Про таких говорят: разносторонний. Сочиняет стихи и музыку, сам поет, пишет сценарии, играет и режиссирует в кино и в театре, даже озвучивает мультфильмы... Мы встретились с Сукачевым в дни, когда стало известно, что Владимир Путин будет участвовать в выборах президента. Музыкант признался, что крайне позитивно к этому относится.
– Игорь Иванович, честно говоря, я удивлен. Вы всегда вроде в оппозиции к власти…
– Почему вы так решили?! Рад, что Владимир Владимирович выдвигается на президентский срок, который будет, между прочим, последним, по закону. На сегодняшний день, как гражданин России, я понимаю, что это не только справедливо, но и крайне необходимо.
– Ну, закон можно поменять, как это сделали, когда президентский срок увеличили. Могут и еще что-нибудь отредактировать.
– Что-то мне подсказывает, этого не будет. Путин ни разу меня не подвел. Его слова в целом всегда ответственны. А в частности… Можете мне привести довольно много доводов, которые не будут соответствовать моей точке зрения, и будете так же правы. Поэтому ваше право что-то изменить – идите на выборы.
– Так из кого выбирать-то?
– Тогда не ходите на выборы. Где начинается ваша свобода, там заканчивается моя. И наоборот. Я не имею права никого ни к чему призывать или агитировать. Никогда этого не делал. Задача искусства – объединять, а не разъединять людей. Но у меня есть мое мнение и право пойти и проголосовать, как считаю нужным. Скорее всего отдам свой голос за кого-то другого, а не за Путина.
– О как! Почему?
– Потому, что он легко обойдется и без моего голоса. Но я серьезно подумаю об альтернативных партиях, которые представлены в Государственной думе. Когда я голосовал и за ЛДПР, и за коммунистов, то понимал: им тяжело. Делал это осознанно, зная, что Путин будет президентом. Но как отдельный человек – Игорь Иванович Сукачев – знаю, что могу помочь какой-то партии.
– Ну, те партии и их лидеры столько лет уже выдвигаются. А тут есть новые лица. Например, Ксения Собчак. Может, за нее отдадите голос?
– Послушайте, унизительно это обсуждать. Для вас значимы такие имена, как Юрий Гагарин, или академик Курчатов, или маршал Жуков, или Мстислав Келдыш?! Как можно обсуждать Собчак в роли будущего президента?! Мы же великая страна! Я не об уважении или неуважении. Пусть она хорошая мать или телеведущая. Ко всем женщинам я хорошо отношусь… Ну когда же это кончится?! Понимаю, что нужны деньги, популярность, всем нужно жить. И ей тоже. Но серьезно об этом говорить не могу. Знаете, сейчас время хомяков, особенно в Москве. В голове: крупа, макароны, лежать, не раскачивать.
И все рассуждают поверхностно. И никто не хочет изучить, понять, попытаться вникнуть.
– Ну почему же?! Рейтинги политических ток-шоу высокие. Люди смотрят эти споры, драки, наверное, через них изучают и вникают?
– Ну это же ток-шоу! Шоу! Есть сценарий, есть массовка. Моя жена вчера перед сном посмотрела шоу Володи Соловьева и задала вопрос: «Ой, что это и кто это?» Оля, говорю ей я, ты со мной живешь всю жизнь, видела, как я снимаю кино. Предположим какое-нибудь телешоу. Выбираем массовку. Сидит человек в очках, и рядом с ним скорее всего посадят человека в галстуке, но в другом возрасте. А вот потом другой будет в свитере со снежинками или оленями. То есть они покажут разные социальные слои. Так же и герои передач. И не они орут, а режиссер ими управляет. Да, зомбируют, и это во всем мире так! Но если это идет, значит, приносит доход и есть рейтинг! Тут лекцию прочитает вам Константин Львович Эрнст.
– Игорь Иванович, после Нового года многие опять спорили: должны ли быть в новогодних «Огоньках» одни и те же лица. Год назад против Пугачевой вообще были петиции.
