приближался этот звук, — с южной стороны скита, из-за леса. Ветра не было, даже замерла листва на деревьях. Отвесно стали падать огромные редкие капли дождя, золотые в лучах солнца. Они падали всё чаще и чаще, и наконец обрушился ливень. Кошки мгновенно спрятались под моей скамейкой, а я раскрыл зонт. Ливень падал сплошной стеной сверкающими золотыми слитками, которые громко шлёпались на землю. Я заглянул под скамью и невольно рассмеялся. Кошки обнялись, вжались друг в друга и огромными зелёными глазами с ужасом взирали на это буйство природы. Через пять минут всё закончилось, земля стала парить, а кошки, что-то недовольно бубня и мяукая, прошлёпали по мокрой дорожке к трапезной. Перенесённый стресс, как известно, улучшает аппетит.

В мужской гостинице при монастыре чувствует себя хозяином усатый и полосатый кот Матрос. Он здесь уже восемь лет и честно отрабатывает свой хлеб: про мышей и забыли. Поэтому у Матроса, в отличие от прочих котов, привилегия беспрепятственного прохода через вахту гостиницы. Слишком тщательно исполняя данное свыше указание, один из гостиничных дежурных, по своему пунктуальному характеру похожий на автора этих строк, написал даже специальное объявление, которое разместил на дверях гостиницы в двенадцати сантиметрах от пола — на уровне кошачьих глаз: «Входить разрешается только Матросу. Прочим котам вход категорически воспрещён!»

Однако прочие коты и так чувствуют себя неплохо: то тут, то там в монастыре появляется всякая кошачья малышня, а мамы-кошки тщательно и заботливо вылизывают своих котят розовыми язычками: ласковая мама лежит, жмурясь и мурлыкая, на травке, а вокруг неё ползают, пищат и тычутся в неё своими тёплыми носиками три, четыре, пять разноцветных котят. Многих из них увозят с собой паломники как монастырское благословение. Мне удалось проследить судьбу нескольких монастырских котиков. Двое, Доцент и Профессор, живут теперь в культурной столице России. Они стали весьма культурными, вежливыми и учёными котами. Одна кошечка — первопрестольная жительница Матильда, гордая и надменная. Рыжий Пух — весёлый и любопытный архангелогородец. Хозяин говорил мне, что Пух столь же умён, как Михайло Ломоносов — заберётся в шкаф и экспериментирует там с галстуками и носовыми платками.

Я шёл по скиту мимо домика преподобных старцев, как вдруг у меня из-под ног в разные стороны прыснули четыре котёнка. Я не сразу разглядел их, увидел, когда только подошёл вплотную. Если бы я успел нажать на кнопку фотоаппарата, получилась бы прекрасная картинка-загадка «Найди четырёх котят» для детской книжки. Рыжий котик лежал на жёлтой деревянной перекладине, белый котёнок, как цветочек, сидел в клумбе с белыми розами, чёрный прятался за чугунной решёткой и внимательно наблюдал за мной, а серый в полоску не таясь растянулся на серых плитках дорожки, но так же был незаметен, пока не шевелился. Малыши боятся людей не потому, что люди злые, а наоборот, потому что добрые. Представьте, что сто раз в день вас хватают огромными лапами, поднимают высоко в воздух и басом начинают сюсюкать: «Ах ты, мой маленький, ах ты, мой пушистый!» Понравилось бы вам постоянно болтаться в воздухе и выслушивать всякие глупости? Вот им и не нравится. Кошки — свободные и гордые животные.

Только чёрно-бурая с жёлтой шейкой Бусинка — безропотная, терпеливая и, видимо, немного ленивая. Послушник Игорь постоянно хватает её за загривок, поднимает, показывает всем и говорит: «Смотрите, какая умная!» Умная Бусинка, закатив глаза от безысходности и тоски, вяло перебирает задними лапами в воздухе и думает: «Меня кормят и любят. И слава Богу. Чего ещё надо?»

Поздними тёмными августовскими вечерами после всенощной службы я всегда прогуливаюсь вокруг скита. Тишина необыкновенная, только стрекочут кузнечики. Слышны мерные удары деревянного била, созывающие монахов в церковь: ночью в колокола не звонят. Небо усыпано яркими звёздами. Под ногами то тут, то там тоже вспыхивают звёзды светлячков. Редкие неяркие фонари освещают то дерево с тёмной листвой и жёлтую тропинку под ногами, то зелёные скитские ворота, то розовую колокольню, расписанную суровыми ликами. Вне этих приглушенно-жёлтых световых конусов можно двигаться, полагаясь только на многолетнюю мышечную память: мои ноги знают здесь каждый бугорок, каждый поворот тропинки, подъём и спуск. Еженощно у северных скитских ворот под фонарём я встречаю Бусинку. Она, в позе сфинкса, полулежит точно по средней линии ворот и задумчиво смотрит вдаль. Я тихо приветствую её, но она даже не поворачивает ко мне своей головы. Что видит и о чём думает она? Охраняет скит? Впрочем, не будем впадать в неуместную мистику. Просто Бусинке здесь нравится.

Мне нравится здесь не меньше.

Ваш Игорь Попов

Впервые опубликовано: Православный Санкт-Петербург.- 2005.- № 9 (164).- С.6.