Нас жизнь тренировала очень сильно и больно била обо все углы…
Когда ты мало проскакала
Эксперименты жизнь над нею ставила. И столько их поставила она!
Что та, кого жизнь много изучала, прожить от этого сумела очень мало.
И перешла так тихо в мир иной, и мире том и обрела она покой, которого при жизни ей не доставало. Да, жаль, что прожила она так мало…
Ей вслед вздыхали очень грустно:
«Такую где б ещё найти? Уж точно ведь не под капустой… Ведь ей цвести бы и цвести… Найти ведь надо нам такую, чтоб трудно было извести…»
И всё ж такую извели. Теперь цветочки там цвели.
А жизнь тихонько приходила и у могилы всё стояла...
И жизнь тихонько вопрошала:
«Ну почему же ты так мало?.. Ну почему же ты так мало была со мной, моя душа?.. Спасибо, что тебя узнала… Я сразу ведь тебя признала!
Хоть и жила ты не спеша, но всё же ты с коня упала… И проскакала очень мало… Как жаль, что мало проскакала… Как жаль, что и коня ты загнала́…»
Кадр из х/ф фильма «Левиафан», реж. Джордж Косматос, 1989
Росли цветочки на могиле
Росли цветочки на могиле… И были те цветочки в силе.
И кто-то на могилу приходил. И даже что-то говорил. И даже иногда хорошие слова. Но, правда, чаще о погоде. Хорошую погоду он любил. Вот о погоде он и говорил все те хорошие слова, что говорить положено нам на могиле. Как и цветочки, был он в силе.
Цветочки слушали его, не понимая ничего...
Но кто-то приходил всплакнуть. О том, как жаль, что не вернуть. О том, что рано прерван путь. Да, кто-то приходил всплакнуть.
Цветочки головы склоняли. И капельки росы роняли…
Росли цветочки на могиле… И были те цветочки в силе…
Не помогайте чересчур!
Когда кому-то помогаешь и помогаешь чересчур, то пуповина вырастает, змеёй тихонько обвиваясь.
Змея свивает свои кольца, как анаконда вокруг жертвы, и жертву душит ту в итоге.
Не помогайте чересчур!
И о себе не забывайте.
Бегите прочь от анаконды.
И жертвою не становитесь…
Но только в луже обретаю я покой
— Вы некрасиво в лужу сели! — ему сказали, мимо проходя. — И хоть сидите вы на ме́ли, вы в луже всё же б не сидели, простудитесь вы, в ней сидя.
— Так я всё время в ней сижу. Нет, иногда ещё лежу. И хоть до берега подать совсем рукой, но только в луже обретаю я покой... — сказал он им в ответ и в стиле эпатажном кораблик в луже запустил бумажный.
Не лучше ли на хвост вообще не наступать?
Когда нам дверью прищемляют хвост, мы оглушительно орём. Когда ж мы сами хвост кому-то прищемляем — «Чего орёшь?» — его мы осуждаем. И можем так его мы долго осуждать. Не лучше ли на хвост вообще не наступать?..
Под горку нам легко съезжать
Ведь это только на вершину, подставив солнцу свою спину, когда нас что-то позвало, карабкаться нам очень тяжело. Под горку же легко съезжать, о том не надо забывать.
Но вот иному и по ровному пути, и здесь нет спору, идти почти вот так же трудно, как ползти — совсем как в гору.
Когда у жизни ты в расходных материалах
Она всегда была у жизни словно в расходных материалах. И жизнь её расходовать старалась, и сколько ею все углы не натирала, она никак не истиралась, а только сильно истрепалась.
Иной расходный материал мы так расходуем, не доводя его до края, чтобы расходовать себя он долго позволял… чтоб долго жил он, ни на что уж не взирая…
Наталья Майорова