– Одни и те же лица пусть будут! Да, бывают новогодние «Огоньки» катастрофически ужасными! Шабаш какой-то по сути и по содержанию. Но не в Пугачевой дело. Каналы борются за зрителя и конечно же пытаются что-то придумать. Но наши с вами желания никогда не совпадут с их желаниями. Я был маленьким, а Кобзон уже пел. В двадцать лет я был сильно против него. А сейчас мне – пятьдесят восемь и к нему отношусь с глубочайшим почтением и уважением. Дурацкий пример, наверное. Ну, кто остается за столом после боя курантов в новогоднюю ночь? В массе своей – люди за 35 лет. Семейные люди, которым не нужны ни рэп, ни рок. Им нужны веселые праздничные песни. И даже новые хиты им не нужны, хотят вспомнить то, что было. Такое тихое доброе время – Новый год. Ни Пасха, ни Рамадан так никого не объединит, как Новый год! И должна быть музыка хорошая, которую все знают. Но молодежь не смотрит «ящик», как и мы когда-то сплошное «Лебединое озеро». Интернет им интересней. Сейчас мне и жене интересно смотреть телевизор в Новый год. Мы в годах?! Да.
– Как-то побывал на спектакле «Анархия», который вы поставили в театре «Современник». Впечатления остались самые позитивные, несмотря на то, что кто-то критиковал постановку за нецензурную лексику. А почему вы сами там не сыграли главную роль – музыканта?
– Ответ прост: потому что я – режиссер этого спектакля и не должен был там играть. Но от меня что-то там присутствует. Во всяком случае, некоторые мои товарищи так и говорят: «Послушай, по-моему, Михаил Олегович Ефремов играет тебя». Конечно, мой близкий друг, кого ему еще играть?! Он меня слишком хорошо знает. Насчет брани… Да, пару лет назад правительство выпустило совершенно дурацкие, глупейшие постановления по поводу нецензурной брани, звучащей со сцены. К счастью, наша постановка не попала под этот закон, так как вышла еще до его подписания.
Если любое произведение содержит подобную лексику, то должно подпадать под определенную категорию зрителей – 18+. Соответственно при входе в театр ни ребенка, ни подростка на такой спектакль не пустят. Вот и все ограничения, какие должны быть. Театр не занимается пропагандой, это произведение искусства. Это же не митинг! Так что подобные законы – довольно глупая история. К сожалению, дураков при любой власти много. А как вообще возможно, чтобы герои нашего спектакля – музыканты-панки – выражались по-другому?! Они просто не знают другого языка. И это вообще не рассматривается как нецензурная брань. В данном случае это литературное произведение.
– А вы были на премьере скандально известного балета «Нуреев»?
– Нет, не был. Конечно, слышал шум вокруг балета, говорили о цензуре: мол, обнаженки много. Я в интернете искал и нашел фотографию обнаженного Нуреева. Стал читать разные мнения. Говорят, там и баннер с этим снимком размыто показан на доли секунды. Но как меня, взрослого человека, это может шокировать?! Есть же вещи, связанные с законом или беззаконностью. Порнография? Тогда это уже противозаконно… Большой имперский театр, там, наверное, не дураки работают! Они же понимают, что можно, что нельзя. Повторюсь, театр или кино не является территорией пропаганды, это территория искусства. И ни попы́, ни какие-то а-ля патриоты, никто не имеет права на это претендовать. Если ты не хочешь – да не ходи, иди, куда ты хочешь. Это и является демократией.
– Сейчас многие спорят: имеет ли право государство, которое выделяет деньги, вмешиваться в творческий процесс, диктовать какие-то условия.
– Да любое государство имеет право, хотим мы этого или нет. Когда мы были молодыми ребятами и жили в другом государстве, вопрос цензуры стоял очень жестко. Книги «Мастер и Маргарита» или «Москва – Петушки» в самиздате ходили. За музыку, которая теперь звучит на любой радиостанции, в тюрьму сажали. Катастрофическая цензура от престарелых дедов. И мы выступали против нее. В любое время, в любой стране это в той или иной мере есть. Так же, как и пропаганда. Когда мы с вами платим автомеханику за то, что он меняет масло в нашей машине, мы обязаны спросить: «Что туда влил?» Государство должно контролировать, но, по сути, не контролирует ни черта! Потому что рука руку моет еще с давних времен. Государство закрывает глаза на систему: этому – дадим, этому – не дадим. И тогда пошли откаты, об этом мы все знаем.
