Накануне юбилея актриса Ирина Рахманова вспомнила о самых ярких эпизодах жизни

— В раннем возрасте вы, наверное, увлеклись театром, раз пошли туда работать? Почему позднее он не стал для вас чем-то важным?

— О театре я не мечтала. Мы жили в Подмосковье, и меня в школьные годы возили на спектакли, но они не произвели какого-то сильного впечатления. В моем представлении это было место для избранных. В конце 90-х мой брат и наш с ним лучший друг работали осветителями в Московском ТЮЗе. Я стала к ним приезжать, смотреть спектакли. Было мне 13 лет. Там все иначе разговаривали, по-другому относились друг к другу и ко мне, совсем не так, как в школе. Мои ровесники в то время находились в бурном периоде, экспериментировали с алкоголем, гормоны играли. А в театре люди обсуждали книги, спектакли, фильмы. Контраст с обычной жизнью был яркий.

— Вы пришли при Генриетте Яновской? Какое впечатление она на вас произвела?

— Да, это был театр Яновской, но я ее очень редко видела. Старалась не высовываться, не лезть, куда не надо. Я же училась в школе и не могла бросить все и сидеть на репетициях. Мне хватало того, что я присутствовала на прогонах и спектаклях. Режиссеров видела издали.

— А брат ваш до сих пор в театре?

— Он продолжает работать осветителем, но в кино прошел долгий путь, уходил, что-то менял. А наш друг Максим Бирюков стал художником по свету, ставит в разных театрах. У них особое отношение к тому, чем они занимаются, что и делает любого работника творцом. В этом смысле они стали для меня ориентиром. У меня с театром связана смешная история. Я сидела в ложе, вела спектакль «Два клена». И вдруг один клен мигнул и исчез. Это была я: задумалась, случайно щелкнула тумблером, и софит погас.

— После такого опыта от театральной жизни сложно отказаться.

— А я и не отказалась, поехала за компанию с подругой поступать в Международный славянский институт и поступила. Мне кажется, что я осознала, чего хочу, только после первого курса.

— Вы учились на актрису театра и кино?

— Да, диплом там как в обычном театральном вузе. И, как и в любом театральном вузе, там ничего про кино не рассказывали, готовили только к сцене. Может, сейчас стало по-другому. В кино же совсем другая манера игры. Важно, чтобы у студентов было хотя бы минимальное понимание того, что они делают, когда оказываются на съемочной площадке.

— Хорошо, что отпускали сниматься.

— Я поехала на съемки фильма «Ехали два шофера» по окончании второго курса. Из-за этого на два месяца опоздала к началу учебного года. Но мой педагог Людмила Иванова радовалась тому, что ее студенты работают, поощряла нас в этом.

— Она была прекрасной актрисой театра «Современник», ее знает у нас, наверное, каждый, благодаря «Служебному роману» Рязанова.

— Людмила Ивановна была страстной натурой. Если любит, так любит. А кого любила, того и била, не гладила по головке. Она сражалась за студентов, за свой театр «Волшебная лампа». В ее жизни не было ничего формального. Всех студентов она контролировала, высказывала все, что у нее накипело. Она уже с трудом передвигалась, но все равно приезжала в институт, принимала экзамены, ставила с нами отрывки. Фантастика, как она поднималась по высокой, крутой лестнице. В какой-то период мы ездили к ней в театр репетировать.

— На вашу долю выпало не самое прекрасное время в российском кино.

— Хорошо помню пустую, заброшенную студию Горького. Идешь по коридорам, кабинеты закрыты, только котики бегают. Помню «Мосфильм» опустевший и битком набитый, когда коридоры гудели как ульи. Мы разносили свои фотографии по кабинетам. Тогда не было агентов, пользовались в основном актерской картотекой. Мобильных телефонов тоже не было, только появлялись пейджеры. Я возвращалась домой, и мама сообщала, кто мне звонил. Я садилась за домашний телефон и отзванивалась.

— Александр Котт тоже нашел вас по фотографии?

— Его брат Вова Котт увидел меня в картотеке «Мосфильма». Он работал на фильме «Ехали два шофера» вторым режиссером. Мне позвонили, и я поехала на пробы.

— Как вы попали в балабановские бани?

— Попала я к нему случайно. Все в моей жизни происходит случайно. Меня подружка и однокурсница позвала за компанию съездить на пробы.

— Вы снимались в банях на Васильевском острове, куда любил ходить сам Балабанов?

