Оно не первое и не последнее. Это не значит, что я суперспециалист в этом вопросе. Но это значит, что люди, как и 20 лет назад, не знают, что делать, и обращаются к журналистам, потому что больше — некуда.
Я тоже не знаю, что делать конкретно. Зато я знаю тех людей, которые были в похожей ситуации и вернулись оттуда живые и здоровые. И сегодня на письмо женщины, которая живет с братом-наркоманом, отвечают Катя и Антон, которые много лет употребляли наркотики, а сейчас ходят
на постлечебную программу после курса реабилитации, и Александр Савицкий, съевший собаку именно на вопросе семейного консультирования и работе с родителями.
«Добрый день! Меня зовут Елена, мне 34 года, уроженка Москвы.
Пишу Вам это письмо, потому что пытаюсь привлечь внимание к проблеме наркоманов в семье. А точнее — как себя от них защитить?!
У меня есть младший брат, ему 31 год, он употребляет наркотики примерно с 18 лет. Много раз мы с мамой лечили его в коммерческих наркологических клиниках, где ему по большому счету снимали ломку и не более. Много раз он лежал и в государственной наркологической больнице №17 (филиал в Аннине). Эта больница — излюбленное место наркоманов. Там они узнают о новых наркотических веществах, да и просто получают опыт.
Проблема заключается вот в чем: мы столкнулись с тем, что закон полностью на стороне наркоманов!!! Их нельзя против воли лечить, нет возможности изолировать. Брат в данный момент колется глазными каплями «тропикамид» (которые должны продаваться по рецепту, но они в свободной продаже), наркоманы от них не только зрение теряют, самое страшное, что у них от капель галлюцинации! Поджег мусорное пластмассовое ведро, поднося шприц к уху, разговаривает, словно по телефону, сам с собой, со стеной. Становится агрессивным, машет кулаками перед лицом.
Набрал кредитов, которые не платит. Ворует, вымогает деньги у мамы... Она его очень боится. В день берет суммы 1200 рублей, 200 руб., 400 руб., разумеется, его «кидают» или теряет деньги, после чего требует еще денег, скандалы...
Ранее он вынес мой ноутбук, за что получил год условного наказания. Теперь — швейная машинка. Сейчас он под следствием. Но кража швейной машинки тяжелым преступлением не является, брат до суда находится дома. На наше заявление о том, что мы его боимся и ввиду его галлюцинаций он угрожает нашему здоровью, не последовало никаких мер.
Мы столкнулись с тем, что законы на стороне наркоманов! Нет возможности отгородиться от них! Им даже кредиты дают, так как банк не вправе отказать по причине здоровья. Один раз мы уже разменяли квартиру с доплатой на меньшую площадь. Это было весной 2010 года. Сейчас долги, кредиты. Мы снова будем менять на меньшую…»
Я показала это письмо Кате, Антону и Александру Савицкому, чтобы они рассказали: знакома ли им такая ситуация? что происходит? и что надо делать этой женщине?
Антон: «Пускать домой и давать деньги — это основная ошибка»
Антон, 27 лет. Употреблял 10 лет, живет без наркотиков 1 год.
— Ну конечно, мне все это знакомо... Я помню, как сам катался по полу и плакал, просил у мамы деньги. Бывало, что она давала: «На — и все, уйди!» — и говорила: «Лучше бы ты умер. Так было бы проще». Было и такое, что она не давала денег, и тогда я крал вещи. И однажды настал момент, когда она сказала: «Жить — живи здесь, но я тебя не знаю». Все, что в письме написано, так и бывает...
— Антон, а что Елена делает неправильно?
— Она дает брату деньги. Она пускает его домой. Это два самых важных пункта.
— А как же можно не пускать?
— А вот так. В это тяжело поверить, но пока она будет это делать, тот будет продолжать употреблять. А если они не пустят брата домой, то, возможно, у него будет больше понимания того, что стоит поискать выход.
Так сделала моя мама. Я убежал из центра, но когда пришел домой, мама мне не открыла дверь. И я понял, что на улицу я больше идти не готов, а домой меня не пускают. Есть единственный выход — ехать и что-то делать. Я поупотреблял полтора месяца и — поехал в центр.
— Вот директор ФСКН в интервью Би-би-си говорит, «таких случаев, когда человек прошел курс реабилитации, а излечение не наступило, природа практически не знает». А на самом деле может хватить одного обращения в ребцентр?
— Это индивидуально. Я был на реабилитации дважды. Если не сработало один раз, это не значит, что не сработает второй. И сейчас я остаюсь трезвым и радуюсь жизни лишь благодаря тому, что прошел повторную реабилитацию.
В первый раз в ребцентр я попал насильно. Мне было 18 лет. Я был не в состоянии сопротивляться родителям — ни эмоционально, ни физически. Я полежал в больнице, употребляя там наркотики, как в этом письме написано. Там я познакомился с другими наркоманами, попробовал новые вещества, нашел новые контакты... После этого была реабилитация, но программа была краткосрочная, и я особо не хотел выздоравливать. Немножко отошел и через две недели продолжил. И это длилось еще 8 лет.