– Приходилось с этим сталкиваться?
– Бог миловал. Я делаю такие вещи, которые государство никогда не финансировало. В этом смысле я свободный человек. Но если бы мне потребовалось что-то от этого государства, я был бы только за, чтобы оно меня контролировало.
– Но это же будет делать такой чиновник, который мало что понимает в том, что вы делаете.
– Понимаете, отчет и контроль – вещи обоюдные. Пусть чиновник дядя Вася – дурак, полный кретин, но с ним легче. Потому что, когда я даю финансовый отчет кретину, пусть он мне выпивает весь мозг, но я обязан ему предоставить все честно и четко. Со своей стороны имею право требовать от него дать возможность честно закончить свою работу. Если он в чем-то против, пойду к вышестоящему кретину. Но это должны быть единые правила для всех – и для режиссера в каком-нибудь маленьком театре, и для деятеля, которому в Кремле медальку повесили. У нас, к сожалению, далеко не так.
– Вы сейчас имеете в виду ситуацию вокруг режиссера Кирилла Серебренникова?
– При чем тут он?! Кирилл уже стал сослагательным наклонением. Его можно рассматривать не как человека, которого я знаю и отношусь с уважением, а как режиссера, за которым – тот самый контроль. Я не знаю, что там происходит у зубастых творческих акул. Но у палки всегда два конца. И на любое «да» есть всегда «нет». И они должны сойтись в середине. Только тогда будет все работать так, как надо. Лампочку же зажигают «плюс» и «минус». Колоссальное беззаконие происходит на всех уровнях и в любых сферах. Я всю свою жизнь хочу быть законопослушным человеком, но мне не дают. И это катастрофа. И это скажет вам любой человек, который так или иначе связан с работающим трудовым коллективом. У нас же постоянно меняются законы, вносятся поправки.
– На это чиновники вам возразят, что в стране идут реформы.
– Так сколько можно?! Тридцать лет уже. Все должно быть быстро: пришел реформатор – машина пошла. Он должен забросать в топку уголь – и паровоз поехал.
– Игорь Иванович, вы же поставили как режиссер несколько фильмов. Почему давно не снимаете?
– Да потому, что я как тот баран, который бьется в новые ворота. Всю жизнь! И ворота эти всегда новые, блин. Но ничего не получается. Режиссер располагает, продюсер предполагает и так далее. Да, есть идеи, но мои заявки на финансирование фильма никто не примет. Я – отдельно взятая единица, передвигающаяся в пространстве. Должен сначала убедить кого-то из продюсеров в кинопроизводстве, чтобы мой сценарий подавался на заявку. По-английски называется сейчас «питчинг». Но деньги государство дает тем, кого знает. Ну, десяти придворным пацанам. Я не вхожу в этот пул.
– Вспомнил сейчас, вы сказали в интервью, что «война двигает вперед науку, искусство и инженерную мысль». Вы действительно так думаете?
– Это не мое выражение, но я полностью поддерживаю эту мысль. Хотя я лично против всякой войны. Но вдумайтесь… Каждое государство борется за выживание, соответственно борется всеми ресурсами. Военное дело – это фундаментальная наука. Почему американцы воюют по всему миру?! Потому что торгуют оружием. НАТО бомбило Югославию зачем? Идет научная работа, они испытывают новое оружие. Безусловно, и наши вооруженные силы в Сирии испытывали новые системы вооружения.
– А мне, как обычному обывателю, который не хочет войны, никогда не знал даже о Сирии, чем это полезно?
– С 1945 года по сегодняшний день наша страна не жила никогда в Великой Отечественной войне. Вот чем полезно! Чтобы мирное небо над головой. Ничего нового я не сказал. Новые виды оружия изобретались: винтовки, потом пулеметы, затем бомбы, атомные бомбы. Когда изобретают новейшее тотальное оружие – война уже невозможна! Прекрасная идея! Опасность войны остается. Будет ли изобретено новое оружие? Очевидно. Если только не прилетит метеорит и не уничтожит нас к чертовой матери, чтобы потом, через миллионы лет, зародилась какая-то новая жизнь.
Перанов Олег