— Нет, в Москве, в Сандунах. Второй «Брат» снимался в Москве и Америке, а первый в Питере. Меня утвердили со словами, которые Леша сказал обо мне: «Вот та девочка, с которой мы про книжки говорили». Алексей сам проводил пробы. Мы с ним про книжки поговорили, о том, что читаю. Маркеса обсудили. Было забавно. Балабанов был удивительным человеком и великим режиссером с большим предчувствием времени, мощной интуицией. И оператор Сергей Астахов — мой кумир. Мы встретились на «Брате-2», а когда снимали «Шоферов», использовали его дельтапланы. Меня восхищает, что оператор придумывает такие устройства, которые определяют новое направление. Американцы вообще сходили от него с ума, удивлялись, почему оператор этим занимается.

— Здорово, что удалось встретиться на начальном этапе с такими людьми.

— Были бы другие, не знаю, захотела ли бы я всем этим заниматься.

— Какие у вас были амбиции? Чего хотели добиться в профессии?

— Сложно сказать. Мне так все нравилось. Опять же, это было ярким контрастом всему тому, что я видела раньше. Всего один съемочный день у Балабанова, а я помню, как вечером приехала домой с ощущением, что прожила огромную жизнь. Столько всего было за этот день. И я поняла, что хочу жить в этой новой жизни. На площадке люблю все. Мне нравится сам процесс, то, как все организовано, из чего выстраивается кадр.

— Разве это не утомительно — сидеть целый день на площадке и чего-то ждать.

— Во-первых, я не сижу и не жду. Научилась за столько лет в кино высыпаться за пять минут, отключаться, дозировать себя, чтобы не потерять настрой и не скиснуть. Мне важно знать все, что происходит на площадке. Могу у плейбека посидеть, если режиссер не возражает. Это дает понимание того, как работают цеха, что делает оператор. Это не просто ожидание. Ты в этом варишься. Мы на «Шоферах» ездили на площадку даже в выходные дни. У всех это было первое кино.

— Если говорить о людях, которые что-то важное открыли вам в профессии, то кто они?

— Было два фильма в моем юном возрасте, которые меня повернули в сторону кино. До этого я нежно любила советские и европейские фильмы. А кино 90-х не принимала. Мне оно не нравилось. И вдруг появились «Брат» Балабанова и «Страна глухих» Тодоровского. Эти два режиссера открыли мне глаза на то, что кино прямо сейчас существует. Ух ты! И так можно? Алексей Балабанов во всех смыслах поменял меня своим отношением к людям. Более доброго режиссера я в своей жизни не встречала, хотя мне везло на хороших, человечных режиссеров. Но Балабанов навсегда остался для меня фантастическим человеком. Как он любил свою группу, как к ней относился! В обед всех обходил, спрашивал, все ли поели. Понадобилось много лет, чтобы я поняла, чего стоило в те годы снимать с переработкой в Сандунах, имея малюсенький бюджет. Вода в бассейне остыла, была ледяной, но мы, эпизодники, массовка, ничего не говорили. Это Балабанов подошел и сказал: «Вы обалдели, что ли? Грейте воду. Будем ждать». И группа ждала, пока нагреется вода в бассейне ради единственного прыжка в воду. Включили сауну, чтобы мы согрелись. Мы для него были тоже люди, невзирая на то, что завтра нас на площадке не будет.

— Работая потом на других картинах, всякого навидались?

— Я сталкивалась с чудовищным отношением к группе как таковой, когда люди считают, что вокруг рабы и можно позволить себе все что угодно. А я это не люблю. Профессионализм — это замечательно, но если не уважать и не слышать друг друга на площадке, то все развалится. Нас еще в институте учили, что есть некий птичий язык. Он есть у семейных пар, друзей. Мы можем общаться с близкими людьми при помощи знаков, жестов. И на площадке такой язык должен быть. На его выработку требуется время. Невозможно, когда люди ругаются, а потом заходят в кадр. Понятно, что мы живые люди и будем выяснять отношения, будем чем-то недовольны, но мы должны говорить на одном языке. Я готова идти за капитаном корабля, но это должен быть режиссер. Он устанавливает правила на площадке. Если режиссер приходит утром и здоровается со всеми, то уже на второй день и остальные начнут это делать активнее. Если он помнит всех по именам, то все их запомнят. А если обращается: «Эй, ты! Как тебя там?» спустя две недели после начала съемок, то все так и будут друг к другу относиться. Я верю в то, что кино — коллективное творчество, и от каждого человека на площадке зависит результат. Я видела рабочих, готовых ради того, что происходит в кадре, сделать что угодно. Не надо было их звать, кричать, чего-то требовать. Они стояли, как сторожевые, и следили за тем, чтобы ни один пакетик мусора не попал в кадр, лишняя машина не проскочила. И видела людей, которые разворачивались и уходили, а машина едва не сбивала актеров.