Но потом настало такое время, когда я был не в состоянии дальше употреблять. Такая была эмоциональная усталость, она была даже больше, чем физическая, — а я весил тогда 55 кг. Я был абсолютно изможден и сам приполз к маме, чтобы она меня положила в центр. Я был не в состоянии дальше так жить.
Как поменялись потом отношения с родителями?
— У меня вообще тяжелая ситуация произошла. Я много чего переживал в реабилитации. Не буду говорить, что там все было приятно, разные были моменты. Там я радовался, но и грустил, злился, очень много боялся. Но это жизнь — там я научился переживать очень многие ситуации. И вот в реабилитации я узнал о смерти своего папы. И я это там пережил. Именно с помощью консультантов, психологов и своей группы. То есть если бы я столкнулся с этим в городе, неизвестно, что бы со мной было. Но мне удалось остаться трезвым.
А с мамой отношения у меня сейчас строятся, налаживаются, она тоже выздоравливает на группах (группах самопомощи для родственников наркоманов «Нар-Анон». — Авт.). И только благодаря тому, что она выздоравливает, сегодня у нас есть взаимопонимание. Теперь она знает и про мою болезнь, и про свою болезнь. Раньше мы только обвиняли друг друга. А теперь у нас выстраиваются отношения. И они реально новые.
Катя. Употребляла 10 лет, живет без наркотиков больше 1,5 года.
— Все, что я сейчас прочитала, было и у меня тоже. И это был замкнутый круг. Потому что когда приходило осознание своей одержимости, в которой я совершала все эти поступки — кражи и так далее, то единственный выход, который я видела, — это употребить еще. Соответственно, для того чтобы это сделать, я опять шла на те же самые действия. Это продолжалось годами. И сама я этот круг разорвать не могла.
Все становилось только хуже, в итоге мне надо было в день 12 тысяч рублей. Где их найти, было неясно, и я жила в этом страхе постоянно. И, как загнанный зверь, я постоянно была агрессивной, воровала... Все, что сказано, я все это прекрасно понимаю... И вдруг меня оттуда выдернули.
— Выдернули?
— Да, сама я никак не могла прекратить. Каждый вечер я решала, что больше не буду, и на следующий день об этом решении быстро забывала. Здесь не идет речь о силе воли, характере — во мне внутри не было ресурсов, которые бы позволили мне это прекратить.
И мои родители приняли достаточно агрессивные меры. Это была не первая попытка меня лечить, но я всегда убегала. Я не верила в лечение, потому что люди, которые меня тогда окружали, тоже ложились в больницы, выходили и тут же возвращались к употреблению.
А тут меня пристегнули наручниками к маме и повезли в больницу, иначе я бы по дороге опять убежала. Я отлежала 21 день в детоксе, и после этого приехали трое крепких ребят сопровождать меня на реабилитацию. А я была внутри совсем уже порушена, у меня не было сил сопротивляться, я только возмущалась словесно, но не очень сильно... Они меня погрузили в машину, и тогда я увидела, что из сумок торчат валенки, пуховик... А была весна, и я поняла, что это надолго.
Так и вышло. Меня отправили на длительную реабилитацию, и я рассказываю об этом именно потому, что проблема не решается детоксами, как Елена пишет. Если бы меня тогда из детокса выпустили, я уже была готова снова употреблять...
— То есть можно только так жестко?
— По-разному. Кому-то менее жесткий вариант подойдет. Но вот именно со мной по-другому бы не сработало. В центре был высокий забор, и благодаря ему я сегодня трезвая. Иначе я бы давно оттуда ушла. Я и пыталась убежать на четвертый день. Но осталась. А потом пробыла там первый месяц и уже не просила о выписке. Я понимала, что что-то происходит, что-то меняется. И там я, помню, начала смеяться — трезвая. Смех был настоящий, я так не смеялась никогда. С 13 лет я употребляла наркотики, алкоголь начался чуть раньше, и никогда не было такого искреннего смеха. До слез.
Мне там было легко, меня поддерживали, а в дальнейшем стали появляться новые ценности.
— Но сами вы бы на реабилитацию не пошли?
— Я бы никогда в жизни не подписала бумаги, что я согласна на длительную реабилитацию. Мне было слишком страшно представить свою жизнь без наркотиков. Она была невыносимой, но мне казалось, что если еще и наркотики заберут, мое обезболивающее, тогда это станет вообще ужасно!
И все бумаги за меня подписали родители. Так что было бы желание с их стороны. А брат этой женщины, Елены, — он не может принять решение о своей реабилитации. Ему надо, чтобы это решение приняли за него.
— То есть такой выбор сделать за человека можно?
— Выбор... Уже трезвая я осознала, что натворила, и мне было так больно, потому что отношения с семьей были полностью разрушены. И когда мне на реабилитации сказали, что мое состояние — это болезнь, мне было нереально трудно самой в это поверить. Я сама не верила, что больна. Я чувствовала себя очень виноватой, а мне говорили: «Ну ты же гриппом болела в детстве и виноватой себя не чувствовала?» Я думала: «Идиоты, нашли что сравнивать... Здесь же я употребляла. Это был мой выбор...» Но на самом деле — это я потом поняла, — когда я первый раз попробовала наркотики, это, может, и был мой выбор. А в дальнейшем у меня его уже не было. ...Если бы это был мой выбор, это бы не длилось 10 лет...
А вот сегодня каждый трезвый день — это мой выбор. Мне его дали. Сама я это никак остановить не могла.
Александр Савицкий: «Одни и те же грабли...»
Александр Савицкий, директор постлечебной программы реабилитации, семейный психолог, 11 лет работает с зависимыми и их родителями.
— Александр, а что скажете вы?
— А что здесь можно сказать? Классика жанра. Сейчас Елена всячески потакает употреблению своего брата и перекладывает на него ответственность. Взять больницы — родственники 500 раз кладут брата в одно и то же место, при этом его же и обвиняют, что он там учится плохому. А для чего наступать на одни и те же грабли?
При этом они ждут адекватного поведения от абсолютно инфантильного и развращенного употреблением человека. Это одна из ошибок родственников и близких зависимых: им трудно понять и принять, что физический возраст не имеет ничего общего с возрастом психологическим. Они ждут, что зависимый человек будет вести себя как взрослая личность…
А он не может. У зависимых эта часть личности не сформирована. Он не может, как правильно сказала Катя, принимать адекватные решения. Все его решения продиктованы зависимостью или страхом остаться без основного способа справляться с собой и окружающим миром.
— А все мамы одинаковые в такой ситуации?
— Все разные. Но эта женщина уже устала, у нее есть право злиться. Честно. Елена не знает, что делать, при этом пытается искать информацию. Она же письмо прислала не просто пожаловаться, она прислала его от отчаяния. Другое дело, что она не ищет людей, которые справляются.
— Если она наберет в поиске «лечение наркомании, реабилитация», как ей оценивать то, что она получит?
Катя:
— Когда люди находятся в отчаянии, они легко готовы верить в чудеса, в то, что есть какая-то пилюля. Я бы остерегался мест с явным религиозным уклоном, какими-то радикальными методами воздействия — будь это хирургическое вмешательство или гипноз — и тех, где указано «70–95% выздоровлений». Так можно и в секту попасть. Важно быть реалистичной. Когда нет крайностей, все остальное работает.
— Смогут ли мама с сестрой решить проблему сами?
Катя:
— Человеку 31 год, употребляет он с 18. Получается, за столько лет его семья ничего не смогла сделать. Так, может, перестать бороться с этим самостоятельно? Может, действительно попробовать спросить у тех, у кого получилось? Это только так кажется, что если столько лет спасать, то это однажды поможет. Явно что-то не то делается все эти годы.
Антон:
— Елена пишет, что больницы не помогают, и кладут его туда. Что срок его не останавливает, и снова обращаются в милицию. Нет, это все не выход.
— А как надо?
Антон:
— Намного проще обратиться к таким же, как они, и обратиться для начала в группу самопомощи для родственников наркозависимых «Нар-Анон». Это единственный выход. Им остается только поверить и пойти. Мама моя сейчас просто счастлива, что такие группы есть.
Катя:
— А самому наркоману может помочь только такой же наркоман. Моя мама — она сейчас тоже начинает узнавать, что такое болезнь, зависимость. Но как бы сильно она меня ни любила, она не может понять, что со мной происходит, потому что она не была там, где я была.
А мне помогли такие же люди, как я, которые когда-то были там, в употреблении. И когда я однажды пришла на группу «Анонимных Наркоманов», я сказала: «Почему мне раньше никто не сказал, что так можно!» У меня не было сомнений, что все эти люди, которых я там увидела, когда-то употребляли. Но при этом они были трезвые, а кто-то уже много лет. И во мне поселилась надежда, что я тоже могу быть трезвой много лет. И всю оставшуюся жизнь.
Александр:
— Ребята говорят все верно. Но я бы добавил, что никто в данной ситуации не отменял профессиональной помощи. И если мы говорим о зависимости — наркомании, алкоголизме или игромании, — то необходима длительная профессиональная помощь коллектива разноплановых и подготовленных сотрудников, которые помогут замотивировать человека на лечение, пройти детоксикацию, разобраться с причинами, которые привели человека к употреблению, и дать новые инструменты для того, чтобы была возможность не вернуться к употреблению после выписки.
Этот разговор происходил перед собранием группы «Анонимных Наркоманов» на Арбате. Был страшенный ливень, и вода заливалась по ступенькам в подвал, где мы сидели. Но все время подходили все новые и новые люди — мокрющие, но веселые.
И я думала: это же те самые люди, которых общество готово похоронить. О ком обычно говорят: «бывших наркоманов не бывает», «наркоман — это тень человека». Но эти были — живые и счастливые. А если представить, сколько групп идет каждый день по России, то... все становится небезнадежным!
Узнать о группах «Анонимных Наркоманов» — (495) 505-33-96.
материал: Анастасия Кузина