Если я подписалась на проект, то мое отношение не будет меняться от того, фестивальное это кино или проходной сериал. Я буду работать одинаково, потому что это все равно моя работа, и я ее люблю. Честность и уважение — базовые вещи. Все мы хотим делать что-то восхитительное, но не всегда есть для этого возможности. Но надо сделать все максимально хорошо в той ситуации, которую имеем.

— Время идет, от юных барышень вы переходите к взрослым ролям. Чувствуете, как меняется взгляд на вас?

— Еще как чувствую. Я попала в самый невыигрышный возраст в России. Это в Европе любят кино про взрослых людей, которые живут здесь и сейчас, а не только про юных и длинноногих красавиц. Хотя что-то стало меняться. Мой флагман — Аня Михалкова. Она поворачивает кино в нужную сторону. Я радуюсь этому. Во-первых, она потрясающая актриса. Во-вторых, она живой, нормальный человек. С ней стали снимать кино про «обыкновенных женщин». У нас про сорокалетних мало что есть, а в советском кино было. Зритель же себя идентифицирует с героями, и это не только 20-летние девочки с развевающимися волосами. Мы шутим с коллегами, что нас ждут комические старухи. Эта ниша свободна.

— С ними, между прочим, беда.

— Согласна, но я вижу перспективы. Хотелось бы, конечно, до этого еще хорошо поработать. Конечно, спрос сейчас меньше и предложений меньше. Но я уверена, что все наладится.

— Какой возраст был самым интенсивным?

— С 18 до 35 лет. Я родила ребенка, и возникла пауза. Но в кино ведь как бывает: ребенок уже вырос, в школу пошел, а все думают, что ты в декрете. Я в первый раз вышла на площадку, когда моему сыну было месяца четыре. Взяла его с собой. Он спал с бабушкой в вагончике, а я к нему заходила между кадрами. Ездила на съемки к Дмитрию Месхиеву, когда сыну было около года. Это совсем несложно.

— Скоро и сын начнет сниматься.

— Я много работала с детьми на площадке. Пока он этого не хочет, я сама не поведу ни за что. Захочет — пусть пробует.

— А вам бы чего хотелось?

— Кино про жизнь, а не про зомби-апокалипсис и глобальные катастрофы. Оно же было. «Питер FM» Оксаны Бычковой. Я хочу такое кино про сейчас, про себя в том числе. У меня во Франции есть друзья — режиссеры и актеры. Они говорят: «Подожди. У тебя же сейчас золотое время. Багаж, знания». А я им отвечаю, что да, оно бы было золотым, если бы я была француженкой. А в России у меня, к сожалению, не золотая эра.

— Чем вы занимаетесь, когда возникают паузы?

— Ребенок заполняет все паузы. Но кино, работа как таковая, всегда останутся важной частью меня самой. Без этого я уже не я. Знаю, что бывают у актеров перерывы в десять лет, и все быстро заканчивается. Грустно! Я так не хочу. У меня есть особенность, с которой я смирилась. Когда я в процессе, работаю, то могу писать и редактировать сценарии, режиссировать. Но когда возникает пауза, я все это теряю. Стараюсь не впадать в отчаяние, гоню его от себя. Но я импульсивный человек. Меня звали в режиссуру, но я была не готова брать на себя такую ответственность. Сейчас бы я, наверное, попробовала, но желания пойти учиться на режиссуру нет. Я люблю на площадке быть ведомой. Мне нравится познавать чужие миры. Когда ты режиссер, то сам создаешь миры.

— Чем живете сейчас?

— Много времени провожу с сыном. Ему пять лет. В воспитании отталкиваюсь от его особенностей. Разбиваются в прах мои амбиции, желания и представления. Все, чему мы не научились за жизнь до материнства, приходится проходить интенсивно.

— При этом снимаетесь?

— Недавно закончили снимать «Детектив на миллион». Будет еще один сериал, где у меня не очень большая роль, но любопытная. От каких-то предложений отказываюсь, если понимаю, что работа не имеет смысла. А чего-то еще жду.

Светлана Хохрякова

Источник